Маршалы Наполеона

Перечисляя свои заслуги на посту военного министра, Бернадот не забывает упомянуть знаменитую победу Массена под Цюрихом (26 сентября 1799 г.). По его мнению, в успех Массена в Швейцарии он внес свою лепту, так как маневры Рейнской армии, предпринятые по распоряжению военного министра, отвлекли оттуда войска эрцгерцога Карла, подготовив условия для победы под Цюрихом^{41}.

Что же касается участия Бернадота в обеспечении спокойствия и порядка в самой Франции, то здесь роль военного министра была куда менее значимой. «Войска внутри страны постоянно находились в движении; они двигались к местам, где их присутствие было необходимо для восстановления порядка или для внушения уважения к республиканскому правительству. Но так как эти войска были слишком малочисленны для того, — вспоминал Бернадот, — чтобы я мог удовлетворить все требования, с которыми ко мне обращались генералы и установленные власти, то я старался возместить это вымышленными движениями (притворными), а равно и приготовлениями и распоряжениями явными, которые могли дать повод предполагать близкое прибытие значительной вооруженной силы на пункты, совершенно лишенные таковой в данный момент»^{42}.

В целом Бернадоту удалось на его новом посту переломить сложившуюся к лету 1799 г. неблагоприятную для Республики военную ситуацию. Он успешно справился с возложенными на него задачами. Однако, несмотря на обнадеживающие результаты, а может быть, вследствие их, Жан Батист не задержался в министерском кресле. Придя в министерство 2 июля 1799 г., он уже 14 сентября подал в отставку, пробыв в должности военного министра всего лишь два с половиной месяца. Большинство биографов Бернадота связывают его уход с должности военного министра Республики с интригами, раздиравшими Директорию осенью 1799 г. Один из директоров, Сийес, выработал план государственного переворота с целью низвержения Директории и установления нового, более прочного государственного порядка; другой директор, Баррас, тайно интриговал с Бурбонами, намереваясь за сходную цену предать Республику, посодействовав восстановлению монархии. Три оставшихся члена правительства: Гойе, Мулен и Роже Дюко — представляли собой с трудом поддающиеся оценке политические величины. Вечно враждовавший с Директорией Законодательный корпус являлся не большим гарантом стабильности, чем правительство. Наилучшим выходом из того топкого болота интриг и подковерных «баталий», которое представляли в тот момент правительственные сферы, Бернадот счел свою отставку. Правда, не исключено, что прошение об отставке, которое он подал Директории, было не более чем тактическим ходом. Возможно, Жан Батист надеялся, что его будут уговаривать остаться на своем посту. Если Бернадот в самом деле думал об этом, он просчитался… Его отставка была принята. Портфель военного министра получил Дюбуа-Крансе.

Отставка превратила Бернадота, по словам одного из его биографов, в «сущее ничтожество»^{43}. Тем временем государственный переворот — «детище» директора Сийеса — стал обретать реальные очертания. Бежавший из Египта генерал Бонапарт высадился 9 октября 1799 г. на юге Франции, в бухте Фрежюс.

На подготовку низвержения Директории уходит ровно месяц — удивительно мало времени, если учесть, что речь идет о государственном перевороте; удивительно много, если принять в расчет то, что в нем участвуют двое из пяти членов Директории, министр полиции и комендант парижского гарнизона… Главный исполнитель плана Сиейса генерал Бонапарт усердно вербует на свою сторону союзников. Жан Батист не попадает в их число. «18 брюмера, — свидетельствует Тибодо, — генерал Бернадот отказался содействовать замыслам Бонапарта…»^{44}. Он несколько упрощает настоящее положение дел. Экс-глава военного ведомства занимает наихудшую из всех возможных позиций: он не примыкает к заговорщикам, но одновременно не торопится стать в ряды противников переворота. Бернадот произносит «грозные» фразы о том, что Республика «сумеет одолеть своих врагов, как внутренних, так и внешних»^{45}. В разговоре с Бонапартом он заявляет даже, что коль скоро Директория даст ему соответствующее поручение, с заговором против республики будет немедленно покончено. Однако, когда наступает решительный момент, Жан Батист, забыв о конституции и республиканских добродетелях, является в дом Бонапарта на улице Шантерен — осиное гнездо заговорщиков; правда, в отличие от других военных участников переворота — в штатском платье, а не в мундире. Взаимоисключающие поступки, категоричные заявления, не подкрепленные конкретными действиями, — все это не прибавляет Бернадоту популярности и крайне раздражает Бонапарта. Мера недовольства им Наполеона такова, что, когда авторы «революции 18 брюмера» становятся законной властью, Жан Батист вовсе не исключает своего ареста. Впрочем, страхи оказываются преждевременными. Уже на следующий день после переворота первый консул*, беседуя с Сарразеном, говорит ему буквально следующее: «Когда вы его (Бернадота) увидите, передайте ему, что я всегда буду рад считать его одним из моих друзей»^{46}.

Бернадоту остается лишь верить на слово главе государства. Наполеон не торопится давать ему какое бы то ни было поручение. Только по прошествии двух месяцев первый консул^[28] «определяет» Жана Батиста в члены Государственного Совета — главного совещательного органа эпохи Консульства. Это назначение — нечто вроде «почетной ссылки». Наполеона, однако, не устраивает то, что строптивый гасконец, которому невозможно доверять, находится здесь, в Париже.

1 мая 1800 г. он назначает Бернадота командующим Западной армией. По долгу службы Жан Батист должен отправиться в Ренн — древнюю «столицу» Бретани, где находится штаб армии. По сути, очередная «милость» первого консула — новая ссылка, ибо Жан Батист на посту командующего Западной армией не более чем начальник пограничного округа, призванный оборонять побережье Бретани от англичан. С возложенной на него задачей он вполне успешно справляется. Попытки англичан высадить десанты на Бель-Иле и полуострове Киберон отражены, Запад «умиротворен». Бернадот лоялен, к тому же он входит в клан Бонапартов, и Наполеон совершает один из тех поступков, которые можно объяснять как угодно, но понять нельзя. В самый канун своего отъезда в Италию (весной 1800 г.), где ему предстоит сразиться с австрийской армией Меласа, он пишет Бернадоту записочку следующего содержания: «Если я погибну, вы будете располагать сорока тысячами солдат у ворот Парижа и судьба Республики будет в ваших руках»^{47}.

Бонапарт при переходе через Сен-Бернар

Жану Батисту не придется воспользоваться этим советом. 14 июня 1800 г. в знаменитой битве при Маренго Наполеон одерживает одну из самых блестящих своих побед. Первый консул с триумфом возвращается в Париж, а Бернадот, вплоть до весны 1802 г., остается командующим Западной армией. «Не пропустили в эту эпоху, — вспоминает секретарь Наполеона Бурьенн, — сделать новому консулу о генерале Бернадоте доносы… Первый Консул не посмел, однако ж, открыто мстить ему, но всегда изыскивал все случаи удалять Бернадота, приводить его в затруднительное положение и делать ему поручения, не давая никаких определительных наставлений, в надежде, что Бернадот впадет в ошибки, за которые Первый Консул мог бы подвергнуть его ответственности»^{48}.

Правомерен вопрос, почему Наполеон «не смел» мстить Бернадоту и за что, собственно, он должен был ему мстить?

Ответ на первую часть вопроса не сложен: открытый разрыв с Бернадотом означал также ссору Наполеона со своим старшим братом Жозефом, женатом на сестре супруги Жана Батиста; к тому же, несмотря ни на что, Бонапарт не забыл о своей прежней возлюбленной Дезире и потому не мог проявлять суровость в отношении ее мужа. Возможно, здесь имел место и некий «политический подтекст»: Бернадот был известен как генерал-патриот (читай якобинец), и слишком явное желание первого консула отдалить его от себя стало бы проявлением антиякобинских чувств главы государства.

Что же касается второй его части, то здесь надо согласиться с мнением одного из биографов Жана Батиста, писавшего о том, что после провозглашения Консульства Бернадот вел «бесконечную тайную войну против Наполеона»^{49}. Иные эпизоды этой «войны» хорошо известны. Так, например, у адъютанта Бернадота был найден объемистый сверток с антиправительственными прокламациями, а один из участников заговора на жизнь первого консула, скульптор Черраки, получил от Жана Батиста 12 тыс. франков. Однако, Бернадоту не составляет большого труда оправдаться. Если его адъютант и проявил враждебность к Бонапарту и консульскому правительству, то он действовал так по собственной инициативе и Бернадот тут ни при чем. Что же до денег, выданных Черраки, так ведь то была плата скульптору за изготовленный им бюст генерала… Трудно сказать, насколько убедительными кажутся первому консулу подобные объяснения. В любом случае, стоит только возникнуть ситуации, чреватой большими переменами, имя Бернадота одним из первых «всплывает» при обсуждении создавшегося кризиса.

В канун нового 1801 г. в Париже предпринято покушение на жизнь первого консула. Взрыв «адской машины» на улице Сен-Никез с предельной ясностью ставит вопрос о судьбе диктатуры. Что если на следующий раз заговорщикам будет сопутствовать успех? Может быть, в случае гибели Бонапарта пост первого консула достанется Моро?^[29] Когда кто-то высказывает в присутствии Наполеона эту мысль, он с ходу ее отвергает: «Нет, им, должно быть, станет генерал Бернадот, — говорит он в ответ на это предположение. — Подобно Антонию, он покажет возбужденной толпе окровавленную тогу Цезаря»^{50}. Вместе с тем Бонапарта, очевидно, не слишком прельщает обозначенная им самим перспектива. Он не то что уже «не прочит» больше Бернадота в свои преемники, но даже отвергает, причем в довольно резкой форме, родственные поползновения Жозефа выхлопотать для Жана Батиста очередное назначение. «Время только более и более усиливало неприязнь Бонапарте к Бернадоту, — пишет Бурьенн, — можно было сказать, что по мере того, как он подвигался вперед… к самовластью, — возрастало и его негодование против человека, который отказался поддержать первые его шаги на этом отважном поприще»^{51}.

Бернадот и Наполеон

Наполеон готовится нанести последний, сокрушительный удар вечному сопернику Франции — Соединенному Королевству Великобритания. Вновь, как и в 1798 г., государственным деятелям по обе стороны Ла-Манша не дает покоя мысль о десанте, который решит судьбу Англии и, кто знает, возможно, всей Европы. Бернадот лелеет надежду, что именно его первый консул назначит командующим армией вторжения на Британские острова. Когда же вместо «броска через Ла-Манш» Франция заключает с Англией мир в Амьене в 1802 г., Жан Батист считает себя вполне подходящей кандидатурой для того, чтобы возглавить французский экспедиционный корпус, призванный восстановить власть метрополии на далеком Сан-Доминго. Вместо этого Бонапарт «награждает» Бернадота парадной должностью сенатора. Впрочем, если Жану Батисту «не сидится» дома, у главы государства есть для него несколько равноценных должностей вне Франции. Во-первых, должность посла в Константинополе, во-вторых, генерал-губернатора Гваделупы, в-третьих, губернатора Луизианы. От двух первых Бернадот «с благодарностью» отказывается по собственной инициативе. Третья должность исчезает сама собой. Убедившись в невозможности удержать за Францией ее далекое заморское владение, Наполеон продает Луизиану Соединенным Штатам. Может быть, именно в связи с этим первого консула посещает «счастливая мысль» — услать Бернадота послом в Вашингтон^{52}. Дело совсем было решено, как тут вновь возобновилась война с Англией (в мае 1803 г.) и вояж через Атлантику стал чрезвычайно рискованным мероприятием. Кроме того, Бернадот, как военный, должен был отправляться в армию и его отсутствие там в момент начала войны могло вызвать нежелательные для Наполеона толки. Однако война мало что меняет в личных отношениях Бонапарта и Бернадота. Первый не доверяет второму, второй вполне это недоверие заслуживает. В Жане Батисте Наполеона раздражает решительно все: его внешность, его темперамент, его гасконский диалект, его ненасытное честолюбие и, может быть, то, что он — муж Дезире. Кроме того, у Бернадота есть одно ненавистное первому консулу свойство: он самостоятелен и он не его, Наполеона, «создание». Бернадот пробился на вершину военной иерархии сам. Он стал генералом всего лишь годом позже Бонапарта. По большому счету, Жан Батист ничем ему не обязан и часто, слишком часто напоминает ему об этом… Фрондерство и неумение «служить» — не единственный недостаток Бернадота. У него странные для члена клана знакомства: г-жа де Сталь, г-жа Рекамье, которые, одна явно, другая завуалировано, смеют критиковать режим консульства и его главу. Дочь знаменитого Неккера^[30] и известная писательница г-жа де Сталь в восторге от Жана Батиста. Она даже именует его «подлинным героем века». Неизвестно, совпадает ли ее мнение с мнением прелестной Жюльетты Рекамье. По крайней мере Бернадот с ней откровенничает и однажды, когда речь заходит о Бонапарте, признается: «Я не обещал ему любви, но я обещал ему лояльную поддержку и я сдержу свое слово»^{53}. «Лояльная поддержка»… Очевидно, что для Наполеона этого явно недостаточно. В конце концов, если Бернадоту угодно фрондировать, что же, пусть фрондирует, но при этом ему не стоит рассчитывать на важное назначение.

Как и год назад, западное побережье Франции в мгновение ока превращается в бивуак. Уже в третий раз за последние шесть лет Бонапарт готовит вторжение в Англию. Правда, «владычицу морей» можно наказать, и не высаживая десант на ее территории. 3 мая 1803 г. армейский корпус генерала Мортье оккупирует Ганновер — континентальную вотчину английского кораля Геopra III. Через год, 14 мая 1804 г., первый консул назначает Бернадота губернатором Ганновера^{54}.

Жан Батист отправляется в Германию, а Наполеон решает сменить «вывеску» возглавляемого им с 1799 г. режима. «28 флореаля (18 мая 1804 г.) постановлением Сената… «правительство Республики доверялось императору (т. е. самому Бонапарту. — А. Е.), который примет титул императора французов»^{55}. Несмотря на сиротливо примостившееся в сенатском постановлении слово «Республика», речь, по сути, идет об установлении Империи. Уже на следующий день декретом Сената во Франции учреждается, а точнее восстанавливается, воинское звание маршала^[31]. Тем же декретом этого звания удостаиваются сразу 18 человек. Одним из них становится Бернадот. Родственник императора и маршал Франции, однако, совсем не испытывает чувства благодарности. Он, как всегда, недоволен. В разговоре с Люсьеном Бонапартом он высказывается в том смысле, что Наполеон признает лишь свою собственную славу. Все прочие могут прославиться только с его, императора, позволения и только в указанных им пределах…

Жан Батист сетует на то, что у него не хватает средств для поддержания на уровне, соответствующем его новому званию, себя и своей семьи. Упрек услышан. Наполеон приказывает министру полиции взять из государственной казны столько денег, сколько тот сочтет необходимым, чтобы удовлетворить аппетиты строптивого гасконца. «Я хочу, чтобы Бернадот был доволен, — говорит он ему. — Он только что сказал, что полон преданности к нашей особе; это усилит его привязанность к нам еще больше»^{56}. Кроме жалованья маршала, Жан Батист получает поместья, многочисленные денежные подарки, которые к 1809 г. дают ему дополнительный доход в 292 тыс. франков. Наполеон не скупится и на пожалования иного рода. Так, в 1805 г. он дарит Бернадоту роскошный особняк в предместье Сент-Оноре, принадлежавший некогда генералу Моро. При этом император распоряжается о выдаче Жану Батисту дополнительной суммы денег (200 тыс. франков) на приобретение необходимой обстановки^{57}.