Мать (CИ)
Шрифт:
– Спасибо.
Обрадованный Пахомов направился к отцу.
– Держи.
Отец, сычом сидевший на диване, мгновенно смягчился.
– Да ты богатый нынче! Спасибо.
На конфеты он был падок, как ребёнок.
– Нам Маргарита Николаевна сказала, что будет конкурс на поездку в Болгарию, - сообщил Володька.
– От школы поедет только один человек.
– И ты что же, хочешь поехать?
– Да.
– Давай. Дело хорошее. Увидишь родину Димитрова.
– Нас будут спрашивать, что мы знаем о Болгарии. А я почти ничего не знаю.
Отец откинулся на спинку дивана, погладил
– Ну что Болгария... Столица - София, рядом - Чёрное море... А ты знаешь, что мы её от турок освободили?
– Нет.
– Сто лет назад.
Пахомов расстроился. Ну вот - такой факт, а он не знает. Историю он любил. Год назад отец достал ему где-то книжку "Ветры Куликова поля" с яркими картинками и фотографиями, и Пахомов зачитал её до дыр. Особенно ему нравились карты походов, на которых в местах сражений были изображены фигурки идущих друг на друга бойцов. Но про освобождение Болгарии там ничего не говорилось.
Отец начал было рассказывать про Болгарию, катая в пальцах комок от фантика, но вдруг осёкся и, развернув обёртку, подозрительно уставился на неё.
– А откуда у тебя эти конфеты?
– Мама дала.
– А говорит, денег нет!
– прорычал отец, срываясь с места. Он пронёсся на кухню и выкрикнул, потрясая фантиком: - Значит, на это у тебя деньги есть!
– Виктор, успокойся, - донёсся холодный голос матери.
Пахомов подбежал сзади к отцу, закричал:
– Она не покупала. Ей дядя дал.
– Какой дядя?
– обернулся к нему отец.
Мать опередила Володьку.
– Карасёв. В "стекляшку" шёл, заглянул по дороге. Угостил нас с девчонками.
Отец медленно перевёл на неё взгляд.
– И часто он к вам заглядывает?
– Первый раз.
– И чего, много конфет отгрузил?
– Грамм двести.
– А ты, конечно, взяла, - ядовито промолвил отец.
– А что ж мне, отказываться?
– Могла бы и отказаться.
– Несёшь всякую чепуху. Что я должна была говорить? "Заберите свои конфеты"?
– Вот ведь жук, - пробормотал отец, возвращаясь на диван.
– Директор хренов... Куда уж нам до него!
Глава вторая
Новый год Пахомов любил главным образом потому, что отец не гнал его от телевизора, где 31 декабря показывали много интересного: киноконцерт, "В гостях у сказки", "Вокруг смеха" и прочее в таком духе. Правда, в этот раз одно наслоилось на другое, и Пахомову пришлось выбирать - либо "Вокруг смеха" по первой, либо киноконцерт по второй. Он выбрал киноконцерт.
Родители, как обычно, собачились на кухне, мешая друг другу готовить праздничный ужин.
– Ты видишь, я здесь лук режу?
– раздражённо говорила мать.
– Ну а где мне свеклу мыть?
– огрызался отец.
– Горит тебе? Подождать не можешь?
– Да, горит...
В девять явился отец смотреть программу "Время", и Пахомов ушёл в свою комнату выспаться перед новогодней ночью. Правда, заснуть у него так и не получилось, хотя он закрыл дверь и залез под одеяло с головой. Отчего-то вспомнился дневной телемост советских школьников с американскими: ухоженные, серьёзные старшеклассники задавали
друг другу умные вопросы, а Пахомов глядел на них и думал о "Звёздных войнах" - не о военной программе Рейгана, которой проели всю плешь на политинформации, а о фильме, который он видел две недели назад у Карасёвых. Межзвёздные перелёты, чудовища с других планет, лазерные мечи - это же чудо какое-то!В полном обалдении выйдя от Карасёвых, он кинулся в библиотеку взять что-нибудь про иные миры. Там ему подсунули "Маленького принца". Книжка оказалась на редкость тоскливой и муторной: странный мальчишка в шарфе сигал с одной планетки на другую и вёл занудные разговоры с лисом и розой. Фигня какая-то. Пахомов еле дочитал её - хорошо хоть, что маленькая. Вернув книжку в библиотеку, он взял "Приключения капитана Врунгеля", которые ему рекламировал Беляков. Вот это уже было совсем другое дело: моря, дальние страны, приключения. Почти как "Звёздные войны", только без супертехнологий.
Пока он так лежал, переносясь мыслью в далёкую-далёкую Галактику, пришли гости, коллеги родителей, - Андрей Семёнович Захаров и его жена, Анна Григорьевна. Пахомов услышал характерный говорок Андрея Семёновича - с хрипотцой и кашляющим смехом. Грянули преувеличенно радостные возгласы матери, потом комок звуков распался: мужские голоса забубнили в комнате, а женские зазвучали на кухне. Пахомов слышал каждое слово, но продолжал лежать с закрытыми глазами, грезя про Люка Скайуокера и принцессу Лею. Потом всё же вылез из-под одеяла и открыл дверь.
На кухне Анна Григорьевна тёрла сыр в тарелку, а мать резала на доске колбасу.
– Знак жёлтой змеи - земля, - говорила Анна Григорьевна.
– Значит, будет приумножение богатства. И успокоение. А мы сейчас живём под знаком земляного дракона. Он покровительствует карьеристам. Недаром кооперативы везде пооткрывали...
Мать увидела Володьку и произнесла, сдув со своих глаз упавшую прядь волос:
– Проснулся, сынок? Поздоровайся с гостями. И переоденься. Праздник всё-таки.
– Здрасьте, - сказал Володька Анне Григорьевне. Та улыбнулась ему.
– Здравствуй. Хорошо поспал? Мы тебе, наверное, мешали.
Она была высокая, сухопарая, с бородавкой на шее. Пахомов помотал отрицательно головой и ушёл переодеваться. Напялив джинсы и чёрную футболку, спросил у матери: - Нормально, что ли?
Мать, нарезая хлеб, бросила на него взгляд.
– Нормально.
Пахомов прошёл в большую комнату. Там был притушен свет, в одном углу переливалась огнями ёлка, в другом надрывался, пульсируя холодным светом, телевизор. Отец, сидя на стуле за накрытым столом, говорил вольготно расположившемуся на диване Андрею Семёновичу:
– Да они нарочно кооперативы разрешили, чтобы свои деньги легализовать.
– Если так, зачем Чурбанова судят?
– усмехался Захаров.
– Он же - свой.
– Брежневские кадры вычищают. Ты посмотри: Громыко убрали, Долгих убрали, Чурбанова судят. Это ж Андропов ещё начал.
– Так что ж по-твоему, узбекское дело - тоже политика?
Отец не успел ответить - увидел вошедшего Пахомова. Володька поздоровался с Захаровым, присел в кресло. Гость сразу переключился на него.
– Ну что, как там в школе? Всё ещё учат любить дедушку Ленина?