Мечи Эглотаура. Книга 1
Шрифт:
— Чо?
— Отойди, дуболом!
Лицо детины просветлело:
— А! И правда!..
Он опустил взгляд и сделал три неуверенных, но гигантских шага вперед. Пахтан заржал и шарахнулся вбок, отталкивая заодно и кобылицу Жули; я едва удержался в седле. В следующее мгновение рядом что-то просвистело, разорвалось, полыхнуло; ударной волной меня все же сбросило с коня, хорошо хоть Жуля с Халой оказались подальше.
Я ошалело замотал головой, в глазах плясали искры, рядом отфыркивался конь-демон. Жуля соскочила с лошади и с большими глазами кинулась проверять мое состояние. Но вроде как повреждений я не получил, отделался разве что несколькими синяками. В нескольких шагах впереди на
Посреди дороги зияла воронка шириной шага в четыре, глубиной в два, с маленьким круглым спекшимся камешком в центре. У меня зашевелились волосы, когда я представил, что было бы, скакни Пахтан не вправо, а влево. Или даже просто стой на месте, все равно не осталось бы ничего, кроме кровавых ошметков. Кто тут камешками кидается, хотел бы я знать.
— Что это было? — Жуля говорила шепотом, как будто в воронке спал кто-то страшный.
— Не знаю. Метеорит какой-то. — Я внимательно посмотрел на дуболома, который стоял на краю ямы и рассматривал камешек. — Может, он знает?
— Чо?
— Откуда, говорю, ты знал, что сюда что-то упадет?
— Я знал?
— Да, ты, конечно. Ты же стоял и ждал?
— А… Ну да.
— Ну и откуда тебе было известно, что сюда упадет метеорит?
Дуболом несколько секунд переваривал вопрос.
— Не знаю.
Вот дубина!
— Чего же тогда стоял?
— Дык упал же!
— Кто упал?
Опять размышления.
— Ну… Камень.
Мы с Жулей переглянулись. Девушка уже оправилась от потрясения и теперь едва сдерживала смех. Мне же было совсем не до смеха. Я ощущал, что стремительно тупею.
— Да. Упал. И ты знал, что он упадет. Так?
— Не. Он не упадет. Он уже упал.
— Ну да, разумеется. Ты знал, что он упал. Так?
— Угу.
— А откуда ты это знал? Вопрос понятен?
Дуболом поразмышлял еще немного, потом кивнул. Наконец-то! Я стал ждать ответа. Дуболом тоже чего-то ждал. Мы пялились друг на друга, пока я не выдержал.
— И?
— Чо?
— Откуда ты знал, что он упал?
Дуболом подумал, потом медленно поднял руку. Я напрягся: вдруг начнет сейчас крошить все вокруг? Не уверен, что справлюсь с такой махиной. Однако детина развернул кисть ладонью вверх, вытянул толстенный указательный палец и ткнул им вверх.
— Во. Оттуда.
Жуля давилась хохотом. А я понял, что ничего не понял. Ну и ладно. Одним вопросом больше, одним меньше — что нам, не привыкать!
Махнув рукой, я плюнул на небесные проблемы и уделил внимание своему несчастному коньку. Пахтан дико вращал глазами и порывался удрать, но после тычка кулаком в пузо быстро присмирел. Отряхнув его шкуру от пыли и грязи, я со стонами вполз в седло и подал команду выступать.
Через какое-то время мы обнаружили, что дуболом следует за нами, не отставая. Вечер уже вступил в свои права, но вот впереди появились белоснежные стены Райа, и лошади, радостно заржав, прибавили ходу без излишних напоминаний со стороны седоков. Фигура же дуболома не уменьшалась.
Ворота еще были открыты, но путников, желающих попасть в город, уже почти не осталось. Только запоздавшие, подобно нам. Стены вздымавшиеся вверх на десять человеческих ростов, завершались замысловато оформленным парапетом, между узорами почти терялись отверстия бойниц, и становилось ясно, что такой узор неспроста, и служит не только для украшения, но и оборонным целям.
Дуболом догнал нас у самых ворот. Я резко развернул Пахтана и направил грудью на громилу. Тот остановился и, тяжело дыша, уставился на меня.
— Ну? Чего тебе?
— Ты… Ты меня спас, господин.
— Чо? — опешил я. Всего ожидал,
но уж никак не такого.— Я… Моя жизнь — твоя жизнь, господин.
Вот не хватало еще благодарных побочных отпрысков великаньего рода, способных притягивать к себе метеоритные потоки…
— Я рад. Я дарю тебе ее, — благосклонно и как можно небрежнее произнес я, надеясь дешево отделаться от нежданного подарка судьбы.
— Не, господин. Не. Низя.
И вся его прежде обреченная физиономия засияла таким восторгом и обожанием, что мне показалось, будто мы просто поменялись масками. Ибо обреченность теперь перешла на мое лицо.
В общем, в Райа мы въехали впятером. Я. Жуля. Кобылица Хала. Конь-демон Краа-Кандрапахтархан. И лучащийся счастьем громила, которого я так с стал звать — Дуболом, ростом лишь немного ниже меня, сидящего в седле. И ширины соответствующей; в его одежду бы шесть таких, как я, влезло.
Проверка въезжающих в город была не в пример тщательней, чем на пути сюда. Я всерьез начал подозревать, что нас сейчас разденут и исследуют интимные места на предмет контрабанды, исправляя халатность предыдущего контрольного поста. К счастью, до произвола не дошло и, кипя негодованием, я повел Пахтана побыстрее в недра столицы, за мной с пунцовым от смущения и ярости лицом шла Жуля, ее лапали не очень скромно, но, увы, не настолько, чтобы я имел повод вмешаться и набить всем морды. Умиротворенный дуболом топал позади, его вообще не стали проверять, только уважительно отметили рост, ширину и стать. Чему он очень обрадовался и гулко хохотал несколько минут.
Глава 26. Райа
…Немного правее по склону, освещенная предзакатным солнцем, покоилась ЛЕСТНИЦА. Огромная каменная лестница, ведущая прямо к вершине Горы, наглая и отвратительная в своей незыблемой реальности.
Райа… Столько дней я стремился попасть сюда, пусть и не из-за самого города. И вот я здесь. Как-то даже немного грустно, что первый путь завершен — а то, что первый, никаких сомнений не возникало. Я чувствовал, что предстоит еще странствие, не менее, а скорее, намного более трудное. Но — в будущем. Да и тому, предстоящему, когда-то придет конец — как наступило окончание этого. Грустно…
Я мрачнел, глядя на выбеленные стены красивых домов, темно-серые в сумерках, на мощеные крепким камнем мостовые, сплошь в неярких световых разводах от уличных фонарей. Широкие улицы, четкая планировка — здесь невозможно заблудиться, гармония зданий, выстроившихся вдоль улиц, друг с другом и со всем окружающим пространством… Чем-то мне эта хрустальная мечта поэта не нравилась, слишком уж все сочеталось, ни изъяна, ни режущей глаз серости или грубости найти не получалось. Нехорошо, потому что такого не бывает. Если гладко снаружи, то плохо внутри, и наоборот. Хотя плохо и там, и там тоже бывает, но вот чтоб везде было хорошо… Для этого нужно изменить законы мироздания, а я сомневался, что у архитекторов, строителей и правителей города хватило бы способностей на такое. Стало быть, где-то недалеко существует настолько дурное место, что даже я побоюсь туда пойти.
В общем, настроение мое совсем испортилось, а вот Жуля, наоборот, расцветала с каждой секундой. Она любила город, и его неявная неправильность никак не бросалась в глаза. На каждый уголок девушка смотрела с восторгом, словно привечая что-то, издавна знакомое. Впрочем, так и было.
— Где бы ночь переночевать? — ворчливо спросил я. — Или сразу к твоему батюшке поедем? Он, небось, сам не свой, ночи не спит, за блудную дочь беспокоится.
Жуля тут же утратила всю живость характера, задумчиво уставилась на меня.