Мечи Эглотаура. Книга 1

— Что делать с ним, хозяин? — заполнил помещение гулкий звук, точно из бочки.

Я поперхнулся. Поначалу глаз, уставившихся на меня, было очень много. Потом их стало меньше, и количество уменьшалось с каждым мгновением — люди спешили покинуть гостеприимное заведение во избежание дальнейших конфликтов со мной и моим ручным великаном…

— Отпусти, — махнул я рукой. — Будет с него.

Я полагал, что Дуболом просто разожмет руки, но он неспешно размахнулся и швырнул верзилу в сторону двери. Толпа, спешащая к выходу, моментально раздалась… и бедняга со свистом вылетел на улицу. Оттуда сейчас же послышались грохот, ругательства и звуки удаляющейся драки. Я передернулся, синяки тут же заныли, и я пожелал тому бедняге на своей шкуре испытать такое же.

— Хорош, — оценивающе взглянул барон на Дуболома. — Где вы его купили, господин Хорс?

— Я не покупал, — смутился я. — Это долгая история, быть может, как-нибудь и расскажу. Спасибо, Дуболомище. — Дуболом расплылся в довольной улыбке и махом выпил большущий графин пива, поднесенного служанкой.

— Его совут Дуболом? Как интересно…

Я почувствовал, что краснею, устыдившись.

— Вообще-то нет, это я его так называю. Так вышло. А настоящего имени я не знаю. Как и своего, впрочем.

— А у него самого вы не спрашивали? — спросил барон, продолжая восхищенно изучать Дуболома.

— Нет, — озадаченно ответил я.

— Как тебя зовут, дружок? — миролюбиво спросил Кахтугейнис.

— Куда зовут? — насторожился Дуболом.

— Хм… Как твое имя?

— А… Это… Имя мое — Бдрыщ.

— Ась? — это уже я, от неожиданности.

— Бдрыщ мое имя.

Я попробовал про себя произнести сию дикую комбинацию букв и после нескольких попыток отказался от этой непосильной задачи. Барон, судя по всему, испытывал те же затруднения.

— А можно я буду продолжать звать тебя Дуболомом? — жалобно спросил я.

Тот несколько мгновений переваривал мой вопрос, потом согласно кивнул.

— Те все можно, ты хозяин.

— Ну, хорош! — восторженно вздохнул барон. Я забеспокоился, как бы не случилось с ним припадка на почве крайнего восхищения. Но, вроде бы, падучей Кахтугейнис не страдал. — Продайте его мне, Хорс!

Я развел руками.

— Он ведь не раб. Он сам решает, кому служить, а кому — нет.

— Правда? Бдрыщ, пойдешь ко мне служить?

— Не. Бдрыщ никому не служит, только хозяину, — убежденно прогудел Дуболом, и моя встрепенувшаяся было надежда сразу захирела.

— Ну да, а хозяином могу быть и я, — не моргнул глазом барон.

— Не. Хозяин — он.

— Не пойму, как вы заслужили такую преданность? — удивился Кахтугейнис.

— Ничего особенного… Просто жизнь ему спас.

Барон вытаращил глаза.

— Спасти жизнь такой горе? Научите, господин Хорс, век не забуду!..

Мы выбрались из кабака и пошли искать другой, более гостеприимный. Дуболом при выходе наткнулся лбом на косяк и вышел вместе с ним. Вслед понеслись проклятья, но никто не решился востребовать ущерб.

— Господин… э-э-э… Охара, — начал я. — И все-таки, каким же образом тогда я получил коня, за один день научился на нем ездить, причем неплохо, после чего с полной сумой припасов двинулся в путь? Ко всему прочему, происходило это, я точно помню, в вашем замке.

— Ума не приложу, — покачал головой барон. — Насколько я могу судить, у нас с вами совершенно разные воспоминания. Вот, скажите на милость, как могло так случиться, что я много позднее обеда получил срочную депешу из столицы и был вынужден тут же выехать в Райа? И однако, ни разу за весь день я не встречал ни вас, ни вашего так называемого конюха, ни даже столь загадочного коня, которого я вам, якобы, подарил, и которого у меня никогда и не было в собственности.

— Конь, между прочим, действительно замечательный. Умный, почти как человек. И зовут его очень сложно — Краа-Кандрапахтархан, но я говорю проще — Пахтан.

Барон остановился так резко, что Дуболом, послушно следовавший за нами, едва не сшиб его.

— Что произошло, господин… Охара?

— Во-о-от оно что, — протянул Кахтугейнис. — Тогда ничего удивительного нет и быть не может. Все объясняется весьма просто. Однако же, насколько невероятно и трагически выглядит…

— В чем дело, барон? — забеспокоился я. — Не говорите загадками.

— Есть древняя легенда, — начал Кахтугейнис, не обратив внимания на оговорку. — Согласно ей, когда наступают времена перемен, Дикий Гон проносится по небу и земле и забирает всех неосторожных, попавшихся ему на пути. То скачут призраки и демоны, — призраки самых страшных злодеев, когда либо попиравших землю, и демоны, прислуживающие им или стоящие вровень с ними в иерархиях Преисподних миров. И возглавляет зловещую кавалькаду демон Пахтаер Грхан, один из высших дворян Преисподних миров, обласканный Безымянным Князем, некогда правая рука Ворлема, несущий смерть и погибель не только попавшемуся на пути Дикого Гона, но и всему живому, на что упадет его взгляд, исключая лишь птиц Рухх, коим он является покровителем и кои летят впереди процессии, возвещая ее приближение и грядущие смерть, хаос, болезни и катастрофы… Скачет страшный демон на адском коне Краа, которым нобъяснимым образом сам же и является. Смерть, хаос и бедствия — вот настоящее его имя.

Однако лишь в облике коня может появиться демон изначально. Когда приходит время Дикого Гона, призрачный пастух морготовых пастбищ вручает Краа достойному возглавить кавалькаду, и в него вселяется Пахтаер Грхан. Не сразу, всего лишь постепенно, но очень и очень быстро, ибо по большому счету все события в мире происходят мгновенно… Когда же Пахтаер Грхан овладевает смертным телом и воссоединяется со своей второй частью — конем Краа, — тогда открываются врата, и из Преисподних миров выходят прочие призраки и демоны, и начинается Дикий Гон…

— Какие жуткие вещи вы рассказываете, барон, — содрогнулся я.

Дуболом шумно сопел в затылок. Мне и в самом деле стало не по себе. Я действительно вспомнил или мне просто грезится за давностью времени, что у пастуха были неестественно красные глаза? И, в самом деле, каким таким чудесным образом я стал вполне сносным наездником за неполный день, тогда как реально этому учатся неделями?

— Впрочем, — очнулся от грез Кахтугейнис, — это всего лишь легенда. Не каждой легенде можно верить. Ведь если бы она была правдивой, то примерно сорок лет назад как раз Дикий Гон и должен был произойти.

— А что случилось сорок лет назад?

— Бисхайский конфликт. Он стал началом Двадцатилетней войны. Страшной и разрушительной, от которой только несколько лет назад более или менее оправился мир.

— А вдруг это было не настолько страшное бедствие, что Дикий Гон, как вы говорите, способен освободиться и пройтись серпом по миру?

— Я так не говорил… Впрочем, неплохая аналогия. Что вы имеете в виду? Разве можно назвать нечто более страшное, нежели война?

А существовала ли вообще та неведомая колдунья, пытавшаяся погубить меня во сне? Замок, возомнивший себя живым? Может, они — лишь плод моего больного воображения, как и многое другое? Кто знает… Только не я. И — как уже решил ранее, буду воспринимать мир и его события как реальные, пусть даже потом это отразится на моем рассудке. Если, конечно, будет на чем отражаться…