Медицина Древнего
Шрифт:
Он медленно обернулся. Трое парней с военного факультета стояли полукругом, ухмыляясь. Тихон расправил плечи, сжал здоровую руку в кулак. Гипс на второй руке заныл сильнее.
— Дай чёрт! — рыкнул он, сам удивившись жёсткости в своём голосе. Ещё год назад он бы просто попытался проскользнуть мимо, опустив глаза.
— Слышь, а правда, что твой дружбан перестал с аристократкой ине собирается на ней жениться? — ухмыльнулся один из парней. — Нормально у тебя друган устроился!
Тихон сжал вторую руку, игнорируя боль:
— Чё, какие-то проблемы? — процедил
Неожиданно ухмылки на лицах парней сменились испугом. Они попятились, бормоча:
— Да нет, нет, никаких проблем…
— Мы это… просто спросили…
— Мы пойдём, наверное…
Они почти бегом скрылись в темноте. А Тихон вдруг почувствовал за спиной чьё-то тяжёлое дыхание. Что-то большое стояло прямо позади него.
Сердце пропустило удар. Он с трудом сглотнул и начал медленно поворачиваться…
Глава 14
Я смотрел на артефакт — проходить проверку нельзя. Это конец всему. Единственный выход — тянуть время, использовать любые работающие методы. В голове тут же возникла идея.
— Я требую адвоката, — произнёс я ровным голосом.
По аудитории прокатился возмущённый гул. Шелестов расплылся в торжествующей улыбке, его хвост качнулся из стороны в сторону:
— Что, граф, снова пытаетесь юлить?
— Нет, — я пожал плечами с деланным равнодушием. — Просто что это за проверка такая публичная?
— Это дело касается студентов академии, — отрезал Лавр Петрович. — Поэтому они будут свидетелями.
— Простите, но так дела не делают, — мой голос стал жёстче, в нём прорезались стальные нотки. — Я не знаю, какие вопросы вы собираетесь задавать. Возможно, они не будут касаться проблемы, которая возникла. Поэтому я хочу быть уверен, что мои права не нарушены и все условности соблюдены, если вы настаиваете на таком публичном формате узнавания правды. — Я сделал паузу. — Тем более, мне до сих пор не предоставили никаких доказательств моей вины. Кроме слов, что есть свидетель. Хотелось бы его увидеть.
Сдаваться я не собирался. Каждая секунда была на вес золота. Требовалось время придумать выход, найти лазейку, избежать проверки артефактом.
— Трус! — выкрикнул кто-то из задних рядов.
— Если невиновен, чего боишься проверки? — поддержал другой голос.
— Точно виновен! — подхватила Екатерина Долгорукая. — Невиновный бы не стал отпираться!
Крики нарастали как снежный ком. Студенты вскакивали с мест, размахивали руками. Шелестов стоял, упиваясь всеобщим негодованием. Его глаза блестели от удовольствия. Видимо он решил, что наконец-то загнал меня в угол. Ещё посмтрим.
Я сохранял абсолютное спокойствие. Лицо застыло бесстрастной маской — ни один мускул не дрогнул в ответ на обвинения. Если кто-то решил, что общественное мнение заставит меня согласиться, они сильно просчитались. Я видел и не такое давление. Пусть кричат.
Внезапно сквозь поток выкриков пробился неуверенный голос. Сначала его было едва слышно за общим гулом возмущения. Как всплеск волны среди шторма. Но постепенно он становился громче,
увереннее, пока не прорезал какофонию обвинений чёткой фразой:— Он был со мной в ту ночь и в другие тоже.
Я медленно обернулся, с трудом сдерживая изумление. Какого Харона? В центре аудитории, между рядами парт, стояла глава кружка медитативного пения. Её длинные тёмные волосы, обычно собранные в строгий пучок, сейчас свободно рассыпались по плечам. Карие глаза смотрели решительно и даже с вызовом. Она сжала маленькие кулачки и вздёрнула подбородок.
— Граф Орлов был со мной! — повторила она с нажимом, и в её голосе прозвучала сталь.
В аудитории мгновенно воцарилась тишина. Такая абсолютная, что можно было услышать, как за окном шелестят листья. Я лихорадочно копался в памяти, вспоминая её имя. Старообрядцева Ольга Викторовна, точно. Из древнего, но обедневшего рода, который когда-то славился своими магами-целителями.
Шелестов застыл с открытым ртом, его хвост замер, словно примёрз к спине. Артефакт в его руках едва заметно дрогнул. Казалось, проректор забыл, как дышать.
— Что? Что вы только что сказали? — наконец выдавил он, откашлявшись. Его обычно властный голос сейчас звучал неуверенно.
— Вы слышали, — спокойно ответила Старообрядцева
— И сколько он у вас был? — Лавр Петрович явно пытался сохранить остатки самообладания.
— Всю ночь! — заявила Ольга без тени смущения, словно обсуждала прогноз погоды.
Да что она творит? — пронеслось в голове. — Какую ночь? С чего вдруг решила меня защитить?
— Вы хотите сказать… — Шелестов снова закашлялся, его щеки залились румянцем. Было заметно, как ему неловко продолжать этот разговор.
— Да, мы с ним спали! — отчеканила Старообрядцева, чётко выделяя каждое слово.
Казалось, все присутствующие одновременно втянули воздух. Тишина стала ещё более плотной, такой что зазвенела в ушах. И в этой тишине особенно громко прозвучал судорожный всхлип.
— Ах ты! — пронзительный крик Маши разбил оцепенение. Она вскочила, опрокинув стул. В её глазах блестели слёзы, щёки пылали. — Ты… — голос дрожал от ярости и обиды. — Да у тебя нет чести! Дешёвка! Ты специально это сделала, чтобы выйти за него!
— Да и что? — Ольга равнодушно пожала плечами. В её взгляде промелькнуло что-то похожее на торжество.
Маша издала звук, похожий на рыдание. Её лицо исказилось, словно от физической боли. Она схватила свою сумку и бросилась к выходу, расталкивая всех на пути. Дверь хлопнула так, что задрожали стёкла.
По рядам прокатился шёпот. Девушки прикрывали рты ладонями, парни переглядывались с многозначительными ухмылками. Я только сейчас полностью осознал — Старообрядцева только что спасла меня от проверки артефактом. Правда, весьма своеобразным способом. Она пожертвовала своей репутацией ради… чего? Нужно обязательно выяснить, что она задумала.
— Итак? — я повернулся к Шелестову, стараясь говорить спокойно и с достоинством. — Если меня не подводит память, у следователей это называется алиби. Получается, у меня оно есть. Какие ещё вопросы?