Мечи Эглотаура. Книга 1
Шрифт:
— Нет. Всего лишь констатирую факт.
Я помолчал, взирая на чудовищное зрелище. Что это значит, в конце концов?!
— Все они погибнут, — грустно сказал Бодун.
— Почему?
— Их время истекло. Мир требует перемен.
— Перемены иногда нужны…
— Да. Но они есть всегда. И однако порой происходят перемены такие, что содрогается Вселенная.
Бодун помолчал.
— Хотел бы я, чтобы это произошло после меня, — тихо сказал он. — Или до. Но хотеть — одно, а реальность — вот она. Прощай, Хорс. Больше я тебя не увижу. Чувствую. Иди с миром, и постарайся принести миру как можно меньше бед. Прощай.
Бодун ушел. Я слышал его затихающие шаги, но не мог оторвать глаз от армии, проходящей внизу. Там наконец кто-то меня заметил, и все больше и больше
Я проснулся. Переход от яркого сна был столь резок, что несколько секунд глаза ничего не могли разглядеть в полусумраке комнаты. Жули рядом не было. Голова раскалывалась от боли. Маленький зеленый тощий субъект резво перебежал из одного угла комнаты в другой. Я встряхнул головой — надо меньше пить, уже зеленые чертики мерещатся; боль взорвалась в висках от резкого движения. Надо бы пожелать себе скорейшего выздоровления. Но было лень… В дверь вяло постучались.
Проклиная все на свете, я выкарабкался из кровати и босыми ногами прошлепал к двери. Там был посыльный, принес официальный пакет. За его спиной маячила любопытная физиономия хозяина постоялого двора и непроницаемая рожа Дуболома, взявшего, видимо, на себя роль телохранителя. Но я расписался в получении и тут же захлопнул дверь перед их носами, предоставив догадываться, чем я тут занимаюсь.
В пакете было приглашение на королевский прием. Ни больше, ни меньше. Кахтугейнис сдержал слово. Но только наполовину, так как приглашение оказалось одно, именное. Для Хорса Потерявшего Память. Для Жули и Бдрыща — нет.
Прием назначался на три часа дня. Поскрипев зубами, я все-таки велел себе избавиться от головной боли. Потом начал соображать, сколько же сейчас времени. Через несколько мгновений понял, что это бесполезно, и открыл дверь, собираясь крикнуть хозяина. Однако он еще был тут. Я спросил его о времени и едва не начал рвать на себе волосы, услышав ответ. Почти два часа пополудни. Едва ли успею привести себя в порядок и успеть во дворец. А ведь еще искать, где он находится!
Впрочем, проблемы решились просто. Идти я решил так, как есть — все равно больше ничего нет. Ждать Жулю уже не имело смысла: как я ни жалел, что, скорее всего, пойду на прием без нее, не пойти сам не мог, — королевское приглашение просто так не игнорируют.
Заплатив хозяину за постой и пообещав при случае заглянуть еще, я собственноручно вывел Пахтана из стойла, причем обнаружил, что Халы там уже нету. Оставалось только недоумевать, куда подевалась Жуля. Сразу почему-то вспомнились ее горькие слезы и грустные слова о расставании…
У меня похолодело в груди. Неужели… Нет, не может быть. Я бросился обратно.
Припертый к стенке хозяин признался, что девушка рано утром собралась, забрала лошадь и уехала, никому не сказав ни единого слова. Причем глаза были на мокром месте. Однако решимость и отчаяние подгоняли ее куда-то, куда, видимо, совершенно не хотелось попасть.
Отпустив хозяина, я тяжело задумался. Что все это могло значить? Жуля была пылкой, страстной, любящей, ответственной девочкой, но только тогда, когда ни от кого не зависела ни сама, ни кто-то другой не зависел от нее. Как только пришло время вернуться под родительский кров, вся ответственность сразу пропала. Она побоялась представить отцу, наверное — богатому купцу, такого безродного бродягу, как я. Да еще и с нагрузкой в виде слабоумного амбала. Любовь? Что бы ни утверждали разные проходимцы, все это вилами на воде написано. Пока великие деяния мои свелись к полному разгрому произведения искусства, которым являлся экзаменационный зал Академии, да нескольких придорожных трактиров…
Видимо, так. Вряд ли ее снова похитили — в городе едва ли не военное положение, и никто не смог бы стянуть даже пирожок у лоточника, не то что
девицу из гостиницы. Да и хозяин подтвердил, что она уехала сама.Поэтому, скрепив сердце, которое все равно обливалось кровью, я оседлал Пахтана, ревниво косящегося на меня, забрался в седло и поехал на прием. Дуболому строго велел дожидаться здесь — не хватало сканадалов, и от себя-то не знаешь, чего ждать. Дорогу указали прохожие, попутно порекомендовав обратить внимание на те-то и те-то достопримечательности… поняли, что я приезжий. Но не до них было! Все мысли занимала Жуля. И только когда гвардейцы остановили Пахтана за уздцы, я очнулся от тяжелых мыслей, увидел, что приехал и решил отложить переживания на потом.
По широкой длинной лестнице я поднялся, сопровождаемый подозрительными взглядами стражи, через три ступеньки понатыканной по краям. Но вид был надменный и высокомерный, и никто не попытался меня остановить. Впрочем, я и не представлял, что бы сказать им. Разве что грамоту показать.
А почему, собственно, я должен чувствовать себя не в своей тарелке? Чем я хуже всех них — аристократов и дворян? Не то ли еще нынче ночью доказывал Кахтугейнису? Так в чем же дело? Вперед!..
Герольд с некоторым недоумением разглядывал меня. Ну да, одет я не столь пышно, как прочие гости, так ведь то — аристократы всякие, вельможи. Им по статусу положено. А тут всего лишь какой-то непонятный тип, недавно потерявший все воспоминания. Куда там до драгоценностей и бархата! Спасибо, что вообще не в тряпье пришел.
— Как представить? — спросил глашатай.
— Хм-м… Скажи так: Хорс Мемраластест, странник в поисках истины.
— Менестрель? Ну так тебе не сюда, для отродья есть служебный вход…
— Я приглашен. И не зови меня отродьем, могу обидеться.
Герольд презрительно фыркнул. Черт, как надоели мне все эти многозначительные пренебрежительные жесты. Ведь потом каются, что не подумали.
— И кем же ты приглашен, менестрель?
— И я не менестрель. Вот билет.
Я протянул картонку. Герольд двумя пальцами взял ее, будто боялся запачкаться, бросил взгляд… Второй. Впился глазами в иероглифы по краям листка и поднял потрясенный взор. Впрочем, он быстро овладел собой. Почтительно отступив, герольд сделал шаг в зал.
— Хорс Мемраластест, Странник В Поисках Истины. — Именно так он сказал, каждое слово звучало увесисто, будто являлось солидным княжеским титулом. Сквозь неприязнь к недалекости этого человека я почувствовал уважение к его профессионализму.
Стражники расступились. Я вошел. Осмотрелся. Толпа.
Люди как люди. Только пороскошнее да поглупее. Есть хитрые и жестокие лица, есть наивные и простодушные; впрочем, немного — такие при дворе долго не выдерживают. Лица властные, угодливые, порочные, сытые, благодушные и фальшивые — то есть лицемерные. Умные, талантливые, осененные печатью божественного происхождения, а также низвергнутые этой печатью с небес; печальные и задумчивые, равнодушные, безразличные, тоскливые, скучающие; красивые, уродливые и непонятно какие; наконец, непроницаемые. Все о чем-то беседуют. Похоже, давно — разделились на кучки, каждая обсуждает свои проблемы. Я неторопливо пошел по зале, мимоходом прислушиваясь к разговорам; ничего интересного, впрочем. Чувствовались заинтересованные взгляды, еще бы — незнакомый человек, ведь при дворе все давно должны друг друга знать, постоянно общаются. Новые, конечно, появляются, это всегда интересно, но через несколько дней он становятся такими же знакомыми и скучными, как и прочие.
Я ощутил эти мысли словно свои и даже поверил, что они мои. Но потом понял, что нечто подобное уже было — во сне, когда якобы беседовал со зданием. От того сна, кроме интересной гипотезы о вестнике, осталось одно неплохое умение — понимать, что ты думаешь сам, а что тебе пытаются внушить или мысленно передать другие. Я невзначай огляделся. Вроде бы никто не глядел слишком пристально. Похоже, просто я улавливаю мысли нескольких людей сразу. Будь человек один, так бы не получилось; но если сразу три или четыре думают об одном и том же, то кто-то с повышенной чувствительностью — я, например — может прочесть их ненаправленные мысли.