Маленькая женщина Большого

— Вы не представляете себе…

— Ну… — пожимаю я плечами, даже не желая углубляться и представлять, — кому будет надо, доберутся и сюда. А пока что давай отдыхать, Валентина Сергеевна.

Последнее я произношу с юморком, давая понять, что не такой уж я медведь, как она наверняка решила, и вполне способен запоминать имена. Когда мне это нужно.

— Как именно? — настороженно уточняет она.

Ох, рассказал бы я тебе, как. И показал бы…

— У меня хороший СПА-комплекс тут, — говорю я спокойно, — бани, турецкая, финская, русская… Джакузи. Бассейн большой крытый. — Делаю паузу и бросаю камешек наудачу, — могу сделать массаж. Говорят, я в этом неплох.

Она вздрагивает отчетливо, в огромных глазах мелькает замешательство.

— Эм-м-м… Спасибо. Я бы хотела просто отдохнуть.

— Нет проблем, — я поднимаюсь с корточек, протягиваю ладонь, — пойдем, покажу тебе комнату.

— Я бы сначала хотела посмотреть на Василису…

Киваю и настойчиво предлагаю свою ладонь.

Хочется, чтоб коснулась.

Пусть дотронется, блядь!

Просто дотронется!

И Воробушек, чуть поколебавшись, аккуратно вкладывает свои тонкие пальчики в мою лапу.

Сдерживаюсь изо всех сил, чтоб не сжать, не дернуть на себя, впечатывая хрупкое тело в свою, превратившуюся в горячий камень, грудь.

Прикрываю на мгновение глаза.

Падение. Это падение.

11. Кровать большого медведя

В комнате новоиспеченной мамочки полная идиллия.

Василиса спит, ее дочь — тоже, а ее мужчины, если я, конечно, верно понимаю суть этих тройственных отношений, сторожат их сон.

Темноволосый здоровяк в кресле покачивается чуть-чуть и смотрит, не отрываясь, на малышку, уютно устроившуюся в его лапах.

Умилительно до безумия.

Светловолосый котяра обнимает Василису, так бережно, с такой любовью, что мне даже смотреть на них неловко становится.

Дед малышки лишь заходит в комнату, окидывает настороженно дислокацию хмурым взглядом, щурится предупреждающе на вскинувшегося темноволосого, затем строго — на приоткрывшего один глаз блондина, скользит тепло и ласково по спокойным умиротворенным лицам дочери и внучки…

И выходит за дверь.

А я тихо, надеясь не разбудить мамочку, инструктирую здоровяка, чтоб, я пока в доме, обязательно звали, когда Василиса проснется. И, если малышка завозится, то ее надо положить мамочке на грудь.

Парень кивает солидно.

И снова смотрит на крошечную девочку в своих грубых лапах.

А потом — на тихонько спящую девушку.

И то, что эту девушку сейчас очень даже по-хозяйски обнимает другой парень, вообще никого не тревожит, похоже.

В этом тандеме всем хорошо и уютно. А если так, то кто я такая, чтоб думать о том, что меня, по сути, никак не касается?

Выхожу за дверь.

Зевс Виталик стоит и терпеливо дожидается меня.

— А где ваша мама? — спрашиваю я, решив, что дополнительный контроль не помешает.

В целом, все прошло замечательно, но я, все же, не акушер, и могу что-то не распознать. Первые сутки — определяющие. А мы тут отрезаны от внешнего мира… Короче говоря, я неуверенно себя чувствую.

Хорошо, что с Василисы и ее малышки не сводят глаз, но…

Хочется лишнего контроля. Не помешает.

— На кухне была, — говорит Зевс, — я ее отдыхать отправлял, но мама…

Тут он замолкает, вздохнув тоскливо.

Понятно.

С такой мамой сложно быть Зевсом, да… Учитывая, что для нее ты всегда будешь сладким маминым пирожочком Виталиком.

Ты можешь быть здоровенным, брутальным, зубастым и крайне опасным для всех окружающих зверюгой. Но мама смотрит на тебя и видит мелкого толстенького карапуза, грызущего игрушки. И шебутного упрямого пятилетку со сбитыми вечно коленками. И хмурого подростка в стадии протеста… Короче, понимаю я Зевса Виталика.

У меня с папой те же отношения были.

Вечно стремилась что-то доказать, чтоб увидел уже, что я давно выросла, что я кое в чем и покруче него буду… А он смотрел так понимающе…

Сердце колет привычной болью, которую я так же привычно смиряю.

И иду за громилой Виталиком к его маме.

Валентина Дмитриевна крутится на кухне у подоконника, что-то выговаривая пестрым фиалкам, буйно цветущим, наплевав на сезон и погоду за окном.

— О, Валентина Сергеевна, — поворачивается она ко мне, — почему не отдыхаете? Виталик, ты что, не показал комнату для отдыха? Там уже все подготовлено.

Зевс Виталик, чуть сжавшись до габаритов, при которых нормально можно пройти в проем двери, что-то бормочет себе под нос. Вероятно, не особо лестное по отношению ко мне.

Но я не вслушиваюсь, не до него.

Коротко инструктирую Валентину Дмитриевну о том, на что обращать внимание, когда Василиса и ее дочь проснутся, и что меня надо сразу же приглашать, а не ждать, пока отдохну и так далее. Отказываюсь от перекуса и иду уже за хозяйкой дома в отведенную мне комнату.

— Вы не переживайте, ребята глаз с них не спустят теперь, конечно же. Но я тоже буду смотреть, а то мужчины… Сами понимаете… Вот сюда, — Валентина Дмитриевна открывает дверь, приглашая меня зайти. — Комната небольшая, но здесь есть ванная, там все принадлежности. И, если захотите отдохнуть и расслабиться, то вот эта дверь, — она кивает на дверь рядом, — в крыло СПА-зоны. Там очень хорошо. Даже я, с моим давлением, захаживаю. Не парюсь, конечно, но бассейн люблю. И джакузи тоже. Так что обязательно посетите. Обычно там дежурит массажист, но тут Виталик всех лишних людей по домам отправил. Только охрану оставил, да обслугу в отдельном домике. И Сашу с Сеней, конечно…

Она вздыхает, улыбаясь виновато, а затем продолжает:

— Вы их извините, дураков. Мужики же, что с них возьмешь… Старательные и даже умные, но, когда дело касается родов, могут совсем головы отключать. А тут на них еще и Виталик наорал, запугал…

Я вспоминаю здоровенные широкоплечие фигуры мужиков, которые тащили меня, конечно, уступающие по габаритам их начальнику, но все равно крайне пугающие и внушительные, и только киваю.

Ну что тут скажешь?

Силен Громовержец Виталик…

— Ну, все, заболтала вас! — Валентина Дмитриевна идет к двери, — отдыхайте! Приходите в себя. Напитки вот тут, в баре. А покушать — на кухню в любое время. Или утром уже — завтракать. Я вас приглашу.

Она выходит, и я остаюсь одна.

Наконец-то.

Прохожу к огромной дубовой кровати, настолько массивной, что поневоле закрадывается ощущение, что в доме медведей нахожусь из сказки про Машеньку и медведей.

Сейчас зайдет медведь Виталик и спросит грозно: “Кто сидел на моей кровати и помял ее?”