Маски сброшены
Шрифт:
– Что бы это могло значить?
– ещё раз повторила она, но уже с некоторым трепетом в голосе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Княгиня Элеонора Львовна Шалуева имела обыкновение появляться у дочери именно тогда, когда та меньше всего была расположена её принимать. Неожиданный визит княгини Шалуевой обычно не предвещал ничего хорошего. И это уже превратилось в некое правило, которое закрепилось на протяжении многих лет и имело лишь несколько исключений. Элеонора Львовна появлялась либо затем, чтобы сообщить дурную весть, либо затем, чтобы прочитать дочери нравоучения. Если же она появлялась без причины, то это означало, что у неё просто дурное настроение и ей необходимо на кого-нибудь его выплеснуть.
На
– Ваша маменька пожаловали, барыня, - прокомментировала горничная Анфиса, помогавшая Елизавете одеваться.
– Я вижу, - задумчиво произнесла Елизавета.
– Интересно, что ей понадобилось в такую рань? Поторопись, пожалуйста.
– Не могу знать, барыня, - ответила Анфиса, поспешно застегивая крючки и поправляя платье госпожи.
Елизавета не стала заставлять себя ждать. Она вышла навстречу матери, едва только та вошла в переднюю.
– Доброе утро, маменька!
– поздоровалась Елизавета.
– Чем обязана столь раннему визиту?
– А ты не догадываешься?
– произнесла Элеонора Львовна голосом, предвещавшим бурю.
– Не имею ни малейшего представления, маменька, - с наигранной беззаботностью ответила дочь.
– Не желаете ли чаю? Или могу вам предложить отличный завтрак?
– Я сюда приехала не чаи распивать и не завтракать! Тем более, что время завтрака уже прошло. А ты, как я вижу, только что встала.
– От вас ничего не скроешь.
– Что с тобой, Елизавета? Обычно в это время ты уже разгуливаешь по дому или занимаешься делами. А сегодня ты даже ещё не завтракала! Да что там - не завтракала! Ты даже как следует не привела себя в порядок, не уложила волосы. Уж не заболела ли ты?
– Благодарю вас, что вы беспокоитесь обо мне, маменька, - с нотками ехидства в голосе сказала Елизавета.
– Со мной все в порядке. Более того, у меня был здоровый и восхитительный сон. Пожалуй, впервые за долгое время. Поэтому, я и проснулась так поздно.
– А вот у меня не было никакого сна, - обвиняющим тоном сказала Элеонора Львовна.
– Отчего же, маменька?
– поинтересовалась дочь.
– Вас что-то беспокоит? Очевидно, это что-то серьезное, раз вы лишились сна. Пойдемте в гостиную. Вы мне все расскажите.
– Да, пойдем, - пренебрежительно согласилась мать.
– Передняя - не слишком подходящее место для разговора с матерью, даже если сей разговор тебе не по душе.
Не дожидаясь приглашения, она направилась в гостиную вперед своей дочери. Елизавета немного задержалась, чтобы отдать некоторые распоряжения горничной. Она взяла колокольчик и позвонила два раза. Горничная Анфиса немедленно прибежала на звон.
– Анфиса, - обратилась к ней Елизавета.
– Подай, пожалуйста, чай в гостиную и какое-нибудь легкое угощение.
– Хорошо, барыня.
Елизавета вошла в гостиную и удобно устроилась в кресле напротив своей матери.
– Итак, - начала Елизавета, - что же стряслось, маменька?
– Твоя последняя выходка!
– возмущенно сказала та.
– Вот, что стряслось! Более ужасного, чем развод, ты придумать не могла!
– Ах, вот в чем дело!
– Пойти на развод с князем Ворожеевым - это верх пределов!
– Полностью с вами согласна, - спокойно и хладнокровно произнесла Елизавета.
– Развод - это верх пределов. Но мне ничего другого не остается.
– Разве тебе мало, что вы с мужем живете порознь уже несколько лет? Тебе предоставлена полная
свобода и независимость. Ты распоряжаешься почти всеми делами и финансами. Твой муж, как это ни абсурдно, находится на твоем содержании. Зачем тебе понадобился этот развод? Хочешь скандала?– Пока я замужем за этим человеком, я никогда не буду свободной, сказала Елизавета.
– Но вам этого не понять.
– Что же он может сделать против тебя? La nullite complete!10 У него не хватит ни духу, ни ума, не говоря уже о деньгах.
– Вы называете его la nullite complete и спрашиваете: почему я хочу с ним развестись?
– с иронией заметила Елизавета.
В этот момент в дверях появилась Анфиса с подносом в руках. Она не сразу решилась войти, а только после того, как в разговоре между матерью и дочерью образовалась пауза.
– Вот, барыня, чай. Все как вы просили, - негромко объявила она.
Анфиса аккуратно расставила на столике чайные приборы, бисквитные пирожные и все остальное, чем был нагроможден её поднос.
– Благодарю, Анфиса, - произнесла Елизавета.
– Можешь идти.
– Что за манера у твоей прислуги - подслушивать под дверью! недовольно проворчала Элеонора Львовна, когда Анфиса ушла.
– Нас никто не подслушивал, - заверила дочь.
– Не срывайте свое негодование на ни в чем не повинной горничной. Лучше съешьте пирожное.
– Елизавета, ты разумная женщина и должна понимать: во что нам обернется этот развод, - продолжала Элеонора Львовна свою нравоучительную тактику.
– Не забывай, что он коснется не только тебя, но и всей нашей семьи, нашего рода, и прежде всего - твоего сына. О нем ты подумала?
– Я всегда думаю о нем, - возразила Елизавета.
– Начиная с того дня, когда он появился на свет. Вы не можете ставить под сомнение мою любовь к сыну!
– Тогда тебя непременно должно беспокоить его будущее? Ему вряд ли удастся добиться высокого положения в обществе, если в его биографии будет этот позор. Он не сможет сделать себе хорошую карьеру, не говоря уже о том, чтобы найти себе достойную партию.
– Все это предрассудки и ваши нелепые домыслы!
– возразила дочь.
– Я понимаю, что этот брак - сплошной фарс, что ваши отношения с мужем оставляют желать лучшего, что он не уважает тебя, изменяет тебе. Но таких браков множество, и никто из-за этого не разводится. Развод - это клеймо, от которого не так-то просто отделаться, тем более женщине, принадлежащей знатному роду и занимающей высокое положение в обществе.
– Род! Положение в обществе! Как мне все это надоело!
– раздражительно сказала Елизавета.
– Вас всегда интересовало только это. А до моего счастья и моего благополучия вам никогда не было дела.
– Какое отношение имеет твое счастье к разводу? Ты полагаешь, что, стоит тебе развестись с мужем, так ты непременно обретешь счастье? L'absurde!11
– По крайней мере, я выберусь из этого ада. А это уже кое-что. Но вы, маменька, по-видимому, желаете, чтобы я навечно пребывала в этом аду, лишь бы не пострадала репутация нашего рода. А я так больше не могу! Я задыхаюсь от лицемерия и притворства! Я устала терпеть его распутство и выносить от него унижения! Вы сами назвали его ничтожеством. Так почему вы осуждаете меня за то, что я хочу откреститься от этого ничтожества, который продолжает отравлять мне жизнь, даже находясь вдали от меня? Вы считаете, развод - это клеймо. А не клеймо ли являться женой человека, который почти в открытую посещает бордели, подозрительные трактирчики и другие подобные места со скверной репутацией; который пользуется услугами продажных женщин, и вдобавок к этому - обливает грязью и осыпает насмешками имя своей жены? Не клеймо ли, что весь свет потешается надо мной?