Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка

– Выполняй, - выдохнула Ульяна. – Немедленно.

– Я прослежу, - тут же вызвался Жорж.

Едва он вышел, она без сил упала на диван и закрыла лицо руками.

– Сильный мужчина, - произнесла тетушка Марфа.

– Георгий? – всхлипнула Ульяна.

– Георгий, - согласилась тетушка. – Только не тот, что с собачьей кличкой, а тот, что у тебя в управляющих. Не каждый так мальчишку защитит от несправедливости. Жаль, я, дура старая, не догадалась и с управляющим сговориться. Ничего… он справится…

– Выйду замуж, всем вольные дам, - решительно произнесла Ульяна. – И никто меня не отговорит!

– Твоя воля…

– Тетушка! – вспомнила Ульяна. – А чего он так сиял, когда из вашей комнаты вернулся? Что он там увидел?

– Деньги он там украл, - хмыкнула она. – Из шкатулки.

– Но как же… Он же опять кого-то из слуг обвинит в краже!

– Не обвинит. Я пропажу не замечу, - успокоила Ульяну тетушка. – Считай, он взятку получил. Там немного было. Притихнет на какое-то время. Ты на порку смотреть пойдешь?

– А надо? – испугалась Ульяна.

– Надо бы. Если Георгий велит продолжать, некому его остановить будет.

– Тогда… пойду, - кивнула она. – Тетушка, нюхательную соль… не одолжите?

Глава двадцать четвертая, в которой герой на собственной шкуре познает "прелести" крепостного права

«Старшов, ты идиот?!» - звучало в голове, причем голосом Янки, что осталась в заснеженной Москве.

«Сам в шоке», - соглашался с ней Егор.

Да какое ему дело до этих крепостных?! И до Василя в частности. Тут свою шкуру сберечь бы!

Но, как оказалось, чужое благополучие важнее. Егор, родившись в другое время и в другом статусе, чувствовал ответственность за людей, над которыми был поставлен. И точка.

А, может, все гораздо проще? Ему действительно жаль перепуганного мальчишку. Егор перед ним виноват: разбойники, нанятые Жоржем, могли и убить бедолагу. А еще… Василь не бросил Егора на московской улице, когда его накрыло приступом безумия. Так что и долг надо бы вернуть, да.

И все же в голове не укладывалось, как он мог выпросить для себя наказание. Да еще какое! Порку розгами!

Докатился…

Добравшись до конюшни, Егор понял, что совершенно не соображает, что нужно делать. При нем в Стожарах крепостных розгами не наказывали. Чисто теоретически Егор знал, к кому обратиться. Когда знакомился с теми, кто жил и трудился в усадьбе, его так и представили: «Старший конюх Михайло. Он и по наказаниям тут главный».

Не к месту вспомнилось, как дедушка рассказывал, почему крестьян пороли на конюшне: места много, вожжи и ремни всякие под рукой, да конюхи, как правило, мужики сильные. К тому же унизительный фактор никто не отменял. Не в доме же господском холопа пороть! А ближе к скотине. В некоторых усадьбах еще и столбы позорные имелись, и пороли во дворе, публично.

Егору сильно поплохело.

– Егор Лексеич! – К нему кинулся Михайло. Тот самый. – Так споймали-от лошадку! Целехонька!

– Замечательно, - едва смог вымолвить Егор. – Осмотри ее позже. Найди причину, отчего понесла.

– Так отчего позже? Можно и сейчас, - ответил Михайло. – Да и вы хотели поучаствовать.

«Я поучаствую. Только в другом представлении», - мелькнуло в голове у Егора.

– Сейчас розги готовь, - произнес Егор, не узнавая собственного голоса.

– Вот как… - Михайло почесал в затылке, но тут же спохватился. – Слушаюсь, Егор Лексеич. А кого… пороть-то? Нечто Сеньку, что лошадку седлал? Так, может, ее тварь какая укусила…

– Меня, - перебил его Егор.

– Эк!

Михайло выпучил глаза.

– Ульяна Дмитриевна приказали, - добавил Егор.

Михайло размашисто перекрестился и полез за бочку, что стояла в углу конюшни. Похоже, там, в ведре, он хранил розги.

«В соляном растворе», - добавило Егорово подсознание голосом дедули.

– Дык, это… Егор Лексеич… Кхе-кхе! – прокашлялся Михайло. – Раздевайтесь, коли не шутите.

– Чего копаетесь? Лясы точите? – На конюшню вихрем ворвался Жорж. – Где лавка? Где ремни?

Егор с ужасом понял, что пороть его будут при этом сукином сыне.

– Увижу, что руку сдерживаешь, самолично вожжами выдеру, - заявил Жорж, обращаясь к Михаилу.

Тот исподлобья взглянул на Егора.

– Делай, как положено, - тихо сказал он. – Меня жалеть не надо. Только деревяшку какую или тряпку в зубы дай. Меня, видишь ли… с детства не пороли.

Егор хотел признаться, что «никогда», да вовремя вспомнил, что такого просто быть не могло.

Михайло понятливо кивнул. Егор обнажился до пояса и вытянулся на лавке. Странно, но страх отступил. Не иначе, как на адреналине.

«Надо, значит, надо».

Других работников Михайло разогнал, велев заняться лошадьми. Жорж маячил где-то позади.

«Ничего, вытерплю».

– Ульяна? А ты зачем пришла, душа моя? – удивленно спросил Жорж. – Я же сказал, что сам за всем прослежу.

– Нет уж, - твердо ответила ему Ульяна. – Это мой человек.

Егор похолодел. К такому он точно не был готов! Терпеть боль и унижение… в присутствии женщины? Да еще так похожей на Янку!

«А это тебе за то, как унизил ее…» - шепнуло подсознание.

На спину упали брызги с мокрых розог. Егор вздрогнул всем телом, стиснул зубы и крепко зажмурился.

К стыду своему, сознание Егор потерял, сбившись со счета ударе на сороковом. Очнулся, когда Михайло вылил на него ведро ледяной воды. Он же распутал узлы на ремнях и помог подняться.

– Дойдешь сам, аль проводить? – сердито поинтересовался он.

– Сам… - Егор отказался от помощи, чтобы не выглядеть еще более жалким.

Он и рубаху накинул, морщась от боли. Спину жгло огнем.

– Я хоть… не орал? – спросил он у Михаила.

– Не… - Тот отрицательно качнул головой. – Сомлел, и все. Барыня кричали, да так страшно, что барин ее в дом увели. Силой, правда.

Час от часу не легче!

– Займись лошадкой, - напомнил Егор. – Доложи потом, что узнал.

– Егор Лексеич, вы это… зла не держите… - пробормотал Михайло, опустив голову.

– Да иди ты! – отмахнулся Егор. – Мы с тобой в одной упряжке. Подневольные.

– Да то ж верно, - согласился Михайло.