Мальтийское Эхо
Шрифт:
– Да уж, это точно!
– подтвердил мужчина, - ты скачешь в галоп, в прямом и переносном смысле. Crazy horse! А пояс вон там, за изголовьем кровати. Ты сначала попросила связать тебе руки, затем попросила развязать и швырнула его туда.
– Всего не припомню, но я, наверное, боялась поцарапать тебя?
– тревожно спросила женщина.
– Было большое желание царапаться? Необычное для тебя?
– ответил вопросом на вопрос Андрей.
– Да, большое... Да, необычное... Так я царапалась?
– Все было... Я тоже ведь мог... И я всего не припомню. Трудно отдать себе отчет и во время и после нашей такой ярой любви.
–
– Вот, последний больше всего подходит. Следы-то на коже шеи, плеч и груди у обоих, - ответил Андрей.
Он подошел к зеркалу. Всматривался в свое отражение так внимательно, наверное, впервые за последние 10-15 лет. Верочка, совершенно обнаженная тихонько встала рядом. Оба молчали и с волнением смотрели в зеркало, и казались и себе и друг другу новыми, теперь другими. А какими?
... Пока Игорь вез друзей к парому, они договорились с ним, что на "ноябрьские", как выразился Андрей Петрович, он приедет в Петербург.
– Ухом клянусь - приеду!
– улыбнулся художник.
– На неделю. А в кафе как раз проведу ремонт на кухне и в подсобке. Человек для присмотра у меня надежный есть.
Когда уже Вера и Андрей собрались подняться на палубу, Игорь вручил им большой пакет, обернутый картоном и скотчем.
– Буду рад, если эта моя работа не обременит вас в дороге и понравится. Она в жестком паспарту и в подрамнике. Не помнёте. Но в багаж не сдавайте и раскройте уже дома.
– Как это замечательно! Огромное спасибо! Уверенна, что там - сказка!
– воскликнула Вера.
– Да, там есть некая тайна. А может - две, - как-то загадочно подтвердил Игорь.
– Все, счастливого пути!
– Удачи вам! Рисуйте! Будем ждать встречи!
– неожиданно эмоционально для себя сказал Андрей.
Но бСльшей неожиданностью было то, что на глазах своей подруги он увидел слезинки. И еще бСльшей то, что его сердце кольнула ревность.
"Вот это сюрприз! Седина в бороду, а бес..." - подумал Андрей Петрович.
Паром отошел уже метров на 200 от причала, а Игорь все стоял и махал рукой. Как хотела Вера Яновна. И как хотел бы он, чтобы в его жизни появилась женщина, которая махала бы ему рукой, ждала, а он стремился бы к ней. И тоже махал рукой при кратком расставании с ней. И как хотел бы он не хотеть этого. Чтобы не вляпаться снова в... не попасть в капкан ложных отношений, гнилых связей, просто вранья. Люди держат в руках хрупкую чашу их отношений. И вдруг волнение, обида... руки задрожали... А ведь так бережно вместе держали свой сосуд любви.
А корабль плыл. И тянул за собой новую невидимую нить, что соткалась тут, на Сицилии, и вплетётся в бесчисленную паутину других нитей. Они будут наматываться в клубок. И кто-то любознательный, может он станет называть себя историком, начнет попытки распутывать нити.
А для Веры Яновны и Андрея Петровича, да и для всех путников, отплывающих на пароме, шел обратный отсчет. Дальше от берега... дальше... и вот видимость земной тверди становится нулевой. Но начинается приближение к Новому...
– 25-
– "Рукописи не горят", барон. Вам бы следовало об этом знать, - вдруг донеслось откуда-то сверху, из крон платанов.
Гомпеш вздрогнул от неожиданности. Совсем рядом с ним стоял человек в черном плаще. В руках он держал шпагу. Это был тот самый... тот самый... из его тяжелых сновидений.
– Кто вы? Как подошли сюда незаметно? Калитка закрыта, а на тропинке секунду назад никого не было! Такая полная луна! Я бы... Или вас нет... и это из-за моей... душевной болезни?
– Я вижу, барон, вы узнали меня, - грустно улыбнулся "тот".
– Люди всегда узнают меня.
– Что вам нужно?
– Называйте меня мессир, - он стал строг, и голос приобрел гулкость эха.
– Да, вы больны и я иногда навещаю ваше подсознание... ночью... во снах.
Барон с трудом, на подломленных коленях поднялся со стула, опершись рукой на край перил крыльца.
– Мне от вас, барон, ничего не нужно. Я лишь хочу полюбопытствовать: зачем вы раздвоили Пергамент и Укладку?
– мессир достал из под плаща футляр.
– Какая безумная наивность! И невежливость! Это, - он показал на Укладку,– моя вещь!
Барон, конечно, понял, что разговаривает с Сатаной. Но вот наяву ли? Или во сне?
– Я хотел... я должен уберечь христианский мир от Зла!... от Тебя!
– барон снова опустился на стул, бессильно, едва не промахнувшись мимо.
Сатана рассмеялся:
– Вот... свою задницу и этот стул вы не способны уже соединить!
Гомпеш возмущенно замахал руками и зашевелил губами, но мессир остановил его телодвижения ударом шпаги об пол.
– Мне не лгут! Ты, Фердинанд фон Гомпеш, бывший великий магистр, хотел "усидеть на двух стульях", угодить "и вашим и нашим". Да, ты всегда себя считал хитроумным и отличался осторожностью. И вот теперь твоя болезнь - раздвоение личности. Типичнейший случай.
– Но Орден был в опасности и погибал! Что нам нужно было делать?
– Что должен делать рыцарь? Драться!
– С Наполеоном?
– Гомпеш опять вскочил и шевелил губами, подыскивая наиболее весомые аргументы в свою защиту.
– Да, драться и погибнуть!
– глаза мессира пронзали барона насквозь, будто его шпага.
Барон еле стоял на ногах. Мутные от смятения и страха глаза его неотрывно смотрели на Укладку. "Откуда она у него? Он же раздвоил... Ах, это же Сатана, всесильный князь Тьмы...". Затем он перевел взгляд на шпагу мессира. "Пусть бы эта шпага наконец пронзила мою измученную грудь", - взгляд Гомпеша уже умолял об этом.
– Нет, барон! Эта шпага для избранных героев. А вы умрете сегодня другой смертью. Вы свернете себе шею!
Человек в черном плаще повернулся и стал удаляться, постепенно будто погружаясь в землю. Шпага его осталась воткнутой в камень. Барон своими бессильными уже руками схватился за эфес, пытаясь выдернуть шпагу, но она вмиг обернулась змеей и исчезла в траве.
Он, покачиваясь и держась рукой за сердце, направился в свою хижину. Прилег на кровать. Нужно поспать, а с рассветом пойти на море, чтобы наловить немного рыбы.