Манул

В тот момент, глядя на стремительно приближающегося волкулаку, Солоха не испытывала страха. Она будто бы чувствовала его боль, его страх и отчаяние. В один миг ей даже показалось, будто бы она сама оказалась в его шкуре. Перед глазами, подобно искре промчались обрывки чужих воспоминаний: одинокое детство дикого человека со звериным сознанием, первое неосознанное убийство, весь ужас и страх осознания преступления и полное раздвоение личности. С годами зверь в душе крепчал, подпитываемый страхами и одиночеством он становился свирепее. Его невозможно было контролировать, с ним невозможно было мириться. И от него невозможно было убежать.

Солоха видела гнев, плескавшийся в его глазах и отчаянную жажду жизни этого несчастного. А еще она видела, как буквально на глазах седеет Добрик, и улетает куда-то в кусты хитрый Митяй.

— Прыгай, идиотка, — донесся до нее голос манула. Краем глаза она видела, как оборотень выпрыгнул с телеги, схватив ее за руку. В последний момент она решительно вырвала свою руку, и манул полетел на землю один, округлившимися от злости и страха глазами глядя на свою спутницу.

— Все будет хорошо со мной, — одними губами прошептала она, попытавшись выдавить ободряющую улыбку. В тот самый момент волкулака вспрыгнул на облучок, повалив в грязь онемевшего купца, и замерев прямо перед Солохой.

Глаза в глаза смотрели они друг на друга. Человек, уличенный в оборотничестве и девушка, еще не осознавшая до конца своей силы. Его хриплое дыхание, словно сквозь какое-то марево доносилось до нее, опаляло кожу лица и шеи, откидывало пряди волос на спину. Ее взгляд, ласковый и сострадательный впервые всколыхнул что-то в душе зверя, помимо жажды убийства. Зверь колебался, так и не решаясь занести лапу для единственно верного удара.

— Тише, тише, — прошептала девушка, протянув вовкулаке руку. В тот момент ей было все равно, что скажут крестьяне. Она не могла смотреть на мучения богами обделенного. И в тот момент девушка не думала ни об охотниках, ни об общественном мнении.

Зверь недоверчиво загудел, зрачки его сузились, пристально вглядываясь в лицо селянки. Зверь искал хотя бы намек на тень отвращения или же страха в лице странной незнакомки, но не находил. А где-то на заднем плане застыли и сельские и наймиты, нерешаясь даже лишний раз вздохнуть, чтобы ненароком не разрушить той странной связи, так внезапно завязавшейся между селянкой и вовкулакой.

До разом обострившегося слуха селянки доносилось судорожное дыхание манула. Девушка чувствовала его страх, но так же и твердую уверенность: в этот раз он ей не поможет, побоится. Да и не нуждалась она в его помощи.

Вовкулака сомневался. Человек внутри сомневался, и зверь не мог пошевелить лапой, чтобы снести последнее препятствие и скрыться в огородах. Все же, они были связаны единым телом, и сегодня преимущество было на стороне человека.

Именно в тот момент какая-то бабка закричала:

— Да убейте его кто-нибудь, наконец!

Этот крик послужил спусковым механизмом и для людей и для вовкулаки. Зверь фыркнул и, отшатнувшись спрыгнул на дорогу, где и напоролся на вилы какого-то расторопного мужичка.

Заскулив, зверь отшатнулся, где его встретили уже деревенские подоспевшие мужики. На пыльную дорогу брызнула первая кровь, смешавшись с отчаянным воплем задетого мужика. Народ охнул, Солоха так и замерла, когда на только отстиранную ткань рубахи брызнула горячая кровь.

Она так и не нашла в себе сил сдвинуться с места или же попросту упасть в обморок так и глядя во все глаза как озлобленные крестьяне напирают на вовкулаку. Оборотень затравленно озирался по сторонам. В какой-то момент его взгляд вновь наткнулся на Солоху, и девушка не смогла сдержаться, засунув руку в карман, где покоился сокровенный мешочек. А в сознании, словно бы только и ожидая подходящего момента, складывались строки древнего наговора.

В какое-то мгновение, когда селянка уже была готова произнести первое слово, что-то стремительно изменилось. Это самое неведомое что-то, заставило Селянку пораженно захлопнуть рот, и, похолодев от ужаса обернуться навстречу тому самому. Этим самым оказался одинокий мужчина, с ног до головы закованный в латы. Медленно, но он все же приближался. И от каждого его шага сотрясалась, земля, заставляя Солоху беспомощно потупить взор. Она чувствовала эту силу превосходства, которая казалось, попросту оплетала охотника с ног до головы. И она испытывала страх, первобытный, животный, твердящий ей бежать немедленно.

Огромным волевым усилием селянка заставила себя замереть, обернувшись обратно к вовкулаке. Загнанный в кольцо он тоже чувствовал охотника, и он не сопротивлялся, лишь зло поскуливал, прожигая мужчину взглядом багровых глаз.

— Долго вы, пане! Еле догнали! — отчитался на подходе какой-то селянин, озадаченно чухая тыковку.

— Ну, так догнали же, — охотник усмехнулся, и словно играючи обнажил клеймор из ножен. Один взмах и семенивший подле него селянин побелел, схватившись за сердце. Невероятно длинный и тонкий он являл собой настоящее подобие красоты и гармонии. Идеальное оружие, вес которого мог выдержать только настоящий охотник за нечистью.

Не глядя ни на кого, охотник прошествовал в круг, не отрывая глаз с вовкулаки. Улыбаясь, он якобы в шутку поигрывал клеймором, заставляя крестьян каждый раз невольно охать и хвататься за сердце. Впрочем, как позже догадалась Солоха, делал он это нарочно, чтобы спровоцировать к нападению именно вовкулаку. И оборотень оправдал ожидания, ринувшись на соперника выпустив когти.

Солоха в ужасе прикрыла рот, чтобы не закричать. В придорожную пыль каскадом хлынула ярко-алая кровь из рваной раны на пузе. Вовкулака же пролетев, стукнулся головой о корпус телеги, на которой как раз сидела селянка.

Уклонившийся от атаки охотник же только улыбнулся, смахивая со стали кровавые подтеки.

— Вот видите, люди добрые, — проговорил он, обведя взглядом собравшихся. — Если кто-то из вас еще не понял, перед вами самый опасный из всех видов оборотней — вовкулака. Он силен, бесспорно, но так же и глуп. Именно поэтому убить его не так-то и сложно.

Солоха отчаянно стиснула руки в кулаки, чувствуя, что отчаянно краснеет. Она не могла без слез смотреть на вовкулаку безжизненной тушей лежащему у днища их телеги, на его судорожное дыхание и выступившие на глазах слезы.

«Нет, я должна вмешаться» — пронзила девушку очередная опасная, но по-своему справедливая мысль.

Тем временем вовкулака поднялся и отряхнулся, обляпав телегу кровью. Досталась и передовому отряду. Сельское общество начало тихую перебранку, поспешно сдвинувшись назад.

Оборотень же хромая побрел к охотнику. Его тело трясло крупной дрожью, но он все же упрямо шел, оскалив окровавленные клыки. Из его глотки вырвался устрашающий рев, заставив особо впечатлительных помянуть Белобога.