Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка

– Вы сами? – восхитилась Ульяна. – Как у вас получаются такие тонкие лепешки? В институте нас учили печь торты, но мильфей мне никогда не удавался.

– Всего лишь практика, голубушка. Как-нибудь попробуем сделать его вместе, - пообещала Екатерина Петровна.

Кроме мильфея на столе расставили блюда с пирожными, мокрыми и сухими: суфле, бисквитами, эклерами, релижьосами[3]. И конфет тоже было в избытке: шоколадных, карамельных, сахарных.

Громовы приглашали остаться на обед, но Ульяна отказалась. Она больше и кусочка не смогла бы проглотить. К счастью, тетушка Марфа ее поддержала, сославшись на усталость. Но договорились, что Белозерские приедут на званый вечер, который состоится через несколько дней.

– Будут гости, танцы, - говорила Екатерина Петровна. – Съедутся соседи, наши ближайшие друзья. Удобный повод со всеми познакомиться.

Ульяна, в свою очередь, пригласила Громовых в Стожары.

Уехали не сразу, ждали, когда спадет жара. Но время пролетело незаметно в музыкальной гостиной. Сначала Ульяну попросили сыграть на фортепьяно. Она отнекивалась, но все же сдалась.

– Прошу меня простить, я давно не музицировала, - сказала Ульяна, усаживаясь за инструмент.

– Ах, душенька, мы тут все свои, - ответил ей Мстислав Константинович.

Лев вызвался переворачивать ноты.

Ульяна выбрала сонату до-диез-минор Бетховена[4], что учила еще в институте, чтобы не опозориться, а ноты взяла для подстраховки.

Не без помарок, но с исполнением Ульяна справилась, чему была несказанно рада. Жорж заявил, что не играл с детства. Так что после за инструмент сел Лев.

Ульяна почти сразу пожалела, что согласилась на уговоры и исполнила сонату. Потому что Лев, несомненно, играл лучше! Намного лучше, чем она.

– Прости мое невежество, - сказала Ульяна, когда он закончил, - но что это за произведение?

– Тебе понравилось? – просиял Лев. – Это Шопен. Фантазия-экспромт. Она написана давно, но опубликована только через шесть лет после смерти великого композитора. Я выписываю ноты из-за границы, поэтому пьеса есть в моей коллекции.

– Ты не говорил, что так хорошо играешь, - заметила Ульяна.

– Левушка не любит этим хвастаться, - сказала Екатерина Петровна.

– А еще он недурно поет, - добавил Мстислав Константинович.

– О, я не уйду, пока не услышу его пения, - заявила Ульяна.

– И не думал тебе отказывать, - улыбнулся Лев.

Так хочется хоть раз, в последний раз поверить,

Не все ли мне равно, что сбудется потом?

Любви нельзя понять, любовь нельзя измерить,

Ведь там, - на дне души, - как в омуте речном…[5]

Лев пел романс о зеленых глазах, но Ульяна чувствовала, что обращаются к ней. И очень из-за этого смущалась.

Пел он так же хорошо, как и играл. И, к сожалению, добился обратного эффекта. Ульяну стала пугать его идеальность.

Подоспел на помощь в нужный момент. Красив. Умен. Талантлив. Добр. Вежлив. Благороден. Богат. И уже практически признался Ульяне в любви! А еще, что немаловажно, отрицательно относится к рабству. Лев успел рассказать Ульяне, что в их поместье нет крепостных крестьян. Все работают по найму, за деньги.

Разве такое бывает?! Это же… как в сказке…

И что это? Шанс или… обман?

Ульяна могла спросить совета только у одного человека – у Егора. Тетушка Марфа отзывалась о Громовых тепло. И, кажется, уже считала дело решенным. Как будто Лев сделал Ульяне предложение, а она его приняла. У Жоржа и вовсе не следовало ничего спрашивать. Ульяну пугало его мнимое безразличие, как затишье перед бурей.

Только Егор казался надежным. Но Ульяна стеснялась обратиться к нему с просьбой разузнать, тот ли человек Лев, за кого себя выдает. Это и Льва может обидеть, не дай Бог, он об этом узнает. И Егора подставит, если он попадется Жоржу. А самое главное, неловко самой Ульяне.

Попросить крепостного следить за дворянином? Пусть не обычного крепостного! Но все же… Что подумает Егор? А вдруг он… испытывает к ней симпатию?

После последней ночной прогулки такие мысли приходили Ульяне в голову. Уж больно крепко сжимал ее Егор в своих объятиях. Уж больно заботливо относился к ней…

Вечером Ульяне захотелось почитать перед сном. После возвращение от Громовых тетушка Марфа сразу ушла к себе, сославшись на усталость. И Ульяна не осталась в гостиной, чтобы избежать общества Жоржа. Но пришлось идти вниз, когда выяснилось, что книгу Ульяна забыла у камина. Служанок она уже отпустила спать. И решила, что невелик труд сбегать туда-сюда по лестнице самой.

Книгу Ульяна нашла сразу, однако вернуться в комнату незамеченной не удалось.

– Ульяна? – окликнул Жорж, заходя в гостиную с веранды. – Подожди.

В руках он держал бокал и початую бутылку вина.

– Что? – недовольно спросила Ульяна.

– Выпьешь со мной?

– Нет. И не советую поднимать в доме шум, я…

– Выгонишь? – усмехнулся Жорж, перебивая. – Не переживай, не подниму. Мне это не нужно. Иначе пил бы водку.

– А что тебе нужно? – зачем-то поинтересовалась Ульяна.

– Ты, - просто ответил он.

– Ложь.

– Да. Мне нужны твои деньги.

Он наполнил бокал вином и, отсалютовав им Ульяне, выпил все до капли. Вытер рот манжетой. Взглянул на Ульяну с вызовом.

Делать замечание она не стала. Не ее это дело, Жоржа воспитывать. Да и поздно уже.

– Я не выйду за тебя, - твердо произнесла Ульяна. – Руки на себя наложу, но не выйду. Оставь меня в покое. Прошу.

– Думаешь, Лев лучше, чем я? – зло бросил Жорж. – Уверена, что ему ничего от тебя не надо?

– Прекрати. Громовы богаты. Им не нужно мое наследство.

– А что будет, когда они узнают, кто ты?

– Кто я?

– Незаконнорожденная!

– А, ты об этом… Они знают, - улыбнулась Ульяна.

– Вот еще одно доказательство… - прошептал Жорж.

И допил вино прямо из бутылки.

– Доказательство? – переспросила Ульяна. – Доказательство чего?

– Я случайно узнал, что Громовы разорены. Они искусно пустили тебе пыль в глаза. А план придумал твой обожаемый Лев!

– Не верю… - прошептала Ульяна.

– Да не верь, мне-то что, - пожал плечами Жорж. – Только подумай. Я хотя бы честен с тобой. И долги мои не столь велики, как у Громовых. Скоро их имущество спустят с молотка.