Маневры памяти (сборник)
Шрифт:
Когда канал построен, братьев Исаевых ссылают в Бийск, затем переводят на поселение еще куда-то…Тетя Надя с дочкой следует за мужем неотступно. Заработок – это продажа каких-то куколок, которых она шьет из тряпья. Каким-то образом, и география этого контакта мне не ясна, Исаевы (это уже последняя треть тридцатых) пересекаются с женой «всесоюзного старосты» М. И. Калинина – эстонкой Екатериной Иогановной Лорберг-Калининой. Является ли Калинина в это время уже заключенной или еще не арестована, не знаю, от некоторых деталей ее биографии леденеешь (донос на родного брата, которого в результате этого расстреляют), но факт есть факт – Исаевым она чем-то помогла. Может быть, даже не только освобождением, а и тем, что Сергей Николаевич вступил в партию. Но зачем, зачем ему, «каналоармейцу», это было нужно?? Возможно, впрочем, что по этой именно причине года за два до войны Исаевым разрешают
IV
1941 год. Война. Уже через месяц фронт приближается к Новгородчине. Сергею Николаевичу пошел шестой десяток. Они оба с братом изношены на Беломорканале, но Борису еще нет пятидесяти, и хотя в действующую армию его и не берут, военкомат дает ему задание в эвакуацию не уезжать, а организовывать партизанский отряд. Сергей же с семьей грузится на подводу (другого транспорта уже нет) и двигается на восток, подальше от фронта. Умудренный последним десятилетием, он понимает, что бывшему «каналоармейцу» самовольно оставаться в оккупации категорически нельзя. Каким-то образом они добираются до… Не буду называть это место. Отдельные фразы о нем и этом времени слышал от тети Нади – дикая антисанитария, кругом сифилис. Как избавление – лесная школа, куда удается определить Налю (Наташу), у которой открылся туберкулез.
Некоторые детали партизанской деятельности Бориса Николаевича мне известны от его племянницы. До Крестец немцы немного не доходят, [35] и отряд Бориса Николаевича каким-то образом перебрасывают через фронт. К зиме немцы уже под Москвой. Задача отряда – всемерное привлечение внимания немцев, чтобы ни один их солдат с этого участка фронта не был отправлен под Москву. Отряду предписано все время находиться в движении, оставляя для немцев явные следы своего пребывания. На весь отряд, численности его не знаю, из оружия выдан один пистолет.
35
Мистическое совпадение – Батый тоже дальше этого места не пошел.
И отряд, состоящий из людей отнюдь не молодых, совершает многокилометровые рейды по свежим сугробам. В эту необычно морозную зиму на Новгородчине много солнечных дней, и глаза Бориса Николаевича вскоре не выдерживают – он слепнет от сияния снега. Эта болезнь, как известно, остановила не одну полярную экспедицию. Но отряду останавливаться нельзя, назначать командиром никого другого Борис Николаевич полномочий не имеет, и еще этот пистолет… И он приказывает, чтобы его и ослепшего водили в цепочке передвигающихся. На какой-то день он, механически следуя за тем, кто ведет его по сугробам, начинает бредить. В этом бормотании мешаются годы и лица, германская война, молодость, давние происшествия… И, так бывает только в приключенческих фильмах – тот, кто сейчас ведет Бориса Николаевича по сияющему снегу, неожиданно расслышав название ресторана «Медведь», настораживается и понимает, что был участником того происшествия, о котором в бреду бормочет командир… Тут остается только гадать, какие повороты судьбы привели приятелей молодости через тридцать лет на одну и ту же протоптанную в снегу тропу в тылу неприятеля. И почему не узнали друг друга раньше? И почему для этого одному из них надо было, временно ослепнув, бредить? Но как встретились, так потом и расстаются. Сюжет этой встречи, и это тоже реальная жизнь, не имел дальнейшего продолжения.
А потом были послевоенные Крестцы. И вернувшегося из эвакуации Сергея Николаевича то назначали директором Крестецкой средней школы, то снимали, то назначали вновь, а Надежда Петровна преподавала иностранные языки и музыку. Позже, в 1960–1970-е, почти все жители Крестец, за исключением совсем старых, были учениками Исаевых. При этом поскольку Надежда Петровна была доброты, отзывчивости и наивности беспредельной, то она оставалась навсегда другом семей не только своих учеников, но и их детей, а то так и внуков. Характерен, например, такой эпизод. Крестцы, продуктовый магазин. Конец 70-х – то есть масла в магазине не бывает никогда, мясо – раз в несколько дней. Очередь.
В магазин входит Надежда Петровна. Голос продавщицы: «За мясом не стойте. Осталось только Надежде Петровне!» Надежда Петровна, в непритворном изумлении: «Ну, почему именно мне? Я же только вошла?» Вся очередь: «Вовремя и вошли, Надежда Петровна!»Сергей Николаевич умер в 1961-м на семьдесят первом году своей жизни, что для человека, копавшего Беломорканал, вероятно, близко к рекорду долголетия. Тетя Надя была безутешна до конца своих дней.
V
Теперь о Борисе Николаевиче.
Эпизод с домом, у которого бензопилой выпилили угол, относится уже к концу 1960-х годов. Жену Бориса Николаевича, болезненно худощавую тетю Лёлю я видел в жизни, должно быть, раза два-три, вероятно, это была середина 1950-х. Когда ее не стало, не помню. Во всяком случае, в шестидесятых дядя Боря – хозяин не очень практичный и еще менее рачительный, пытался как-то продолжать вести в одиночку свое хозяйство – большой огород, ягоды (клубника, малина, смородина), что-то из живности (кажется, коза и куры), но все это хоть было и жизненно важно, но…
Но не для того он родился на свет. И случилось так, что нежданно-негаданно, и в деталях никому неизвестно, как это произошло, но каким-то образом Борис Николаевич узнал, что жива та, которая была любовью его студенческих лет. Она помнилась ему по Петербургу, но теперь жила в Москве, и он написал ей письмо. Она ему ответила. И оба вспомнили (интерпретация моей тетки Муси) и ту весну, и цветущую сирень, и сумерки, и калитку. А еще после первых же писем выяснилось (у людей в таком возрасте времени еще меньше, чем у подростков), что мужа своего Оля Капустина (или Салатникова, фамилию я забыл, помню только, что тетка Муся намекала на огород) давно похоронила, детей нет и живет теперь одна в большой и вообще-то совершенно нелюбимой ею квартире. А такая жизнь, как у Бориса – то есть в маленьком старом городке, представляется ей счастьем.
Борис Николаевич помолодел. Ему было сильно за семьдесят, но, видно, порода у Исаевых действительно не из рядовых, и был он жилист и строен, ни намека на то, чтобы горбиться, и все еще не уставал при долгой ходьбе, и десяток килограммов был для него не груз. Да еще – тут уж все ахнули – купил по случаю мотоцикл. Да не какой-нибудь ИЖ-56 в хозяйственную подмогу, то есть с коляской, чтобы не носить сумки или охапку-другую дровец, а трофейный немецкий BMW-одиночку, экземпляр по нынешним временам коллекционный, но тогда еще мелькавший на рынке. Эксплуатировал этот механизм дядя Боря довольно специфически. К примеру, если в колесе вдруг вылетала спица (то есть выскакивала из одного из своих гнезд), то дядя Боря просто выламывал ее из второго гнезда и ехал дальше. Возможно, такая манера была у самокатчиков Первой мировой, когда на них держалась фронтовая связь.
Способ, которым между Борисом Николаевичем и его московской избранницей был заключен брачный союз, еще до того как они после столь продолжительного перерыва (пятьдесят лет) увидели друг друга, мне не известен. Кто-то мне, помнится, доказывал даже, что «брачующихся» (замечательное слово!) никто не вправе зарегистрировать как семейную пару, если они не «предстанут» в загсе совместно. Чушь, по-моему. Трудности, конечно, сопутствовали, но были преодолены.
Невеста из Москвы сообщала о скором прибытии в Крестцы, но сначала, удобства ради, писала она, она пришлет машиной свои вещи. Чтобы ничего не забыть.
И в один прекрасный день в песчаную крестецкую улицу несколькими маневрами вперед-назад вполз с асфальта мебельный фургон. Началась выгрузка. Что-то вносили в дом, что-то в один сарай, потом в другой, где жили куры. Опорожнившись, фургон, пятясь, выбрался каким-то чудом на асфальт.
В дворике, примяв куриный помет, стоял угловой диван карельской березы. Габариты дивана и проемы дверей в пятый раз мерили бечевкой. Надежды были тщетны. Будь диван и вдвое меньше, он все равно бы не прошел. Вот тогда-то старый мотоциклист, поискав глазами среди присутствовавших владельца нужного ему инвентаря, и сказал коротко:
– Неси пилу.
Скажу лишь, что бензиновые пилы 1960-х напоминали своим видом остатки мопеда, попавшего в дорожную катастрофу. И работали соответственно. Присутствующие думали, что Борис Николаевич будет пилить диван, но, как мы уже знаем, они ошибались.
Дня через два после того, как приехала хозяйка дивана, Борис Николаевич, придя к Надежде и Марии Петровнам, был неразговорчив и даже слегка угрюм. Тетки, понятно, на него насели. Как, мол, да что? Как там твоя Оля? Он по-мужски молчал-молчал, но, уходя, не выдержал.