Мать (CИ)

– Как делить будем?
– спросил Беляков.

Пахомов почесал затылок.

– Не знаю. Пять на четыре не делится.

– Можно дать каждому по рублю, а последний рубль разменять, - предложил Мишка Карасёв.

– Точно!
– обрадовался Пахомов.
– На рынке и разменяем.

Они рванули на рынок, наперебой смеясь над глупой приёмщицей.

– Я такой стою и смотрю на неё, - торопливо рассказывал Ромка.
– Типа, на ящик опираюсь. А там - три бутылки из-под шампанского. И ни фига не заметила!

– А я деньги беру, и думаю: "Во дура-то!", - смеялся Пахомов.

Они уже отошли метров на сто от пункта приёма, когда сзади донёсся тонкий голос:

– Мальчики! Вернитесь!

Они обернулись, увидели девчонку, что жевала булку, и, не сговариваясь, рванули прочь. Бежали, не останавливаясь, до самого рынка.

– Уф, - тяжело выдохнул Пахомов, переходя на шаг.
– Вроде, проканало.

– Только нам теперь туда уже не сунуться, - сказал Беляков, вытирая со лба пот.

– Ну и фиг с ним.

Осталось решить, что делать с деньгами. Володька хотел купить шоколадку, но Карасёвы его отговорили.

– Ты что!
– вскричал Ромка.
– Лучше жвачку возьми.

– Зачем мне жвачка?
– удивился Пахомов.
– Я её и не любил никогда.

– А ты иностранную пробовал?

– Иностранную?

Карасёвы снисходительно посмотрели на него.

– Не видел, что ли? Пойдём.

На одном из лотков были выложены рядами жвачки в ярких упаковках - кубики, пластинки, шарики. Продавец - молодой парень в наглухо застёгнутом пальто и шарфе поверх толстого чёрного воротника - весело произнёс, постукивая ногу о ногу:

– Налетай - не ленись, покупай живопИсь.

– А они вкусные?
– недоверчиво спросил Володька.

– Скажешь тоже! Конечно, - сказал Мишка.
– Там ещё внутри вкладыши есть - с машинами или мультиками. Но самые вкусные - круглые.

– В пузыре? Но там же вкладышей нет.

– Зато самые лучшие.

Стоили эти самые лучшие, правда, подозрительно дёшево - пятьдесят копеек (прочие, со вкладышами, шли по рублю), но Пахомов решил поверить другу.

– Дайте мне два шарика, - протянул он бумажный рубль.

Продавец принял у Пахомова деньги и кивнул на жвачки.

– Отрывай от ленты.

Стянув рукавицы, Володька быстро отодрал два шарика и торопливо распаковал один из них, пока не закостенели пальцы. Шарик был красного цвета, на вкус - точно клубника.

– Ну как?
– спросил его Беляков, который деловито разворачивал обёртку Turbo.

– Вкусно!

– Надо ещё рубль поменять.

– Точно. Я забыл.

Он повернулся к продавцу.

– Вы нам не разменяете рубль по двадцать пять копеек?

– Да хоть по десять, - усмехнулся тот.
– Давай.

Довольные, они отвалили с рынка. Забежали в универсам - погреться. Внутри возле входа стоял мужик с объявлением в руках: "Меняю Тойоту на квартиру".

Пахомов приблизился к прилавку с соком в картонных коробках, спросил Карасёвых:

– А вам в классе про Болгарию говорили?

– Говорили, - ответил Мишка.
– Папа сказал, что мы туда скоро и так поедем.

– Ладно врать-то!

– Сам ты врёшь! Вон, можешь у Ромки спросить.

Пахомову стало обидно - будто он долго и с чувством выводил рисунок, а кто-то подошёл и сказал: "Мазня!".

Настроение было испорчено, пусть он и не очень поверил Мишке. Разве можно кататься за границу просто так? Кто тебя выпустит?

Расстались они на выходе из магазина. Карасёвы пошли кататься с горки на листах алюмминия, Беляков умотал к друзьям, а Пахомов пошёл домой.

Там, как обычно, ругались родители. Отец, то и дело поминая какую-то "камералку" со "съёмкой", громко возмущался кознями начальства и выговаривал матери, что та его совсем не поддерживает.

– Что вы все на меня взъелись, как на Гитлера?
– рычал он.
– Нашли себе врага народа!

– Виктор, успокойся, - говорила мать устало.
– Это не против тебя война идёт.

– Против меня! Именно против меня!

Володька разделся, прошлёпал в свою комнату.

– Сынок, ты есть будешь?
– спросила мать, отвлекаясь от препирательств с отцом.

– Нет. Потом.

Не хотелось сидеть там с ними, видя, как они ругаются. Пахомов плюхнулся на диван и открыл "Наших друзей сентябрят". Начал лениво вчитываться, борясь с накатывающей дремотой, потом закрыл книжку и задумался. Неужто Мишка не врал? Почему тогда его, Пахомовский, отец не ездит в Болгарию? Спросить его? А если разозлится ещё больше? Да ну на фиг! Интересно, что мама в нём нашла? Вечно недовольный, орёт почём зря и за границу не возит. Отец называется! Вот у Мишки с Ромкой отец - это да! И видак у него есть, и заграничные календари, и конфеты. Зыко! А Володькин отец только и может что ругаться. Правильно мама сказала: "Завидует!".

Погружённый в эти мысли, Володька не сразу ощутил, что диван под ним слегка покачивается. Чуть-чуть - будто плавает в спокойно колышущемся киселе. Пахомов похолодел. Иизумлённо вытаращившись на противоположную стену, покрытую бледными обоями в серую полоску, он прислушался к своим ощущениям. Так и было - диван качался! Володька окинул растерянным взглядом комнату, заморгал, чувствуя, как начинают стучать зубы. Сразу вспомнились страшные истории о полтергейсте, которые рассказывали в классе девчонки.

Преодолевая себя, он откинул книжку и вжал ладони в диван, надеясь, что качка закончится. Но не тут-то было - диван колыхался всё сильнее. Пахомов открыл было рот, чтобы позвать маму, и в этот момент раздался грохот. Стены запрыгали у Володьки перед глазами.

Продолжалось это всего несколько мгновений. Потом всё затихло, и Пахомов бросился на кухню. В дверях он столкнулся с испуганной матерью.

– Мама, это - землетрясение?

– Да, сынок! Одевайся быстро.

Все неприятности мгновенно улетучились. Остался один страх.

Глава четвёртая

Двадцать первого января вместо первого урока состоялась траурная линейка в честь годовщины смерти Ленина. Строились в холле первого этажа, протягиваясь рядами вдоль стен и гардероба. Пока четвёртый "В" двигался к месту построения, Пахомов слышал, как идущий впереди Зимин деловитым баском говорил товарищу, плечистому Вахтангидзе: "Ну и, в общем, кто вступит, тот и спасётся от последнего суда. А остальных сожрёт дракон...". "И когда это будет?" - с испугом спрашивал Вахтангидзе. "Скоро. Может, завтра. Или через неделю". "Блин! Значит, спешить надо! Где они сидят?". "На Северной, возле Берёзки. Такой деревянный дом. Там ещё маленькая табличка висит: Свидетели Иеговы".