Мать (CИ)

Володька обожал рисовать карты войн и сражений. Чёрные, красные и синие фломастеры тратились влёт, зато жёлтые и зелёные лежали почти нетронутые.

Людмила открыла верхний ящик стола. Пенал, карандаши, линейки, тетради, циркуль, ластики, точилки - всё это было свалено в кучу, точно на помойке. Она всегда отчитывала его за неаккуратность, заставляла периодически наводить порядок, но всё без толку. А теперь, господи боже, чего бы она только не отдала, лишь бы он был здесь, рядом, такой как есть, со своей безалаберностью, двойками в школе и порванными штанами.

Она села на кровать, провела рукой по шерстяному покрывалу, кинула взгляд на пустые книжные полки. Книги-то ему зачем? Людмила нахмурилась, соображая, и вдруг её осенило: Виктор увёз ребёнка насовсем! Он не собирается возвращаться в эту квартиру - ни после каникул, никогда.

Людмила вскочила, заглянула за изголовье кровати, где сын обычно держал старые целлофановые пакеты с солдатиками. Пакеты стояли нетронутые, но книжек-то не было! "Значит, всё-таки отправил его к тётке, - поняла Людмила.
– Вот же сволочь! Но когда успел? Когда?".

В голове что-то будто щёлкнуло, и Людмила приняла решение.

Она прошла в соседнюю комнату, застегнула на молнию чемодан и поволокла его к выходу. Потом спохватилась, вернулась в детскую и зачерпнула из целлофанового пакета горсточку пластмассовых солдатиков - на память. Ссыпала солдатиков в сумку и потащила чемодан дальше.

Эту ночь она провела в общежитии.

На следующее утро Людмила перво-наперво сбегала на почту заказать междугородний разговор.

Коллеги теперь смотрели на неё враждебно. Даже Альфия Муратовна, так утешавшая Людмилу в первый день разрыва с мужем, высказала своё недовольство:

– Я, разумеется, сочувствую вам и вхожу в ваше положение, Людмила Геннадиевна, но и вы войдите в наше. Отдел отстаёт, мы вынуждены делать вашу работу. А за сверхурочные нам, как вы понимаете, никто не платит. Почему из-за ваших проблем должны страдать все?

Людмила подняла на неё ясный взор.

– А идите-ка вы к чёрту, Альфия Муратовна.

Та опешила.

– Как вы сказали?

– К чёрту.

– Вы... вы понимаете, что говорите? Может, вам врачу показаться?

Людмила поджала губы.

– Отойдите, пожалуйста, от моего стола. Иначе к врачу придётся идти вам.

Альфия Муратовна побледнела и, ничего более не сказав, удалилась.

Людмила твёрдо решила наведаться к Пахомовской сестре, но пребывала в раздумьях, увольняться ей совсем или брать отпуск без сохранения зарплаты. Внезапный визит Анны Григорьевны разрешил этот вопрос.

Захарова прибежала в необычайном волнении. Увидев сидящую за рабочим столом Людмилу, облегчённо выдохнула.

– Ох, Людочка, а мы так переживали, когда ты вчера не пришла. Ну слава богу, всё в порядке. Ты где ночевала?

– В общежитии, которое мне Карасёв снял, - ответила Людмила.
– Не хотела вас беспокоить. Спасибо вам за всё, Анна Григорьевна.

Захарова на миг смутилась, но решила не лезть в чужие дела.

– Я зачем к тебе пришла, Люда, - сказала она.
– Андрюша же выяснил, куда твой ребёнок делся.

Людмила оцепенела.

– Куда?

– Он с геодезистами поговорил. Там у него приятель есть, Рыбаков. Они втроём с Андрюшей и Виктором на Степановскую сопку поднимались. Ну вот, а у этого Рыбакова есть знакомый в городе, Лидин. На складе работает. Вот к нему-то Виктор Володю и отвёз.

Людмила схватила её за руку.

– Это точно, Анна Григорьевна?

– Ему об этом Рыбаков сказал.

У Людмилы задрожали губы, по щекам покатились слёзы.

– Господи, неужели правда? Так он у него сейчас?

– Этого я не знаю, - ответила Анна Григорьевна и ободряюще улыбнулась.
– Ну что ты, Людочка, успокойся. Ну не плачь. Видишь, как всё хорошо обернулось.

– Боже мой, Анна Григорьевна, спасибо, спасибо вам!

Захарова тоже расчувствовалась - заплакав, обняла Людмилу. Сидевшая за соседним столом Юлия Борисовна строго заметила:

– Людмила Геннадиевна, может, вы будете решать свои личные проблемы в коридоре?

Людмила не стала спорить. Выбежала в коридор, прислонилась к гипсокартонной стене и, зажимая рот ладонью, затряслась, издавая странные, глотающие звуки. Анна Григорьевна вышла вслед за ней, обняла.

– Ну что ты, Людочка, ну не плачь. Всё же хорошо! Ну что ты...

– Ой, Анна Григорьевна, - сказал Людмила, отирая слёзы.
– Вы не представляете, что вы для меня сделали. Как мне вас благодарить?

– Да ну что за глупости ты говоришь! Ну успокойся. Ну не надо так!

Людмила вдруг вырвалась из её объятий и побежала в туалет, чтобы дать волю чувствам.

Ей хотелось сразу помчаться к этому Лидину, но Захарова её остановила.

– Ну куда ты сейчас победишь? Его небось и дома нет.

– Ну да, действительно, - опомнилась Людмила.
– Что-то я совсем ничего не соображаю...

Она вернулась в комнату, но работать уже не могла - все мысли были только о сыне. "А что, если его увезут, пока я тут сижу?" - с ужасом думала она. Но тут же одёргивала себя: Пахомов же сказал, что тётка забрала Володьку ещё вчера. Ах, если б Захарова пришла к ней днём раньше! Но кто ж знал!

"А может, наврал?
– думала Людмила.
– Может, Володька ещё там? Как было бы хорошо!". Эта надежда исподволь грела ей душу. Сама того не замечая, она принялась искать доказательства этого, и, конечно, нашла. Пахомову было выгодно врать - это раз. Тётка не успела бы так быстро прилететь - это два. Ну и то, что Пахомов где-то пропадал вечерами - это три. А где он пропадал? Разумеется, у сына. Книжки ему возил, одежду...

"Он ещё там, мой Володенька, - с трепетом думала Людмила.
– Ждёт, ненаглядный. Ждёт, а я здесь. Как же медленно течёт время!".

Она не досидела до конца рабочего дня - отпросилась на пятнадцать минут раньше. Такси, которое она заказала сразу после разговора с Анной Григорьевной, ждало её у выхода. Теперь это была жёлтая "копейка". Внутри голосом Вилли Токарева разрывалась магнитола: "Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой...".

Словно угадывая настроение Людмилы, водитель-кавказец погнал так, словно опаздывал на последний самолёт. "Я тут пятнадцать лет езжу, - объяснил он.
– Каждую кочку знаю. В Якутск бы так не втопил, хе-хе".