Матабар III

— А Гиргарар уже никогда и никому не сможет раскрыть твоей тайны?

Аркар кивнул.

— Почему ты сразу не рассказал мне весь план?

Аркар глянул через плечо на Арди так, как, порой, Эргар смотрел на неразумного, юного охотника.

— Если хочешь выжить в Метрополии, Ард, даже несмотря на твои возможности Говорящего и плащ имперского мага — всегда держи карты закрытыми, — полуорк, поправляя шляпу, отодвинулся от перил и, заложив руки в карманы, побрел по переходу вглубь района. — Закрытыми ото всех.

Арди вспомнил Марта. Тот предупреждал о том же… Спящие Духи, как же сильно отличался мир людей от троп охотников Алькады.

Следом за Аркаром отправился и Арди. Одним глазом он разглядывал колоритные, непохожие ни на что, постройки района Первородных, а другим — следил за тем, чтобы никто из случайных прохожих, представителей четырех крупнейших рас, не выхватил из-под полы плаща револьвер или клинок.

Мир вокруг, постепенно пропадая в сгущающихся красках ночи, лишь изредка рассекаемых лучами Лей-огней, в целом, немногим отличался от остальной Метрополии. Если отвлечься от тесных улиц, несуразных зданий, сидящих друг у друга на плечах, и от того, что вокруг, вместо людей и редких представителей орков, эльфов и дворфов — одни лишь эльфы, дворфы, орки и гоблины (кажется, Арди видел даже парочку рогатых сатиров и еще одного Огра, хотя, возможно, он спутал того с водонасосной, пожарной станцией), то, в целом, район как район.

Жители суетились, спеша по своим, безусловно важным и срочным делам. Вдалеке лаяли и выли псы, коты мяукали где-то в переулках и тупиках. Автомобили скрипели по лужам, порой ополаскивая зазевавшихся прохожих, провожавших нерадивого водителя проклятьями и ругательствами.

На первых этажах горели вывески, обрамленные пузатыми Лей-лампочками. За то время, пока они с Аркаром то спускались, то поднимались, то и вовсе впритирку пробирались между домами, Арди успел увидеть многое. Театры размером с бар; бары величиной с иной оперный дом в Бальеро; рестораны столь странные по форме и содержанию, что больше походили на музеи диковинок и кафе, прозаичнее которых не встретишь и в отдаленных уголках Тенда с Тендари.

Возможно, именно поэтому Арди даже не обратил внимания, как вместе с Аркаром, под аккомпанемент весеннего грома, рычащего где-то над Фабричным районом, они подошли к очередному кабаре.

На вывеске перемигивались лампочки, создавая иллюзию машущей хвостом сирены, лежащей на камне. Настоящую сирену — наполовину женщину, прекраснее эльфийки, а наполовину — жителя подводных глубин. Женский торс, голова и лицо, а вместо ног — рыбий хвост. Совсем не те, жуткие химеры, созданные Звездными магами полтысячи лет тому назад.

« Морской бриз» — так называлось заведение, под козырьком которого стояло несколько фигур в темных пальто с поднятыми воротниками. Они о чем-то перешептывались и курили. Два гоблина, дворф и эльф.

Когда они с Аркаром подошли ближе, Первородные замолчали и проводили полуорка задумчивыми, буквально пожирающими взглядами, после чего один из них — совсем юный гоблин, развернулся и удалился в сторону ближайших лестниц.

Аркар, не обращая ни на кого внимания толкнул дверь в кабаре, Арди прошел следом и тут же пожалел, что не задержал дыхание. Он и раньше бывал в прокуренных помещениях, но здесь, кажется, если споткнуться, то до пола не долетишь. Плюхнешься, как на перину, только вместо пуха тебя поймает плотный, как вата, табачный дым.

Он стелился вдоль пола, обрамляя местами потрескавшиеся доски. Утренним туманом облеплял туфли и ноги посетителей — гоблинов с рваными ушами в цветастых, пестрящих красками костюмах, достойных лучших танцевальных площадок Бальеро; массивных орков, вместо пиджаков носящих, в основном, жилетки или вязанные свитера (что вполне логично, учитывая наличия банды Орочьи Пиджаки); изящных эльфов, из-за красоты которых взгляд, в целом, даже не особо осознавал что за одежду те выбирали; а редкие дворфы в строгих, деловых тройках щеголяли пальцами, сверкавшими перстнями и кольцами.

Дым поднимался выше, плющом извиваясь по ножкам деревянных столов, чтобы затем накрыть едва видимыми дланями стаканы с крепким алкоголем; он соприкасался с алыми угольками на кончиках сигарет, сигар, курительных трубок и мундштуков, чтобы тут же взвиться под потолок, а там, едва заметно, светили Лей-лампы, в отчаянии пытаясь пробиться сквозь смог, но, кажется, уже обиженно плюнувшие на бесперспективную затею.

У длинной барной стойки на стульях разной высоты сидели одиночки, болтавшие с барменами, а те, в свою очередь, прикрывали спинами выставку пузатых бутылок, на которых, из-за дыма, не различишь ни ценников, ни этикеток.

В дальнем углу, на круглой сцене, около Лей-микрофона пела эльфийка. С темно-синими, вьющимися волосами, в платье, скорее открывающим, нежели прикрывающим атласную кожу стройного, соблазнительного тела. Миндалевидные глаза пылающего пламени меркли на фоне её голоса, не уступавшему разве что мифическому пению той самой сирены, что махала хвостом на вывеске. От эльфийки веяло столь чувственным, буквально животным соблазном, что сознание меркло — куда там девушкам Красной Госпожи.

Но.

Все то же — «но».

Эльфийка, джазовая певица, рассказывавшая томную историю про секретаря и её начальника, обладала, разумеется, красотой куда большей, нежели Тесс. Её чувство ритма, голос и чарующий взгляд не оставляли и шанса для рыжеволосой певицы. А уж о музыкантах, особенно орке, играющим на пианино и втором эльфе, чьи пальцы мерцали по трубе саксофона — и речи не шло.

Вот только не было в этом и капли того, что происходило со слушателями Тесс.

Когда Тесс пела об океане, то даже человек ни разу не видевший ничего глубже пруда в парке, внезапно чувствовал, как ветер режет лицо крупицами соли; как воздух, немного спертый от запаха водорослей и рыбы, внезапным образом заставляет тебя не морщиться, а дышать все глубже и глубже, пока воздух не наполнит легкие таким простором, что сам собой, сбросив одежду, бежишь по горячему песку, обжигая холодные стопы и бросаешься в пену прибоя, укачивающего, как дитя укачивает мать.

Когда Тесс пела о зимних улицах и фонарях, то в жаркий день слушатель потуже запахивал легкую одежду и, ежась на стуле, вспоминал, как ютился на остановках и под козырьками, спасаясь от свиста бессердечной вьюги, ищущей любой укромный закуток чтобы лизнуть тебя морозным языком, оставив за собой иней на нежной коже и только свет мигающего фонаря напоминал, что в бесконечной зимней ночи Метрополии, однажды, все же, наступит рассвет.

А эльфийка… змеей изгибаясь вдоль стойки микрофона, выставляя на показ то бедро, то ключицу, то нагибаясь так, что взгляд едва-едва не успевал выхватить ореол крепкой груди, не вызывала ничего, кроме восхищения голосом Ангельского вестника и внешности Демонической обольстительницы.

В её пении отсутствовало самое важное.

Искусство.

Так что Арди, отряхнувшись от секундного наваждения, поспешил следом за Аркаром и совсем не заметил, как еще тоньше стал его браслет, подаренный Атта’Нха. За прошедшие годы, некогда шириной с два пальца, он стал не толще шерстяной нитки для вязания. А еще как заинтересованно и немного обиженно вспыхнули пламенные глаза эльфийки, перед которой замерли десятки слушателей, готовые на все, что угодно, лишь бы та еще раз наклонилась, еще раз взмахнула стопой, протянула ладонь… да что угодно.