Мать (CИ)

Женская солидарность сделала своё дело - напряжение стало понемногу отпускать. Но в обеденный перерыв Людмила, не выдержав, рванула в Володькину школу: забрать ребёнка. Там её, однако, подстерегал неприятный сюрприз - Володька в школу не пришёл.

– Вы знаете, вам необходимо срочно выяснить отношения в семье, - заявила Маргарита Николаевна, классная руководительница. Её вызвали к дверям дежурные, проверявшие сменку и не пускавшие посторонних.
– Ребёнку надо заниматься, у нас сегодня изложение, две самостоятельных на носу. Вы понимаете, чем это чревато?

– Да-да, конечно, мы всё уладим, - закивала, пряча глаза, Людмила.

"Неужели Виктор его дома оставил?
– подумала она.
– Вот же с-скотина! Всё сделает, чтобы мне нагадить".

Она кинулась домой (благо, не забыла прихватить ключ, когда уходила от мужа), позвонила, затем, не услышав ответа, трясущимися руками открыла дверь. Внутри никого не было.

– Где же он?

В растерянности обошла такие знакомые, но ставшие вдруг чужими, комнаты.

Обеденный перерыв давно закончился, а Людмила словно забыла о времени. Её теперь занимал лишь один вопрос - куда подевался сын?

Может, наведаться к Пахомову на работу? Да, так и надо сделать.

Пешком до мужниной работы пришлось бы тащиться минут сорок. Людмила побежала к автобусной остановке, постояла там с четверть часа, тоскливо озираясь. Наконец, автобус подъехал. Пока тряслась в нём, слушая дребезжание дверок, морально подготовилась к встрече с супругом. Подбирала слова, взнуздывая себя, чтобы не проявить слабину. "Он мне скажет: не знаю, где Володька. А я ему: не валяй дурака!
– Иди к чёрту!
– Тебе наплевать на ребёнка?".

До здания, где сидели геофизики, Людмила добралась через полтора часа после выхода с работы. Ворвавшись внутрь, переполошила Пахомовских коллег.

– С утра был, сказал, что берёт отгул, - огорошил её Захаров.
– Я с ним хотел поговорить, да он только усмехался. Ты же знаешь Виктора: ничего наружу! Всё в себе.

– И куда он подевался?
– спросила Людмила.

– Мне не сказал. Вообще суматошный был какой-то. Ему, конечно, свойственна некоторая суетливость, не поспоришь, кхе-кхе, но тут как-то чересчур. Вроде, слушал меня, но, по-моему, ничего не слышал. Глаза вытаращенные, будто у него белая горячка. В отдел кадров только забежал - и был таков. Даже не попрощался, так сказать.

Людмила всплеснула руками.

– Но вы же - друг ему! Или нет? Что вообще творится?

– Даже не знаю, что тебе сказать, Людочка, - смутился Захаров.
– Я попытаюсь выяснить. Меня это, так сказать, расстраивает до предела. Получается, он мне не доверяет, понимаешь? Я от него такого не ожидал.
– Он машинально подёргал пачку папирос в кармане рубашки.

– Господи, и что же мне делать?

Захаров коротко подумал.

– Я бы на твоём месте сторожил его в квартире.

– Да была я в квартире! И в школе была, - Людмила заплакала.
– Володька на занятия не пришёл.

Захаров втянул носом воздух.

– Хм, как бы до милиции дело не дошло. Ты всё-таки вернись в квартиру и подожди его там. Ну не вечно же он будет где-то болтаться! Вернётся!

Людмила махнула рукой.

– Я уже ни во что не верю. Ладно, Андрей Семёнович, спасибо.
– Она направилась к выходу.

– Ты в квартире будь, слышишь?
– крикнул ей вдогонку Захаров.
– А вечером мы к вам зайдём. Слышишь, Людочка?

Людмила не ответила.

Может, и впрямь покараулить в квартире? Нет, сидеть, сложа руки, было выше её сил. Тогда уж лучше на работу вернуться.

Но на работу она тоже не пошла. Вместо этого бросилась к Карасёву - единственному, кто сейчас мог помочь ей.

Ресторан был пуст, из колонок звучал "Ласковый май". С кухни доносился грохот кастрюль, слышались голоса поварих. Скучающий официант долбил по клавишам отключённого синтезатора, стоявшего на подиуме.

Не обращая на него внимания, Людмила устремилась к двери с надписью: "Посторонним вход воспрещён".

– Женщина, вы куда?
– крикнул ей официант.

Людмила будто не услышала. Распахнула дверь и ринулась по коридору в администрацию.

– Женщина!
– отчаянно крикнул официант, бросаясь следом.

– Саша, я ушла от него, - трагическим голосом объявила Людмила, появляясь на пороге Карасёвского кабинета.

Тот поднял глаза от бумаг, медленно поднялся из-за письменного стола. Лицо его принято странное выражение надежды и испуга. Людмила вздохнула и бросилась ему в объятия.

– Погоди, объясни толком, - растерянно забормотал он, обнимая её и гладя по спине.

Дверь снова распахнулась, внутрь ворвался официант. Увидев директора, развернулся и, не отпуская дверной ручки, вылетел обратно.

Людмила вскинула взгляд на Карасёва.

– Ушла. Понимаешь? Вчера вечером. После того, как... ну ты помнишь. Он... он был невыносим!
– Людмила хотела рассказать о ссоре на демонстрации, но слова застряли у неё в горле.
– Я ночевала у знакомых. У его друга. Куда мне теперь идти? Ты знаешь?

– Подожди, - повторил замороченный Карасёв.
– Это всё так неожиданно... Мне надо сообразить.

– Ты говорил, что хочешь развестись, - напомнила ему Людмила.
– Когда, если не сейчас?

– Ты присядь. Выпей кофе. Или вот, хочешь, коньяк есть. Хороший. Давай я тебе налью немного.

Людмила обессиленно опустилась на стул. Карасёв подошёл к шкафчику за его спиной, достал оттуда бутылку коньяка и маленький бокальчик. Плеснул Людмиле грамм пятьдесят.

– Вот, возьми.

Она покорно выпила и закашлялась, махая ладонью перед ртом. Карасёв схватил стоявшую на столе зелёную бутылку с минералкой, налил в стакан, сунул подруге. Та начала пить, захлёбываясь и гулко глотая.

– Так, давай обдумаем спокойно, - сказал он, возвращаясь на директорское место.
– Значит, ты от него ушла. Это уже окончательно?

– Ну конечно!
– с раздражением откликнулась Людмила.
– Как ты думаешь? Слышал бы ты, что он говорил вчера. Сволочь паршивая. На глазах у всех!

– Так, - снова сказал Карасёв.
– Понятно.
– Он поморщился.
– Из меня вчера, кстати, тоже душу вытрясли.

– И что теперь? Как нам поступить?
– спросила Людмила, впервые, кажется, объединив себя с Карасёвым в одно местоимение.