Матушка Готель
Шрифт:
– Я помню сколько раз ты брала их стирать, так долго они висели; что я уже не верил, что это когда-то случиться.
– Клеман, - постаралась она снова привлечь его внимание.
– Вы, похоже, устали с дороги, - не поворачиваясь, ответил тот, - давайте оставим это до того, как я здесь закончу здесь. Прошу вас.
Он стоял неподвижно, как окаменевший, пока не услышал, что дверь магазина закрылась. Готель вышла на мост к строящемуся собору и, глядя на темную воду скользящей под ногами реки, горько заплакала.
Вечером Клеман пришел позже, чем обычно, словно надеялся отсрочить то,
– Скажи, что ты поехала не к нему, - сел он напротив Готель, положив рядом плащ.
– Клеман, мой милый!
– упала она на колени.
– Прошу вас, - попытался он её поднять.
– Поверьте, это случайность…, - залепетала Готель.
– Не надо, - остановил её Клеман, - мы оба знаем чего хотели от этого брака, и я был счастлив быть вашим мужем.
– Нет, Нет!
– рыдая, схватила она его за рукав, - прошу вас, прошу вас, не оставляйте меня!
Клеман плакал, стоя, отвернув лицо, не зная что делать дальше:
– Я предпочел бы не знать, - проговорил он, - мне хватало знать, что вы его любите.
От этих слов Готель начала рыдать еще сильнее:
– Простите меня, простите, я всегда пыталась создать иллюзию того, что было важно для меня - венчание в стенах храма и кольца, любящий супруг, но…
– Но что же было не так?
– вмешался Клеман, и Готель затихла, изредка всхлипывая.
Он подошел к окну:
– Это вы простите меня. Я тогда слишком испугался за вас. Я испугался, что вы не сможете пережить настигшее вас одиночество, и я подумал, что вам непременно нужен кто-то рядом. Так что мы просто помогли друг другу.
– Вы останетесь?
– прошептала Готель, - прошу вас, останьтесь.
– Вы продали дом?
– повернулся он и увидел, как её глаза снова наполнились слезами.
Он молча взял со скамейки плащ и вышел, закрыв за собой дверь.
Клеман больше не приходил к ней, но она иногда заходила к нему; когда носила строителям одежду и еду. Заходила, потупив взор, садилась с краю, у входа и следила за его движениями, пока он общался с клиентами. Какой-то день, перегрузив свою сумку сыром, она зашла попросить его проводить её к собору.
– Нога разболелась ни с чего, - пожаловалась она Клеману, и тот, будучи человеком добродушным и мягким, обычно подавался её словам.
– Вы носите кольцо?
– заметил по дороге Клеман.
– Оно причиняет мне боль, когда мне это необходимо, - улыбнулась та.
– Я слышал, Констанция вернулась. Ходят слухи, что граф её выгнал на сносях, - он посмотрел на собор, к которому они приближались и который пока больше напоминал крепость, чем дом Божий, - вы до сих пор думаете, что Господь проявит к вам участие?
Мысли Готель замелькали одна за другой; радость сменялась состраданием, которое в свою очередь сменялось любовью, торжеством справедливости, безумия и понимания, и снова обуревалось сожалением, любовью и самобичеванием.
– Маркиз, - отрешенно, как сама себе проговорила она.
– Что?
– переспросил Клеман.
– В Провансе он маркиз, - всё ещё глядя
в себя и не покидая своих мыслей, пояснила Готель.Ей было невероятно жаль Констанцию, по-человечески, но также сердце Готель начала согревать мысль, что возможно этот поступок Раймунда был знаком того, что он все-таки пронес через десять с лишним лет и через свой "необходимый" брак ту толику преданности, о которой, давая им своё благословение, Готель могла только мечтать.
Придя на остров, пара была сразу замечена парижским епископом:
– Нарочно пришел сегодня к обеду, чтобы увидеть "матушку", имеющую на моих рабочих большее влияния, чем я, - улыбнулся он, приблизившись, и протянул Готель руку, - Морис де Сюлли.
– Готель Сен-Клер, - ответила та, поцеловав руку епископу.
– А ваш скромный спутник?
– спросил Морис.
– Месье Сен-Клер, - представила Готель супруга.
Епископ сделал смущенное лицо, заметив, что у Клемана, в отличие от супруги, не было на руке кольца.
– Сестра Элоиза, царство ей небесное, рассказывала мне о вас, но она не говорила, кроме как о душевной красоте.
– Спасибо, ваше преосвященство, - улыбнулась Готель.
– Разрешите и мне поблагодарить вас за преданность моему собору.
– Спасибо, ваше преосвященство, - сделав книксен, повторила Готель.
Епископ смешался в некой нерешительности:
– Мадам, вы позволите сказать вашему супругу несколько слов тет-а-тет?
Клеман с епископом отошли в сторону, а Готель принялась раздавать строителям еду. Когда сумка была пуста, вернулся и Клеман:
– Они действительно называют вас матушкой, - оглядываясь на стройку, улыбнулся он.
– О чем говорил епископ?
– спросила Готель.
– О том, что вы необыкновенная, и еще он хочет, чтобы вы пришли исповедаться, - ответил Клеман.
Только прежде, чем признаться во всех смертных грехах, Готель хотела увидеть Констанцию.
На сей раз двери дворца для неё были открыты и один из слуг проводил её в комнату графини.
– Готель, - обрадовалась Констанция, пытаясь приподняться.
– Не вставайте, прошу вас, - подбежала Готель и взяла её за руку.
– Сколько лет, - улыбнулась графиня.
– Десять, - улыбнулась Готель в ответ, - чуть больше десяти.
– Вы стали настоящей женщиной. Такая красивая.
Констанция смотрела на Готель с запавшими глазами, её кожа была бледной, и сама она выглядела измученной то ли четвертой беременностью, то ли разрывом с Раймундом.
– А я, - сетовала на себя графиня, - даже не могу подняться с постели. Спина болит, что я её уже не чувствую.
– А где Мария?
– Королева - Адель отдала её за Генриха Шампанского - своего брата, - подставляя себе под спину подушку, хрипло засмеялась Констанция.
– Бедная Мари, - улыбнулась подруга.
– Да, тот еще плут, - согласно кивнула графиня.
– Что случилось?
– решилась, наконец, спросить Готель.
– Я не знаю, не знаю, - прослезилась Констанция, бросив от бессилия руки на одеяло, держа в одной из них носовой платок, - он вернулся сам не свой, может не получил должной поддержки в Париже. Я не знаю. Он просто выгнал меня на улицу, без единой монеты за душой.