Мальчик нарасхват

***

В итоге, следующие несколько дней я провалялся с простудой. Первый день было особенно тяжко: высокая температура держалась до самого вечера, заставляя Вадима недовольно кривить лицо и старательно скрывать обеспокоенные взгляды; я был весьма щедр на сопли, из-за чего даже Матвей одолжил мне свой платок. Вернее, подарил, сказав, что платок - вещь личной гигиены и не может принадлежать нескольким людям сразу. Я спорить не стал, поблагодарив мужчину и даже несколько проникнувшись к нему из-за его доброты.

Ну, еще по телу волнами налегала характерная слабость и слезились глаза. Разгуливать по дому в таком “мертвецком” состоянии мне никто не дал: Матвей заявил, что не хочет весь свой отпуск болеть, а щетинистый гад проворчал, что от меня и так хлопот выше крыши.

Несмотря на то, что я весь день провел в спальне Вадима, со скучающим видом пялясь на спину последнего (он подолгу молча сидел за компьютером, иногда поворачиваясь для того, чтобы поглазеть на мою кислую рожу и смерить температуру), спать мне пришлось в зале. Я особо обижаться не стал, понимая, что мне и самому не захотелось бы спать вместе с больным человеком.

Затем мне стало значительно легче. В том плане, что температура больше не подкашивала ноги, и я мог спокойно передвигаться по квартире, хлюпая носом. Капель для носа у Вадима почему-то не нашлось, а идти в аптеку он отказался, мотивируя тем, что капли вызывают привыкание. Поэтому, размышляя над его словами, я выводил мужика из себя тем, что каждые пять секунд оглушительно шмыгал и везде забывал свои многочисленные платки.

Иногда я специально садился поближе к хозяину квартиры и смачно сморкался, отчего того каждый раз передергивало. Надо же, вроде врач, дома свинарник, а брезгливое выражение с лица так и не проходит. Будто овощей обожрался. Даже Матвей и тот терпимее относился, принося мне мои платки (после этого, правда, сразу же отправляясь мыть руки). Наверное, потому что слушал мои «швырк-швырк» только утром и вечером, когда приходил откуда-то.

– Эй, сопля, - грубым голосом смурно окликнул меня Вадим, - достал ты со своим насморком.

Гордо проигнорировав мужика, я продолжил пялиться в телевизор. С недавних пор кроме коротких односложных фраз я ему ничего не говорил, нехотя открывая рот только когда мой ответ был жизненно необходим. Раз уж решил ненавидеть, то давиться ядом буду до конца.

Правда, мое поведение произвело несколько иную реакцию, чем ожидалось: спиной я чувствовал пожирающий взгляд, а сам Вадим стал в два раза чаще разговаривать со мной. Ну, как «разговаривать»… Скорее, старался задеть колкой и даже грубой фразой. Вероятно, ситуация с моим молчанием изрядно подбешивала мужика.

– Пацан! Оглох, что ли?

Выждав несколько долгих секунд, я все же соизволил повернуть голову на голос. Мрачный Вадим, стоя в дверном проеме кухни, прожигал меня взглядом. Прежде чем что-то сказать, он пустил в потолок густой смог, вытащив сигарету изо рта.

– Смотри, что у меня есть.

Мужчина поднял руку на уровень груди, зажимая что-то пальцами. Присмотревшись, я разглядел только небольшую прямоугольную упаковку. Непонимающе наморщил лоб. Вадим, фыркнув, кинул коробочку мне, которую я неловко поймал.

– Капли?
– невольно вырвалось изо рта удивленное, стоило рассмотреть упаковку вблизи.

Хозяин квартиры, прищурившись, молча отвернулся, не прекращая дымить.

***

– Стой. Пацан, а ну сюда дуй!
– холодящий душу рявк, из-за которого приходится подчиниться.

– Температуры нет?

– Нету.

– Ага, в тот раз ты тоже так же сказал… Да не брыкайся ты, дай я сам смерю!

Вздох. Большая теплая ладонь касается лба, застыв на несколько секунд под напряженное сопение. Позади слышится смешок, а следом и насмешливый голос:

– Зыкин, ну ты прямо мамочка: волнуешься, ухаживаешь. Вселяешь надежду, что ты еще не потерян для общества.

Матвей получает тяжелый взгляд в свою сторону и дальновидно замолкает. Вадим, посмотрев на меня, выдает:

– Вроде нет… Шуруй.

Машинально кивнув, я разворачиваюсь. Наконец-то можно помыться! Запашок пота уже и меня заставляет морщиться, а сальные грязные волосы только дополняют неопрятную картину. Раньше, еще вчера или позавчера, вымыться было нельзя: на несколько дней отключали горячую воду. Вроде трубы ремонтировали, не знаю. Греть воду в кастрюльках Вадим отказался напрочь, найдя неплохую отмазку, что я болен. И что, не мыться теперь?

На полпути к ванне я резко затормозил: вспомнил, что сухих полотенец там нет. Повертев головой, вспомнил, что одно из полотенец уже несколько дней висит на батарее в спальне у Вадима. Развернувшись, направился прямиком туда.

Возвращаясь с зеленым махровым полотенцем в обнимку обратно, увидел копошащегося в коридоре Матвея, который, напевая себе что-то под нос, куда-то собирался. Рядом, прислонившись плечом к стене, стоял щетинистый мужик, грозно хмуря лоб. Решив подождать, пока в проходе станет более просторно, застыл неподалеку. Видимо, мужчины до этого о чем-то разговаривали, потому как Вадим вдруг фыркнул.

– Иди уже!

Резко распрямившись, Матвей в ответ ему состроил гримасу.

– А вот и уйду!

– Можешь не возвращаться.

Блондинистый мужик, не прекращая что-то критически рассматривать в зеркале, возмущенно выгнул брови:

– Вот всегда ты так. А вдруг со мной взаправду что-то случится, и ты больше меня никогда не увидишь?

Хозяин квартиры некоторое время ничего не отвечал, размышляя. Потом съязвил:

– Ну да, что же я такое говорю. Ты ж мне денег должен.

Матвей только не поперхнулся. Протяжно вздохнув, пожаловался:

– Какой ты все-таки меркантильный, зараза.

– Я не алчный торгаш.

– Но близко к этому, - заметил гость и, быстро взглянув на пасмурного Вадима, торопливо развернулся к входной двери.

Пронаблюдав эту семейную сцену, я незаметно проскользнул в ванную комнату, закрывшись на щеколду. Повесив полотенце на крючок и быстро сбросив одежду на кафельный пол, с блаженной улыбкой погрузил свое тело в горячую воду, которая была набрана заранее.

Из ванной комнаты я выполз часа через полтора, не раньше. Как итог: слабость и вялость по всему телу, а также несильная головная боль из-за долгого пребывания в горячей воде.

С облегчением вдыхая прохладный воздух полной грудью, потрепал себя по влажным волосам. Стараясь быстрее пройти на цыпочках холодный пол, чтобы оказаться на мягком ворсу ковра, вскинул голову. В тот же момент глаза мои расширились, сердце затрепетало, а изо рта вырвался невольный возмущенный возглас:

– Эй!