Маленькая женщина Большого

— Надо посмотреть… — решительно говорит Лис и протягивает руку в ручке двери.

— Стоять, блядь, — рычу я злобно.

— Но, Виталий Борисович…

— При всем моем уважении…

— Отошли, мать вашу!

Стоны прекращаются, и эта тишина куда сильнее бьет по нервам, чем то, что было до этого. У меня реально сердце останавливается. Почему она молчит? Что там?

Тяжело иду к двери, каждый шаг ощущается каменным, неловким каким-то.

И страшно мне! Так страшно, как вообще никогда не было!!!

Дверь открывается за пол мгновения до того, как доползаю до нее.

Мама строго изучает нас троих, напряженных, словно псы на охоте, только что лапы не подбираем, поджимает губы.

— Виталик, распорядись, чтоб чаю принесли, сладкого, — коротко говорит она.

И разворачивается, чтоб уйти обратно!

Едва успеваю прохрипеть:

— Мама… Как Вася? Можно мне зайти?

— И мне!

— Мне!

Мама снова по очереди смотрит на нас, трёхголовое чудище с одним на троих бешено бьющимся сердцем, затем вздыхает и, повернувшись, коротко спрашивает:

— Валентина Сергеевна, можно я их пущу, на минуту? А то как бы не пришлось еще их реанимировать…

— Да, только на минуту, — коротко отвечает спокойный женский голос.

И мы, даже не переглядываясь, ломимся в дверь одновременно.

Правда, я успеваю чуть пораньше, плечами отжимаю себе преимущество, делаю шаг вперед, жадно выискивая взглядом дочь.

Она сидит на кровати, откинувшись на подушки, бледная, лицо все в бисеринках пота, венка на виске такая яркая, болезненная.

Замираю, не в силах сделать шаг.

А за моей спиной, потолкавшись плечами в дверях, вваливаются в комнату эти два придурка, из-за которых моя дочь сейчас мучается.

Они, в отличие от меня, не тормозят, преодолевают расстояние до кровати буквально в один шаг, синхронно тянут лапы к Васе.

— Малышка…

— Маленькая…

— Куда? — грозно окрикивает их боевая чихуяшка, — грязными руками!

Это так у нее командно получается, что парни мгновенно замирают, словно выученные сеттеры, опускают лапы, только взгляды от Васи не отводят.

— Все… хорошо… — шепчет она, улыбается даже устало, — только устала… И больно очень…

Ее голос подрагивает, и мне физически больно от этого!

И от понимания, что ничего сделать не могу! Помочь никак!

Мы заперты в этом доме, без возможности даже выйти!

В любой другой ситуации я бы сюда уже море врачей нагнал! Но сейчас… Да что же это за выверт такой у судьбы? Ладно, меня, мне — за дело!

Но Васю мою — за что?

Она же — нежная, ранимая, сама невинность! Чистая душа!

Не надо ее! Меня! Меня наказывать надо!

Но не ее!

— Ой… — Вася прижимает руки к животу, запрокидывает голову, — ой-ой-ой…

— Вася!

— Маленькая!

— Так, на выход все нервные мужчины! — снова командует маленькая женщина, единственная из всех, пожалуй, не теряющая силы духа и самообладание. — Валентина Дмитриевна, попрошу вас…

— Вон пошли! — рявкает мама, жестко указывая мне на застывших у кровати Васи парней. — Виталик!

Собираюсь с силами и за шкирку выволакиваю обоих зятьев из комнаты.

Они не сопротивляются и, похоже, вообще не отдупляют, что происходит. Взглядами жадно и отчаянно жрут выгнувшуюся на кровати Васеньку.

Толкаю их на диван в соседней комнате, затем, выдохнув, выглядываю в коридор:

— Эй, кто там? — и командую появившемуся Сашку, — скажи на кухне, чтоб чаю принесли. Сладкого. Черного. — И, подумав, добавляю, — и коньяка бутылку.

Сашок, кивнув, пропадает.

Вася за стеной снова начинает стонать, я смотрю на дверь, на молчаливых бледных Камня и Лиса.

Блядь…

Как хорошо было бы по стенам научиться…

Помогло бы мне сейчас, определенно.

Вася стонет все надрывней, все громче, и, клянусь, это — самые страшные минуты в моей жизни! Те, что потом буду в кошмарах видеть. И каждый раз покрываться холодным потом.

Что-то коротко говорит маленькая женщина, что-то бормочет успокаивающе мама…

И Вася снова стонет. Да так жалобно!

Су-у-ука…

Вспоминаю, что хотел поставить церковь рядом в деревне, восстановить ту, что разрушили во время революции, да как-то все не успевал…

Клянусь, поставлю! И купола… Чистым золотом… Только чтоб с ней все хорошо было! Ну, пожалуйста! Я же так редко что-то просил… Пожалуйста!

Резкий, пронзительный крик младенца служит мне ответом на мои молитвы.

Не помня себя, срываюсь с места, опять успевая первым, вваливаюсь в комнату без разрешения, чуть не снеся с пути маму, как раз, судя по всему, идущую сообщать новость.

Следом за мной толкаются Камень и Лис.

И мы все втроем замираем на пороге, уставившись на маленькую женщину, держащую на руках младенца.

Она поднимает взгляд от красного сморщенного личика и улыбается:

— Девочка. Хорошенькая. Вся в маму.

8. Мужчина с младенцем на руках

Василиса — боец.

Держится молодцом, не паникует, просто так не кричит, бесполезно тратя силы, правильно дышит, строго следует моим указаниям. И ее бабушка — это, конечно, неоценимая помощница. Подарок небес.

Утешает, все слышит с первого раза, не пытается лезть со своим ценным мнением, аккуратно выполняет все, что я ей говорю.

И явно действует на внучку умиротворяюще.

Втроем мы справляемся.

Тем более, что роды у Василисы проходят, как по учебнику, эталонно, можно сказать.

Единственное, что быстро слишком для первых родов, от начала первых регулярных схваток до полного раскрытия шейки матки и, собственно, потуг проходит примерно часов шесть… Но это тоже вписывается в нормативы.

До моего появления тут, как я понимаю, творилось форменное безумие, ведущую партию в котором играли сумасшедшие мужчины, дед и двое едва держащихся в рамках цивилизованности молодых мужчин, один из которых, как я понимаю, приходился отцом будущему малышу, а второй…