Мастер и Жаворонок

— Ты принес мне блестки, — говорит она, встряхивая баночку. Я пожимаю плечами и пытаюсь выглядеть беспечным, но чувствую, как мои щеки заливает застенчивый румянец. Ларк сжалилась надо мной и снова обратила свое внимание на содержимое, не торопясь рассматривая каждый предмет, начиная от наклеек с золотыми звездами и заканчивая совершенно новым набором полированных ножей.

Потом Ларк достает из коробки иголку и золотистую нить.

— Знаешь, тетя научила меня шить, — говорит она, вдевая нитку в иголку и завязывая конец узлом. Кэмпбелл пытается вырываться из своих пут и хнычет, когда она садится к нему на колени. — У меня неплохо получается.

Твердой рукой Ларк прокалывает нижнюю губу Кэмпбелла. Он вопит от боли, но поблизости нет никого, кто мог бы услышать его мольбы о помощи, пока Ларк медленно протягивает нить через его кожу.

— Ты знаешь, что именно так я в конце концов рассказала Слоан, что мистер Вердон делал со мной? — Ларк протыкает иглой верхнюю губу и туго натягивает нитку, закрывая первый стежок. — Он порвал мою форму. Я хотела ее зашить. Но руки слишком сильно дрожали, чтобы вдеть нитку в иголку, поэтому она сделала это за меня.

Вокруг дыр проступают капли крови, когда Ларк протыкает иглой нижнюю губу для второго стежка.

— Я все рассказала Слоан, пока она зашивала мою форму, — говорит она, дергая за нитку. — И на следующий день я надела ее в последний раз. Потому что она сделала то, что я хотела, но не была готова. Она дала понять, что демонов можно убивать.

Слезы текут по лицу Кэмпбелл, и я не чувствую жалости. Никаких угрызений совести. Только боль за страдания, которые выпали на долю моей жены. Только восхищение ее стойкостью, когда она делает еще один стежок. И еще. И еще раз, пока его губы не становятся полностью зашиты.

— Вот так, — несколькими резкими рывками Ларк туго натягивает нить и завязывает хвостик, прежде чем обрезать излишки. Затем она похлопывает его по плечу и отступает, чтобы полюбоваться своей работой. Губы Кэмпбелла уже распухли, кровь размазалась по подбородку. Его глаза умоляют, ведь рот он не может открыть. — Теперь ты молчишь. Как и всегда.

Ларк подходит ко мне, подняв ладонь. Я кладу оружие в ее протянутую руку.

Она не дрожит. Не колеблется. В ее голосе нет страха, когда она произносит:

— Гори в аду, доктор Кэмпбелл. Передай дьяволу привет от Кейнов.

Раздается тихий хлопок. Алая струя крови. В комнате воцаряется тишина. Ларк передает мне пистолет, но ничего не говорит. Единственным звуком является ее ровный вздох. И затем, наконец, я чувствую ее руку на своей, нежное пожатие, и облегчение, которое она испытывает, разливается по моим венам.

— Конор отвезет тебя обратно, — говорю я, поворачиваясь к ней лицом. В ее глазах мелькает разочарование, хотя она и пытается его скрыть. Но у меня внутри все горит. — Я приберусь здесь. Обо всем позабочусь, ага?

— Окей, — Ларк колеблется, но потом крепче сжимает мою руку и, привстав на цыпочки, быстро целует в щеку. — Спасибо, Лаклан. Мне… — ее взгляд скользит по телу Кэмпбелла, но когда возвращается, она устало улыбается. — Мне это было нужно.

Она убирает руку, и я наблюдаю, как Ларк выходит из хижины, проходя мимо Конора, который стоит у двери и наблюдает за происходящим.

— Ты в порядке? — спрашивает Конор, прерывая мое внезапное желание последовать за ней в ночь.

— Да. Я в порядке, — отвечаю я. Беру нож из ящика с инструментами и начинаю перерезать веревки и скотч, которыми безжизненное тело Кэмпбелла привязано к стулу.

— Ты слышал о клубе под названием «Пасифико»?

— Вроде, нет.

— Что ж, нужно кое-что проверить. Это может быть связано с тем, что происходит с семьей Ларк.

У меня по спине пробегает холодок.

— Да? — спрашиваю я, наклоняясь, чтобы разрезать веревки на лодыжках Кэмпбелла. — Что именно?

— Каждый месяц клуб получает крупные выплаты, но я не могу понять, куда они направляются. Каждый раз по пятьдесят тысяч долларов, на сегодняшний день выплачено триста тысяч. Владельца клуба зовут Лукас Мартинс. Он троюродный брат Боба Фостера.

— Выплаты за что?

— Не знаю. Не смог найти никаких подробностей, только суммы. Возможно, стоит уточнить в клубе, может, там что-то есть на жестком диске.

— Спасибо. Я разберусь с этим, — говорю я, разрывая последнюю веревку, вставая и сталкивая Кэмпбелла с его чертова трона, и труп бесформенной кучей падает на пол. Мы стоим несколько мгновений в тишине, прежде чем я кивком указываю на дверь. — Береги ее, ладно?

Конор хихикает, когда я достаю из ящика с инструментами болгарку и включаю ее.

— Конечно, братан.

— Над чем ты смеешься?

— Ни над чем. Я просто рад за тебя, чувак.

— Заткнись, черт возьми. Че за хуиню ты несешь?

Я включаю болгарку, чтобы заглушить довольный смех Конора, когда он выходит из хижины. Когда он уходит, я выключаю ее всего на мгновение, чтобы послушать, как заводится двигатель фургона и хрустит гравий под шинами. А потом приступаю к работе.

Когда добираюсь домой, на часах уже около трех утра, и хотя меня так и подмывает написать Ларк, я этого не делаю. Все еще слишком взвинченный ночными событиями, чтобы уснуть, я вместо этого выгуливаю Бентли, а затем беру с собой свой ящик, где спрятан трофей, в мастерскую Ларк. Там есть коробка, которая идеально мне подойдет, и несколько нераспечатанных банок прозрачной эпоксидной смолы, оставшихся от одного из ее проектов. Я подключаю телефон к колонкам и включаю воспроизведение последней книги, наливая себе выпить. Промываю свой трофей в раковине и вытираю насухо, а затем достаю золотистую проволоку и начинаю придавать фрагментам нужную форму.

Закончив формировать каркас из проволоки, вижу, что мне звонит Ларк.

— Привет, — просто говорю я, включаю громкую связь и продолжаю свою работу.

— Привет.

— Кто-нибудь заметил, как ты возвращалась?

— Нет, вроде. Я никого не видела.

— Хорошо. Ты у нас теперь профессионалка или что-то типа того, — говорю я, и она хихикает, а затем зевает. — У тебя усталый голос. Я надеялся, что наша небольшая экскурсия утомит тебя настолько, что ты уже будешь спать, герцогиня.

Ларк издает смешок.

— Так и есть. Но, с другой стороны, я всегда устаю.

Она и правда всегда уставшая. Физически. Морально. Она становится все слабее, и скоро превратится в искаженный образ той, кем она должна быть. У меня в животе что-то болит.

— Как все прошло на ретрите? Надеюсь, тебе понравилось. А то я не успел спросить.

— Было здорово, — отвечает Ларк, и я слышу шорох простыней на заднем плане. Я представляю, как она устраивается поудобнее на роскошной кровати. На ней, наверное, пижамные шорты с кружевной каймой, которые я для нее взял, и майка на тонких бретельках в тон. При мысли о том, как медленно скользит эта черная ткань по ее коже, мой член мгновенно твердеет. — Я пошла поплавать после того, как ты привез меня днем, а после ужина ходила на занятия бикрам-йоги.