Матушка Готель

– Для меня честь просить вас принять это, - сказал, развернув материю, епископ, - это Орден Святого Гроба Господнего Иерусалимского.

Он был чрезвычайно красивым с чеканенными доспехами, крылатыми ангелами и красным иерусалимским крестом посреди, и Готель долго всматривалась во все эти детали, прежде чем смогла что-то ответить:

– Я даже не знаю что сказать, ваше преосвященство, - растерялась она.

– Я просто прошу вас принять его и стать Дамой нашего Ордена, - сказал Морис.

– Но зачем он мне?

– Я прошу вас его принять не потому, что он нужен вам или нет, а потому что Ордену нужны такие люди, как вы, - проговорил епископ, - вы мудрая женщина и однажды Ордену может понадобиться ваша помощь.

– Я сделаю все, что в моих силах, ваше преосвященство - согласно кинула Готель.

– Это сопроводительный документ, постарайтесь уничтожить его после того, как прочитаете, - сказал он, протягивая сверток, - там есть имена, вы так же сможете всегда обратиться к ним за помощью.

– Сестра Элоиза не хотела принять меня даже в монахини, а вы оказываете мне столько чести, - улыбнулась она, принимая орден.

– Служить Господу в миру гораздо сложнее, чем в храме. Я думаю, она это знала. И еще я полагаю, она знала, что лучше вас с этим мало кто справится.

– Благодарю вас, ваше преосвященство, вы очень добры, - Готель склонила голову и поцеловала руку епископа.

На обратном пути она зашла к Клеману, который мучился похмельем после минувшего застолья. Готель сделала ему травяной отвар и села за стол, пока тот пытался прийти в чувства.

– У вас кончились доски?
– спросила она, разглядывая разобранную крышу.

– Да, я как раз думал дойти до Жиля, взять еще несколько штук, - держась за голову, ответил супруг.

– Пейте ваш отвар, мой друг, и выходите к Сене; с ночи здесь совсем нечем дышать, - сказала Готель и вышла на набережную.

– Простите меня, дорогая, наверно вчера я был ужасен, - сказал Клеман, подойдя к супруге.

– Совсем нет, - ответила та, - вы объяснялись мне в любви.

– Господи, - прикрыл он руками лицо, - простите, ради Бога, простите.

– Почему же, я уже и забыла, как оно бывает, - улыбнулась она, - а тут с таким глубоким чувством.

– Не говорите больше, я вас умоляю, - взмолился Клеман.

– Вам стыдно за свою любовь?

– Не за любовь. Мне стыдно за подобное признание, ведь вы достойны большего, чем пьяные слова, - он сжимал её руку так усердно, словно пытался выдавить из неё прощение.

– Вы делаете мне больно, мой милый Клеман, - высвободилась она, - а про вчера забудьте. Я была рада, что вы позволили себе эту слабость, вы не слишком часто позволяете себя в ней урезонить.

Готель смотрела на Сену и вертела в руках опавший листок.

– Вы собирались к Жилю, - напомнила она.

– Да, - улыбнулся тот и махнул рукой, - но я пойду к нему позже.

Но Клеман не пошел к нему ни позже, ни на следующий день. А в тот день, он купил на все деньги фруктов и принес их Готель. Он пытался заботиться о своей супруге в соответствии с её положением в обществе и в его сердце, даже если бы ему в итоге пришлось спать под открытым небом.

– Когда вы доделаете крышу?
– снова спросила его жена к зиме, - не шутите так Клеман, день на день ляжет снег.

И после долгих уговоров, Клеман всё же собрал какие-то средства и залатал крышу. Днем он находился в магазине, а едва начинало смеркаться, приходил к Готель и садился у огня.

– Меня сегодня посетила мадам Леблан, - рассказывал он, откашлявшись, - она пересмотрела весь мой ассортимент.

– И что же она купила?
– спросила супруга, шинкуя салат.

– Пока ничего, - ответил Клеман, - но она обещала снова. Знатная дама. Пока у меня будут такие покупатели, мой магазин будет процветать.

– Я зайду к вам завтра, убрать, - сказала Готель, постучав ложкой по краю миски.

И на следующий день, раздав у собора горячую сдобу Гийома, она пришла в лавку. У Клемана горел камин, но Готель не могла отделаться от ощущения, что в доме, всё же, необъяснимо холодно. Стены не были прогретыми, как бывает в доме, где регулярно топят, и даже на камине по краям блестел иней. Готель сделала шаг к лестнице на второй этаж, но Клеман вцепился в неё двумя руками с глазами переполненными страха:

– Постойте!
– взмолился он.

– Вы не жалеете меня совсем!
– крикнула она, выкручивая себе руки, пытаясь вырваться, - на улице зима! Вы не топите, вы совсем не топите дровами! И вы ничего не едите.

Готель села на ступени лестницы и тихо заплакала.

– Закрывайте магазин, - вытирая лицо проговорила она и посмотрела на растерянного Клемана, - закрывайте этот проклятый магазин!

Когда они пришли в дом Готель Клеман сел у огня, пока его супруга готовила постель.

– Вам лучше снять одежду, чтоб быстрее согреться, - сказала она.

Он стащил с себя сапоги и сбросил на пол тулуп:

– Я помню, как увидел вас в первый раз. В платье из голубой парчи. Вы были похожи на ангела.

Готель подошла к огню, взглянула на мужа и слезы брызнули из её глаз. Она бросилась через улицу и заколотила в окно Гийома.

– Что случилось, мадам Сен-Клер?
– заохал старик.

– Лекаря! Зовите лекаря! Скорее! Скорее!
– кричала она среди дороги.

Вернувшись, она уложила Клемана в постель и вытирала с его лица пот, пока не пришел доктор.

– К сожалению, болезнь вашего мужа слишком усугублена его слабым состоянием, - сказал он, спустившись с мансарды, - я дал ему лекарство, но если жар скоро не сойдет, мадам…, мне очень жаль.

Готель села на стул. Как ни твердила она в душе, что Клеман был только обстоятельством её, не сложившейся, как бы ей хотелось, жизни; сейчас она не могла представить себе эту самую жизнь без него. После того, как все ушли, она поднялась в комнату, где лежал Клеман. Он дрожал от озноба, но увидев супругу, улыбнулся: