Манфред

Охотник

Что ж видишь ты, иль думаешь, что видишь:

Манфред

Тебя, сын гор, и самого себя, Твой мирный быт и кров гостеприимный, Твой дух, свободный, набожный и стойкий, Исполненный достоинства и гордый, Затем что он и чист и непорочен, Твой труд, облагороженный отвагой, Твое здоровье, бодрость и надежды На старость безмятежную, на отдых И тихую могилу под крестом, В венке из роз. — Вот твой удел. А мой — Но что о нем — во мне уж все убито!

Охотник

И ты б со мною долей поменялся?

Манфред

Нет, друг, я не желаю зла тебе, Я участью ни с кем не поменяюсь: Я удручен, но все же выношу То, что другому было б не под силу Перенести не только наяву, Но даже в сновиденье.

Охотник

И с такою Душой, высокой, нежной, быть злодеем. Кровавой местью тешиться? — Не верю!

Манфред

О нет — нет — нет! Я только тех губил, Кем был любим, кого любил всем сердцем, Врагов я поражал, лишь защищаясь, Но гибельны мои объятья были.

Охотник

Пусть небо ниспошлет тебе покой И покаянья сладостные слезы! Я буду поминать тебя в молитвах.

Манфред

Я не нуждаюсь в них; но состраданья Отвергнуть не могу. — Я ухожу Пора — прости! Вот золото — ты должен Его принять. — Не провожай меня — Путь мне знаком, опасность миновала, — Еще раз говорю — не провожай!

СЦЕНА ВТОРАЯ

^{Нижняя долина в Альпах. — Водопад.}

Манфред

Еще не полдень: радуга сияет В потоке всеми красками небес, [10] И серебром блистает столп потока, Свергаясь с высоты и развеваясь Вдоль скал струями пены светозарной, Как хвост коня-гиганта, на котором В виденье Иоанна мчится Смерть. [11] Один я упиваюсь этой дивной Игрою вод, и сладость созерцанья Я разделю в тиши уединенья Лишь с феей гор. — Я вызову ее.

10

…радуга сияет // В потоке всеми красками небес… — «Эта радуга образуется солнечными лучами в нижней части альпийских водопадов. Она совершенно сходна с небесной радугой, — как бы эта последняя спустилась на землю и находится так близко, что вы можете пройти под нею. Это зрелище длится до полудня». (Прим. Байрона.)

11

Как хвост коня-гиганта, на котором // В виденье Иоанна мчится Смерть. — Байроном здесь использовано описание потока, сделанное им в дневнике 1816 года: «…поток изгибается над скалой, точно хвост белого коня, развевающийся по ветру: таким можно вообразить апокалиптического „коня бледа“, на котором едет Смерть».

^{Зачерпывает на ладонь воды и бросает ее в воздух, вполголоса произнося заклинания. Под радугой водопада появляется Фея Альп.}

Прелестный дух, чьи кудри лучезарны, Чьи очи ослепительны, как солнце, На чьих ланитах краски так же нежны, Как цвет ланит уснувшего младенца, Как алый отблеск летнего заката На горных льдах, — как девственный румянец Земли, в объятья неба заключенной! Прелестный дух, затмивший красотою Блеск радуги, горящей над потоком, Дочь Воздуха! Я на твоем челе В твоем спокойном и безгрешном взоре, Где светит мир твоей души бессмертной, С отрадою прочел, что Сын Земли, Которому таинственные силы Дозволили вступать в беседы с ними, Прощен тобой за то, что он дерзнул Воззвать к тебе и на одно мгновенье Узреть твой лик.

Фея

Я знаю, Сын Земли, Тебя и тех, кем награжден ты властью. Ты человек, свершивший в жизни много Добра и зла, не ведая в них меры, И роком на страданья обреченный. Я этого ждала — чего ты хочешь?

Манфред

Взирать на красоту твою — и только. Лицо земли мой разум помрачило, Я в мире тайн убежища искал, В жилище тех, кто ею управляет, Но помощи не встретил. Я пытался Найти в них то, чего они не могут Мне даровать, — теперь уж не пытаюсь.

Фея

Но что же то, пред чем бессильны даже Властители незримого?

Манфред

Ты знаешь, Нет цели повторять.

Фея

Мне непонятны Твои слова, — я мук твоих не знаю. Открой мне их.

Манфред

Мне это будет пыткой, Но все равно, — душа таить устала Свою тоску. От самых юных лет Ни в чем с людьми я сердцем не сходился И не смотрел на землю их очами; Их цели жизни я не разделял, Их жажды честолюбия не ведал, Мои печали, радости и страсти Им были непонятны. Я с презреньем Взирал на жалкий облик человека, И лишь одно среди созданий праха, Одно из всех… — но после. Повторяю: С людьми имел я слабое общенье, Но у меня была иная радость, Иная страсть: Пустыня. Я с отрадой Дышал морозной свежестью на льдистых Вершинах гор, среди нагих гранитов, Где даже птицы гнезд свивать не смеют; Я упивался юною отвагой В борьбе с волнами шумных горных рек Иль с бешеным прибоем океана; Я созерцал с заката до рассвета Теченье звезд, я жадными очами, До слепоты, ловил блистанье молний Иль по часам внимал напевам ветра, В осенний день, под шум поблекших листьев. Так дни текли, а я был одинок; Когда же на пути моем встречался Один из тех, чей ненавистный образ Ношу и я, — я чувствовал, что свергнут С небес во прах. И я проник в могилы, Стремясь постичь загробный мир, и много Извлек в те дни я дерзких заключений Из черепов, сухих костей и тлена. Я предался таинственным наукам, Что знали только в древности, и годы Моих трудов и тяжких испытаний Мне дали власть над духами, открыли Передо мной лик Вечности, и властен Я стал, как маг, как чародей, что вызвал В Гадаре Антэроса и Эроса, [12] Как я тебя; и знания мои Во мне будили жажду новых знаний, И креп я в них, покуда…

12

…как чародей, что вызвал // В Гадаре Антэроса и Эроса… — Антэрос в позднейшей греческой мифологии бог взаимной любви, брат Эроса — бога любви. Здесь имеется в виду предание о том, что в сирийском городе Гадаре греческий философ Ямвлих (ок. 280 — ок. 330) вызвал из двух ручьев богов-мальчиков (Эрос и Антэрос изображались в виде мальчиков, борющихся между собой за пальмовую ветвь).

Фея

Продолжай.

Манфред

О, я недаром длил рассказ: мне больно Произнести признанье роковое. Но далее. Я не назвал ни друга, Ни матери, ни милой — никого Из тех, с кем нас связуют цепи жизни: Я их имел, но был им чужд душою, И лишь одна, одна из всех…

Фея

Мужайся.

Манфред

Она была похожа на меня. Черты лица, цвет глаз, волос и даже Тон голоса — все родственно в нас было, Хотя она была прекрасна. Нас Сближали одинаковые думы, Любовь к уединению, стремленья К таинственным познаниям и жажда Обнять умом вселенную, весь мир; Но ей не чуждо было и другое: Участье к людям, слезы и улыбки, — Которых я не ведаю, — смиренье, — Моей душе не сродное, — и нежность, Что только к ней имел я; недостатки Ее натуры были и моими, Достоинства лишь ей принадлежали. Я полюбил и погубил ее!

Фея

Своей рукой?

Манфред

Нет, не рукою — сердцем, Которое ее разбило сердце: Оно в мое взглянуло и увяло; Я пролил кровь, кровь не ее, и все же Была пролита кровь ее.

Фея

И ради Одной из тех, кого ты презираешь, Над кем ты мог возвыситься, дерзая Быть равным нам, ты пренебрег дарами Властителей незримого и снова Унизился до жалких смертных! Прочь!

Манфред

Дочь Воздуха! Я говорю: я вынес, — Но что слова? Взгляни, как я измучен! Я больше одиночества не знаю, Я окружен толпою фурий; ночью Я скрежещу зубами, проклиная Ночную тьму, днем — проклинаю день. Безумия, как милости, молил я, Но небеса мольбам не внемлют; к смерти Стремился я, но средь борьбы стихий Передо мною волны отступают И прочь бегут; какой-то злобный демон На волоске меня над бездной держит — И волосок не рвется; в мире грез, В фантазии, — я был когда-то ею Богат, как Крез, — пытался я сокрыться, Но, как волну в отлив, меня уносит Из мира грез в пучину темной мысли; С людской толпой сливался я — забвенья Искал везде, но от меня сокрыты Пути к нему: все знания, все чары, Что добыл я столь тяжкими трудами, Бессильны здесь, и, в безысходной скорби, Я должен жить, — жить без конца.