Мегре колеблется
Шрифт:
– Простите за беспокойство.
Она говорила так, словно у них в квартире ничего не случилось.
– Я полагаю, комиссар, что вы не дадите мне поговорить с мужем наедине? Правда, это с нами не часто бывает, но, принимая во внимание обстоятельства...
– В данный момент я могу разрешить разговор лишь в моем присутствии.
Она не входила в кабинет и продолжала стоять на Пороге, на фоне залитой солнцем гостиной. Мужчины тоже встали.
– Отлично. Вы делаете свое дело.
Она затянулась папиросой, которую держала
– Прежде всего, разрешите спросить, мосье Мегрэ, приняли ли вы какие-нибудь решения?
– По поводу чего?
– Разумеется, по поводу утреннего события. Я только что узнала о нем и подумала, что вы кого-нибудь арестуете.
– Я еще не пришел к какому-либо заключению.
– Ах, так... А то скоро вернутся дети, и лучше бы выяснить все это до их прихода... Скажи, Эмиль, это ты убил?
Мегрэ не поверил своим ушам... Супруги стояли на расстоянии трех метров друг против друга, лица у них были напряжены, глаза смотрели жестко.
– Как ты смеешь спрашивать...
У Парандона перехватило дыхание, он яростно сжал кулачки.
– Только без сцен! Отвечай: да или нет?
Выйдя из себя, что с ним, наверно, не часто случалось, адвокат поднял руки, словно проклиная ее, и крикнул:
– Ты же прекрасно знаешь, что нет, черт возьми! Он в бешенстве топал ногами. Он готов был броситься на жену.
– Это все, что я хотела услышать от тебя. Спасибо. И, как ни в чем не бывало, она повернулась и вышла в гостиную, притворив за собою дверь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
– Прошу прощенья, мосье Мегрэ, я вышел из себя. Вообще-то со мной это случается редко...
– Знаю.
Именно потому, что комиссар знал уже характер Парандона, он погрузился в раздумье.
Карлик мало-помалу отдышался, взял себя в руки. Он снова вытер лицо уже не багровое, а желтоватое.
– Вы ее ненавидите?
– Нет. У меня нет ненависти ни к кому... Потому что я не признаю, что человек всегда может полностью отвечать за...
– Это - статья шестьдесят четвертая.
– Конечно... Пусть меня считают маньяком, но буду стоять на своем.
– Даже если дело касается вашей жены?
– Даже и так.
– Даже если она убила мадемуазель Ваг?
На мгновенье его лицо затуманилось, зрачки словно расплылись...
– Даже.
– А вы считаете, что она способна на это?
– Я никого не могу обвинять...
– Я хочу задать вам еще один вопрос. Можете ответить только "да" или "нет". Видите ли, я вовсе не убежден, что убийца и есть автор анонимных писем... Ведь мог и кто-то другой, предвидя возможность преступления, вообразить себе, будто присутствие полиции в доме может предотвратить...
– Я вас понял... Нет, письма писал не я.
– Может быть - сама мадемуазель Ваг? Парандон задумался.
– Не исключено, хотя это не вяжется с ее характером... Она всегда была откровенна. Я уже говорил вам
о ее непосредственности. Но может быть, она не решилась обратиться ко мне, зная...Он закусил губу.
– Зная - что?
– Ну, что если бы мне и впрямь грозила опасность - я не принял бы никаких мер.
– Почему же?
Он нерешительно посмотрел на Мегрэ.
– Трудно объяснить... Понимаете ли, раз уже я сделал выбор...
– Вы имеете в виду свой брак?
– Вообще все... Профессию... Женитьбу... Образ жизни... Значит, я и отвечаю за последствия.
– А разве это не противоречит вашим представлениям об ответственности?
– Может быть... Но только на первый взгляд...
Чувствовалось, как он устал и растерян, какие сумбурные мысли теснятся за этим выпуклым лбом и каких усилий стоит ему привести их в порядок.
– Как вы полагаете, мосье Парандон, тот, кто писал письма, знал, что жертвой окажется ваша секретарша?
– По-моему, нет...
Из гостиной донесся крик:
– Где папа?
И почти тотчас же дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий, взлохмаченный подросток. На мгновенье он остановился посреди комнаты, переводя взгляд с Мегрэ на Парандона, и спросил комиссара почти с угрозой:
– Вы арестуете папу?
– Успокойся, Гюс! Мы тут с комиссаром Мегрэ...
– Вы - Мегрэ?
И с любопытством уставился на комиссара.
– Кого же вы арестуете?
– Пока - никого.
– Я могу поклясться, что это не отец
– Откуда вы узнали о том, что произошло?
– Сначала от швейцара, а подробности - от Фердинанда.
– А для вас это было совсем неожиданно?
Парандон отошел от них и уселся за свой письменный стол, как бы стремясь занять привычное место.
– Это - допрос?
И юноша обернулся к отцу, словно за поддержкой.
– Мое дело, Гюс...
– Кто вам сказал, что меня зовут Гюс?
– Вас все так называют дома... Я расспрашиваю вас так же, как и всех остальных, но это вовсе не официальный допрос... Я вас спросил, не ожидали ли вы этого?
– Чего?
– Того, что произошло утром.
– Вы хотите сказать, не ожидал ли я, что Антуанетту зарежут? Нет... не ожидал.
– Вы звали ее Антуанеттой?
– Да, уже давно... Мы были друзья.
– А чего же вы ждали? Мальчик покраснел до ушей.
– Да ничего определенного...
– Не преступления?
– Не знаю.
Мегрэ заметил, что адвокат пристально смотрит на Гюса, не то желая разрешить для себя мучительный вопрос, не.то обнаружив в сыне нечто для себя новое.
– Вам уже пятнадцать, Гюс?
– В июне будет шестнадцать.
– Как, по-вашему, лучше: чтобы мы побеседовали с вами при отце или наедине, у вас в комнате или в другом месте?
Мальчик заколебался. Его пыл прошел, но нервы еще были напряжены. Он вновь обратился к адвокату.