Маркиз де Боливар

– Я лейтенант Донон, с вашего всемилостивого позволения, высокородный господин маркиз!
– все еще издевательским тоном ответил Донон.
– Всецело к вашим услугам, ваше сиятельство!

– Я уже сыт вашими шуточками!
– Руки ротмистра дрожали от сдерживаемого гнева, но голос звучал спокойно, и ни кровинки не прилило к его щекам.
– Вам угодно клинки или пистолеты? У меня при себе и то и другое!

Донон хотел было ответить насмешливо, но его опередил Брокендорф: он навис над столом, словно кланяясь, и закричал совсем уже пьяным голосом:

– Мое почтение, господин маркиз! Как ваше драгоценное здоровье?

Тут ротмистр потерял свою ледяное спокойствие. Он вмиг выхватил саблю и клинком плашмя ударил Брокендорфа.

– Эй, эй! Не так горячо!
– изумленно вскричал Брокендорф и, укрывшись за столом, попытался парировать удары пустой бутылкой.

– Стой!
– крикнул Эглофштейн, хватая разъяренного ротмистра за руку.

– А ну, пустите!
– Салиньяк вырвался и вновь атаковал Брокендорфа.

– Черт, вы можете потом подраться на дуэли, но сейчас перестаньте, выслушайте меня!
– кричал адъютант.

– Да пусти его!
– заорал Брокендорф.
– Я объездил не одну дикую лошадь - и ни одна меня еще не кусала. А, дьявол!

Он получил удар тупой стороной клинка по пальцам. Бутылка вылетела из его руки, и он мрачно уставился на свою волосатую ручищу.

Салиньяк опустил саблю, вскинул голову и с торжеством испытующе оглядел нас - одного за другим.

– Неужто я ошибаюсь?
– воскликнул Эглофштейн.
– Вы назвались: Салиньяк... Если вы - ротмистр гвардии Батист де Салиньяк, то я вас должен знать. Я - капитан Эглофштейн из нассауского полка, и мы встречались пару лет назад, мы были курьерами командующего, не так ли?

– Да, точно, между Кюстрином и Штральзундом,-сказал Салиньяк, остывая.
– Я-то вас сразу узнал, барон, едва вошел в комнату. Но вот ваше поведение...

– Ну, товарищ мой! Я не могу поверить!
– пораженным тоном продолжал Эглофштейн. Он подошел ближе, испытующе всмотрелся в желтое лицо ротмистра.
– Вы удивительно изменились со времени Кюстрина...

Де Салиньяк досадливо скривил губы.

– Я много лет назад подхватил малярию. С тех пор у меня все время бывают приступы.

– Это в колониях?
– спросил Эглофштейн.

– Нет. В Сирии, во время египетской кампании генерала Бонапарта, хмуро пояснил Салиньяк, и его лицо сразу стало старым и усталым.
– Хватит об этом. Это было невезение, но я считаю - такие вещи всегда в порядке вещей для моего рода службы. Но сейчас объясните мне, что это...

– Да просто вы еще раз стали жертвой невезения!
– улыбнулся Эглофштейн, кажется, протрезвев окончательно.
– Мы, товарищ, ждем сегодня ночью появления маркиза де Болибара, испанского заговорщика, очень опасного человека, который намеревался пройти через наши посты, переодевшись во французскую форму!

– И приняли меня за этого испанского заговорщика?
– засмеялся ротмистр, полез в карман мундира и вынул свое удостоверение и предписание маршала.
– У меня, как видите, приказ - присоединиться к вашему полку и принять под команду эскадрон драгун, командир которого не то тяжело ранен, не то попал в плен к англичанам - мне так толком и не объяснили...

С момента ранения капитана Юло д'Озери я замещал эскадронного командира. Поэтому я тут же подошел к де Салиньяку и отдал ему свой рапорт.

Все собрались полукругом возле нового эскадронного командира. Брокендорф все еще потирал разбитые пальцы. Один Гюнтер остался у окна и со злостью смотрел на темную пустую улицу. Видно, он все еще думал о Франсуазе-Марии, пьяной похвальбе Брокендорфа своим первенством в любви и о "четырех ступенях наслаждения"...

– Ну, кажется, я прибыл в подходящий момент!
– сказал Салиньяк, здороваясь с нами за руку.

– Вам следует знать, - продолжал он, и его глаза на восковом лице живо засветились от жажды приключений, - что у меня есть кое-какой опыт по части выслеживания шпионов. Это я задержал двух австрийских офицеров, которые пробрались в наш лагерь при Ваграме. Сам Дюрон [10] не раз давал мне поручения такого рода.

10 Маршал, генерал-квартирмейстер армии Наполеона в походе 1809 года в Австрию.

Я не знал, кто такой Дюрон, но уже слыхал это имя. Вероятно, он был доверенным лицом императора и, может быть, - человеком, отвечающим за его безопасность.

Мой новый начальник выслушал от Эглофштейна все, что мы знали о маркизе де Болибаре и его планах. Его глаза блестели, все черты изможденного лица оживились.

– Надеюсь, император будет доволен своей старой ищейкой!
– заметил он, когда Эглофштейн закончил сообщение. Потом спросил у меня, где квартира полковника, и потребовал одного драгуна в провожатые.

– Да, вот и опять для меня нашлась работа, - нетерпеливо добавил он, пока солдат и испанец - погонщик мулов, присев на корточки, очищали его гамаши от дорожной грязи.
– Я в последние дни эскортировал транспорт из сорока возов с бомбами, пулями и порохом из форта Сан-Фернандо в Фергосу. Скучное занятие. Все время кричать, ругаться, обивать пороги, без конца задержки в пути! Ну, вы готовы?

– А как добрались сюда?
– поинтересовался Эглофштейн.

– Почти всю дорогу - саблю наголо и карабин наизготовку! У моста возле Торнеллы бандиты атаковали меня. Подстрелили мою лошадь и убили слугу... Но я дал им хороший отпор.

– Вы ранены?

Салиньяк провел рукой по своей повязке.

– Ничего особенного. Так, вскользь пулей по лбу. Но сегодня с утра я уже не встретил на дороге ни души, исключая вот этого парня, что принес мой багаж. Ну, готово, наконец?
– обратился он к погонщику.
– Ты останешься здесь, пока я не вернусь, при моем мешке.

– Но, ваша милость...
– попытался возразить испанец.

– Я сказал - останешься, пока я не отошлю тебя домой!
– прикрикнул ротмистр.
– Свой огород ты и завтра можешь перекопать.

– Садитесь и выпейте с нами, ваше сиятельство! Вино еще, должно быть, осталось!
– предложил вдруг Брокендорф. Он, видимо, все еще путал Салиньяка с маркизом и опять назвал его по титулу. Но, получив хороший удар по руке и видя, как другие мирно беседуют с незнакомцем, он уже утратил свою агрессивность.

– Нет, вино кончилось, - вставил Донон.

– Положим, у меня в мешке есть три бутылки портвейна, - отозвался Салиньяк.
– Я привык употреблять его горячим, с апельсином и чаем, это мое противоядие от лихорадки.