Маньякой 2

– Мило. Значит, ты решил отдохнуть именно здесь, да?

– Здесь удобно. Тихо. Дешево. И, что важно, никто не пристаёт. Даже если ты – сверх. А ты, как вижу, пристаёшь. Так что будь доброй, и не мешай моей шаурмотерапии.

Она закатила глаза.

– Ты в курсе, что тебя ждут? Что тебе нужно принять решение?

– Знаю. Потому и пришёл подумать туда, где ещё остались нерасчётливые кусочки жизни. Понимаешь? Где еда не сканируется перед тем, как ты её съешь, и никто не проверяет твою генетическую структуру в каждом чеке.

– Ты драматизируешь.

– А ты слишком привыкла, что всё можно контролировать. Но знаешь, что самое сложное в контроле?

– Что?

– Что он иллюзорен. Всё. Абсолютно всё может рухнуть в любой момент. Проект. Человек. Дело. Сила. А иногда – ты сам. Просто потому что кто-то вёл наблюдение за другой реальностью, и ты оказался у него под ногами.

Она помолчала. Потом наклонилась и откусила угол моей шаурмы. Просто так. Без предупреждения. Даже моргнуть не успел.

– Вот так ты поступаешь со своими клиентами? – пробормотал немного растерянно.

– С потенциальными миллиардерами? Только так.

– Ещё не сказал "да".

– Но уже не сказал "нет". А это в твоём случае – целый шаг.

Мы сидели. Ел спокойно и не торопясь. Она просто ковыряла салфетку. Время замедлялось. Город снаружи жил своей жизнью. Летели дроны, кто-то кричал на парковке. Кто-то, наоборот, смеялся. За стойкой повар в синей повязке уже собирал очередной заказ. В маленьком углу под потолком тихо щёлкнула камера. Наверное, они нас знали. Но здесь это не имело значения.

Допил последний глоток бренди и спрятал флягу обратно в куртку. Вдохнул.

– Всё равно, знаешь, что меня раздражает?

– Что?

– Что это место – всё ещё лучше, чем офис в Остине. Хоть и пахнет горелым маслом и чьим-то амбрэ от стойки.

– Потому что оно – твоё. Настоящее. Без вывесок. Без контрактов. Без условий. Только вот, Костас… – она наклонилась вперёд. – Ты не сможешь остаться в таких местах надолго. Мир уже дёрнул тебя за рукав. И ты уже встал.

Долго смотрел на неё. А потом кивнул.

– Да. Встал. Но пока ещё сижу. И ем шаурму. А значит, всё пока не так уж и плохо.

Она иронически улыбнулась, но ничего не добавила словами. Повернула голову в сторону, будто смотрела в окно, но в действительности просто давала себе время – переварить, понять, оценить. Впрочем, с ней таких пауз уже давно не считал.

– Знаешь, в чём проблема? – наконец сказал ей, не отводя взгляда.

– Откуда ж мне знать, – отозвалась она с оттенком лёгкой, почти ленивой насмешки. – Ты ведь у нас специалист по проблемам. Причём по таким, которых ни в одном ведомстве не числится.

Выдохнул. Медленно. Положил локти на стол, сжал пальцы в замок.

– В том, что наши с тобой отношения… – сделал паузу, ощущая, как слова словно проскальзывают между зубами, – они теперь воспринимаются как короткий, очень удобный для них, поводок.

Она перестала притворяться и повернулась ко мне полностью. Взгляд чуть прищурился – без угрозы, но с вниманием. С таким вниманием, как у того, кто внезапно понял, что следующий ход на доске может быть не его.

– Поводок? – переспросила она. – Ты про кого сейчас?

– Про них. – Потом чуть кивнул в сторону, как будто за тонкими стенами этой бургерной на самом деле сидел кабинет с людьми в дорогих костюмах, которые любили выражение "контрольный пакет" больше, чем собственные семьи. – Они уже видят нас с тобой как форму удобной конструкции. Если что – дёрнули, если надо – подтянули, если слишком далеко – обрезали. Думают, раз мы вместе, то ты – моя страховка. Или я – твоя. А по сути – тыква.

– Прости? – хмыкнула она.

– Ну, как в сказке про Золушку. Карета. Прекрасная. Легкая. Быстрая. Умная. – Сказав это, пожал плечами. – Но стоит кому-то заиграть нужный аккорд – и всё, опять в огороде тыква. Треснутая. С лейблом от разведслужбы на боку.

Молчание повисло. Оно даже вкус у еды украло. Она перестала играть в расслабленную. Села ровнее, плечи чуть напряглись.

– Ты думаешь, я не понимаю? – сказала она наконец. – Думаешь, не знаю, как это всё работает?

– Думаю, ты знаешь лучше меня. Просто у тебя там… привычка. Жить на поводке. А у меня – старая неисправность. Потому что сам тот, кто поводки чинит. А иногда – ломает, если уж не чинится.

– Ты не ремонтник. – Её голос был мягким, но в нём слышалась какая-то нотка, почти хрустальная. – Ты всё в итоге переделываешь. Ты перерабатываешь. Переплавляешь. Ты не оставляешь то, что было. Потому они тебя и боятся.

– Они? – усмехнулся я.

– Все. Кто выше тебя. Кто думает, что стоит сверху. Потому что ты не вписываешься. Ты – та самая деталь, что не была в чертежах. А ты уже встроился в механизм. И теперь работает он по-другому. Только они ещё не поняли, как именно.

Потом откинулся назад, закончил последнюю треть шаурмы. Горячее мясо уже не радовало, как в начале, но привычка доедать – почти святая. Особенно сейчас. Когда всё вокруг пахло выборами, стратегиями, и чьими-то нервами.

– И что ты с этим будешь делать? – спросила она тише.

Посмотрел на неё. Потом – на флягу, всё ещё пахнущую дубовой корой и алкоголем. И, как-то неожиданно для самого себя, сказал:

– Пока выжду. Проверю кое-что. И только потом – сделаю. Как всегда. Иначе не умею.

Она кивнула. Медленно. Как будто и сама знала, что это – единственно возможный ответ.

– Тогда доедай. И пойдём.

Весело хмыкнул. И стал доедать. Уже без вкуса, но с чувством.

***

Что ж, разговор закончился. Мы как-то спонтанно и буднично с Лайей разошлись – без объятий, без поцелуев, даже без натянутых "береги себя". Она просто кивнула и ушла в сторону, растворяясь в толпе как человек, у которого есть куда идти и кому доложить. А я остался стоять у площадки аэротакси, чувствуя, как затылок зудит от мыслей, а в животе скручивается что-то тяжёлое и подвижное – не то от бургерной шаурмы, не то от перспектив. Скорее всего конечно второе.

Но одно знал точно: пора.

Хватит бегать кругами. Пора распутать то, что всё откладывал. История со звёздным небом. С тем снимком, который мы когда-то вытащили из моей памяти, как рыбину из чёрного моря бессознательного. Временная метка, картинка – всё было. Осталось только найти, откуда оно было снято. В каком месте. В каком, мать его, времени.

Не знаю, почему раньше это казалось чем-то сложным. Наверное, хотелось тишины, осторожности. Не привлекать внимания. Избегать лишних глаз. Вдруг кто подумает, что ищу что-то не своё. Или, хуже того – своё. А теперь… теперь мне даже всё равно.