Матушка Готель

– Я не думаю об этом, - улыбнулась та.

– Нельзя так! Я думаю, - взял её за руку Клеман, - сбереги хоть немного себя, хоть немного для меня, слышишь? Ты словно одержима этим разрушением, но не разрушай себя, прошу.

– Я не знаю, - заплакала, отвернувшись, Готель, - мне всё ещё хочется верить, что если я сделаю что-то во имя Христа, то Бог пошлет мне дитя, что мне еще остается…

Договорить больше Готель не смогла, и Клеман обнял её.

Все в Париже строили собор, и на какое-то время это стало для Готель забвением. Если она не шила, она носила на стройку еду, убирала там мусор, а вечером валилась с ног и скорее засыпала, чтобы не думать ни о чём.

– Вы бы могли остановиться у меня, - предложила она аббатисе.

– О, дитя. Я не покидаю аббатство уже несколько лет, и сил мне хватает едва дойти до скамейки.

– Приезжал Папа, - тихо добавила Готель, и ей стало грустно.

Она видела, как жизнь оставляет сестру Элоизу, и боялась приехать однажды и узнать, что аббатисы больше нет. Потому она проводила в Паркле как можно больше времени. Старалась не оставлять аббатису и не упускать её из виду, словно верила, что в её присутствии смерть побоится себя обличить.

– Я устала, моя дорогая, - сказала однажды аббатиса, - вы не проводите меня?

Через три дня Пьер принял Элоизу в свои объятья.

Готель была спокойна. Возможно оттого, что провела последние дни аббатисы с ней рядом. Она не спешила покидать аббатство и осталась там еще на несколько дней. Гуляла теми же дорожками и сидела на той же скамейке в парке. Ей иногда казалось, что если поторопиться за угол, то она непременно нагонит свою настоятельницу. Готель знала, что всё то хорошее, что она обрела в душе и разуме за свою жизнь, она получила от сестры Элоизы. Она всегда была примером: когда проявляла любовь и когда проявляла строгость. Она научила Готель верить словам, не замечать глупцов, любить когда того желаешь, каяться всей душой за мелкую ошибку, чаще смеяться и плакать, не позволять другим себя жалеть и не позволять себе быть безжалостной к другим. Готель часто думала о глубине души аббатисы и спрашивала себя, знает ли она, насколько действительно она была глубока. Ведь при всей ясности образа сестры Элоизы, всегда оставалась та, которая умерла еще двадцать лет назад, таилась и мучилась, ожидая день за днем встречи со своим покойным супругом. Но ту живую и счастливую Элоизу Готель было встретить не суждено.

Через полтора года на месте трех снесенных церквей обозначилась тень будущего собора. Он рос, а его продолжали строить. Он накрыл собой остров, как слон лодку, но его продолжали строить. Казалось, епископ желал достучаться его колоколами до Всевышнего, и Готель, наверное, была одной из немногих, кто понимал его и желал того же.

– Ты все еще хочешь этого?
– спрашивал Клеман, провожая Готель в Лион.

Но та лишь молча кивала в ответ. Единственное что она хотела, это, достучавшись, спросить у Бога, почему женщине, которой дают чистую душу, нравственную красоту и силу, деньги и власть, почему этой женщине не дают ребенка.

Когда Готель прибыла в Лион, он был непривычно солнечным. Она обошла пустой дом, перестелила постель, решив еще раз здесь переночевать, прежде чем возвращаться в Париж, а затем отправилась в Сен-Мартен. Она прошлась по улицам незнакомого города и даже нашла ниже молочную лавку, похоже, ту самую, где мать Клемана покупала молоко. Есть еще одно ощущение, когда идешь чужими улицами; ощущение некой свободы от того, что для этого места и этих людей нет твоего прошлого, нет твоих ошибок и не нужно прятать чувства, какими бы они ни были. Одновременно в сердце Готель просыпалось и ностальгическое чувство, ведь столько раз она проезжала здесь по дороге в Марсель. И сейчас, вдыхая воздух Лиона, она надеялась уловить в нём аромат далекого бриза.

Она обошла чей-то экипаж, стоящий перед дверями церкви и зашла внутрь. Готель ненадолго остановилась в коридоре, доставая из-под пояса документ, и в тот же момент почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она повернула голову направо и…, там стоял Раймунд.

– Готель? Но что вы здесь делаете?
– удивился маркиз.

– Продаю дом, - она показала документ в своей руке, - а вы?

– Еду в Марсель, - улыбнутся тот.

– Как Констанция, - спросила Готель после нескольких секунд гробовой тишины.

– Хорошо, - кивнул Раймунд, - всё хорошо.

Проследовала еще одна минута неловкого молчания.

– Может мы могли бы…, - начал он, и Готель, дочитав его мысли, показала себе через плечо.

Они вышли и прошли по улицам солнечного города неспешным шагом, болтая о пустяках, как избегая основной, волнующей их сердца, темы. Но едва дверь дома на холме за ними закрылась, они бросились друг на друга, как изголодавшиеся звери, забыв обо всем на свете; а когда пар вышел, и Готель положила свою голову ему на грудь, они еще долго лежали на постели беззвучно, как мыши, пытаясь каждый для себя понять что же, наконец, произошло.

– Я иногда прихожу туда, на наш балкон, - сказал Раймунд.

Готель засмеялась и села на постели, закрыв лицо руками:

– О, Боже.

– Что?
– смутился маркиз, - что в этом смешного?

– Нет, простите, мой милый маркиз. Я подумала…, знаете, я приехала сюда продать этот дом и пожертвовать деньги, вырученные с него, на собор, а сама лежу в том доме с чужим мужем. Господи, какой кошмар.

Она положила голову себе на колени, и Раймунд приподнялся на локтях.

– Клеман предупреждал меня, он просил оставить меня хоть что-то, а я все разрушила, - проговорила Готель куда-то в колени.

– Оставьте казнить себя, - постарался поддержать её маркиз, - вы хороший человек, все это знают.

– Нет, Раймунд, нет. Хорошие люди оставляю свое саморазрушение за дверями, а не тащат его в дом, - замотала головой она.

Когда Раймунд проснулся, Готель была уже внизу:

– Хотите молока?

– Хороший дом, - сел за стол маркиз, - не продавайте его.

– Теперь уже не знаю.

– Расскажете?

Готель кивнула:

– Это мой ад, и он его не заслужил.

Они сидели молча какое-то время, слушая песни птиц за окном и наблюдая, как солнце скользит по столу.

– Иногда я скучаю по Констанции.

– Вы ненавидели меня, наверное.

– Да нет. Она объяснила, что вам нужен наследник и все такое, - пояснила Готель, поправив сзади свои волосы.

– Она упрекнула вас в этом?

– Но это правда.

Никто больше не сказал ни слова. Готель проводила Раймунда до порога, поцеловала, и они простились. Она так и не продала дом и вернулась в Париж к полудню следующего дня, рассчитывая застать Клемана в их лавке на Сене.

Клеман был на месте и провожал клиента приятными любезностями; Готель улыбнулась уходящему гостю.

– Ты не поверишь, - засмеялся Клеман, как только покупатель вышел, - утром я продал одно из тех бежевых платьев, которые ты уже стала называть душой магазина.

Готель подошла к Клеману ближе и взяла его за руки.

– Привет, - сказал тот.

– Здравствуй, - ответила она.

Клемана просто выворачивало от радости, отчего признание не становилось легче.

– Послушай, - проговорила Готель ему в глаза, - в Лионе я была с Раймундом.

Клеман отвернулся и подлетел к прилавкам: