Мариэль. Замок в ипотеку

— Бычий член, — ответил Шеймас, закидывая в рот еще.

Мари затошнило. Она сдержала рвотный позыв, отставила тарелку и дотянулась до стакана с водой. Та тоже имела болотистый привкус, поэтому Мари не смогла утолить жажду, лишь смочила горло.

— Что было на том накопителе? — спросила она, вернувшись к прерванному разговору.

— Почему было? Информация до сих пор на нем.

— Не тяни.

Шеймас доел, вытер губы тыльной стороной ладони и вздохнул.

— Запись разговора виновников уничтожения Палалии. Неоспоримое доказательство. Отец раздобыл накопитель почти сразу после беды, но не дал ему ход, потому что пожалел Тальину. Это сделал Нэим. По ее просьбе.

— Ты лжешь, — охрипшим от потрясения голосом ответила Мари.

— Она ненавидела палал. А Нэим до беспамятства любил ее. Имея доступ ко всему имуществу Ордена, он без помех выкрал и применил бомбу. Я, в отличие от отца, молчать не собирался. Я прижал Тальину к стенке, и она во всем призналась. Она умоляла меня не сдавать ее Совету, клялась, что жалеет о содеянном, заверяла, что ты в полном порядке…

— Я?

— Не догоняешь? Нэим и Тальина всегда знали, где ты. Спасая тебя, твоя мама отправилась не в дружеский Опретаун, а на какую-то далекую Землю. Почему? Нэим перенаправил ее туда. Может, он убил бы тебя. Уверен, ему много раз хотелось это сделать. Тальина запрещала. Из-за Лу. Он жил надеждой и верой в ваше воссоединение. Пусть Тальина презирает палал, но она любит Лу.

— Так вот почему Нэим казался мне знакомым, — прошептала Мари. — Он бывал в Палалии.

— Естественно. Он прощупывал почву, прежде чем уничтожить мир. Ты будешь доедать? — Шеймас указал на ее тарелку.

— Нет, спасибо. Не хочется.

Он взял тарелку и снова зажевал.

— Пока ты была далеко от них и Лу, они ни о чем не беспокоились. А потом Стон и Блин приволокли тебя в Опретаун.

— Откуда ты?..

— Мы же не совсем отрезаны от Вселенной. До нас доходят громкие новости. Я знал, что рано или поздно ты окажешься в Трейсе. Тальина не даст Нэиму убить тебя. По крайней мере, пока Лу не возненавидит тебя. Не знаю, оборвется ли теперь нить вашего запечатления…

— Нет! — запротестовала Мари. — Мы любим друг друга. И он вытащит меня отсюда.

— Он и мне то же самое обещал, — ухмыльнулся Шеймас. — Десять лет жду. Не будь наивной, Мариэль. Лу — игрушка в руках Тальины. Он слабохарактерный и безнадежный. Будь у него яйца, он отправился бы в Трейс с тобой.

— Он император! Он должен думать о народе!

— Вот и наш отец думал о народе, двадцать лет храня страшную тайну о гибели Палалии. В этом вся суть опретов. Они безжалостны. И это часть меня. — Улыбка сошла с лица Шеймаса.

— Почему Совет не принял во внимание запись с накопителя? — спросила Мари.

— Потому что малолетняя сучка Лейсандра украла его у меня накануне слушания. С самого детства лизала Тальине промеж булок. В итоге мои обвинения остались без доказательств и были расценены как предательство ее величества императрицы Тальины. Якобы я хотел свергнуть ее с престола, чтобы править в одно рыло. Честно, вертел я членов Совета на своем агрегате. Обиднее, что Лу поверил не мне, а ей.

— Она его мать.

— Я тоже не кузнечик с кукурузного поля.

Мари стало так горько, что съеденный кусок бычьего члена показался ей слаще меда по сравнению с тем, что она узнала о Тальине и ее соратниках.

— Подозреваю, накопитель у Нэима, — добавил Шеймас. — И он прячет его так же, как еще совсем недавно прятал тебя.

Глава 15. Первая ночь в Трейсе

Шеймас бросил тарелки поверх остальной грязной посуды, похлебал воды и, отрыгнув, зажал зубами зубочистку. Лениво перебирая ее языком, он чуть повернул голову и посмотрел на полностью разбитую Мари. Она едва сдерживала слезы, и разревелась бы, окажись рядом кто-то близкий — подруга или Луисцар, или хотя бы флиомы. Но не Шеймас! Их запечатление не вызывало у нее ни капли доверия к нему. Хотя его словам она поверила. Чтобы понять причастность Тальины и Нэима ко всему вышеупомянутому, Мари не требовался накопитель.

— Слушай, кулема, — подал голос Шеймас, чем привел ее в чувство. — Ты не обязана оставаться. Я не собираюсь держать тебя только из-за нашего запечатления. Так что можешь переночевать и…

— …валить на все четыре стороны? — договорила Мари и встала. — Не обольщайся, ты тоже не в моем вкусе. Луис вытащит меня отсюда, и мы поженимся. Так что это ты обречен на одиночество!

Конечно, это было сказано слишком громко. Но Мари надоело хамское поведение надменного Шеймаса. Она хотела вызвать у него чувство вины, а вызвала довольную ухмылочку.

— Эх, не зря женщин палал считают самыми горячими во Вселенной.

— Не переживай, тебе не посчастливится обжечься о мой неугасаемый огонек. Утром я уеду. Говорят, в пансионе Вейца гостей принимают с радушием. Так что никто не будет мешать тебе жить в… Жопе!

Шеймас засмеялся и, хлопнув в ладоши, дошел до гамака. Завалившись в него, он запрокинул мощные руки за голову и весело пожелал:

— Удачи!

— Ты что, не уступишь мне единственное спальное место? — возмутилась Мари.

— Могу подвинуться.

— Я не сплю с любителями бычьих членов.

Нарастающая злость Мари веселила Шеймаса все больше, и она быстро поняла, что он провоцирует ее. Закатив глаза и тяжело вздохнув, Мари взяла подсвечник с горящей свечой и направилась к двери.

— Найду себе нормальную кровать, — пробурчала она на выходе.

Покинув мастерскую, Мари пошла к лестнице. Чем дальше она отходила, тем увереннее себя чувствовала. «Какой же жуткий тип этот Шеймас, — думала она, подталкивая себя вперед, на второй этаж. — Дикарь, грубиян, идиот! Неудивительно, что Совет побоялся новых полукровок опретов и палал. Луис наверняка сейчас места себе не находит. Ох, милый, будь спокоен, на твоего братца я точно не позарюсь!»

Побродив по ледяным, сырым комнатам с запыленной мебелью, Мари кое-как отыскала более-менее нормальную, с матрацем на кровати. Он был покоцан грызунами, но не продавлен и даже сух. По всей видимости, окна выходили на южную сторону, отчего здесь не было плесени. Мари отставила свечу на низкий кофейный столик, перевернула матрас, убедилась в его приемлемости и легла. Она не стала рыться в шкафах в поисках постельного белья. Внутри нее кипел гнев. Ей следовало бы пожалеть Шеймаса: он угодил под суд за правду. Но ведь он откровенный моральный урод!

Глядя на пляшущие блики на сером потолке, Мари размышляла над всем, что предшествовало ее ссылке, начиная с момента ее столкновения со свейхом флиомов. Вспомнив о них, она улыбнулась. Оставила их без обещанной лазаньи.

Усталость стремительно брала верх над сосредоточенностью, и Мари уснула раньше, чем догорела свеча. Но эта ночь стала самой страшной ночью в ее жизни…

Стоило ей встретиться с другим палал, как память расы нахлынула на Мари без остатка. Она видела рождение Палалии, своих предков, смену эпох и цивилизаций, становление палал во Вселенной. Она видела лица, улыбки, смех. Она слышала голоса, пение. Она чувствовала жизнь — яркую, насыщенную. А потом…