Мельничиха из Тихого Омута

– Уверена, что моргелюты ни при чём, - возразила я.
– Они. они достаточно безобидные, хотя у них нет никакого понятия о том, что хорошо, а что плохо. Бриско каким-то образом смог с ними подружиться, спаивал их, а взамен моргелюты стопорили графские мельницы.

– Ничего себе, заявленьице!
– судья второй раз стукнул по столу.
– А последняя поломка на графской мельнице - это не их ли лап дело?

– Их, - уныло призналась я.
– Но я им запретила, велела больше такого не делать. Я, правда, не знала, что они сломают чужую мельницу. Но они хотели мне помочь. Раньше Бриско использовал их подобным образом, вот они и решили передо мной выслужиться. Как оказалось, покойный мельник был не слишком хорошим человеком.

– Догадывался, - бросил судья и зашагал по дому, размышляя вслух: - Итак, Бриско заключает договор с дьяволом.

– Простите, но дьявол не участвовал, - запротестовала я.
– И договора не было. Так. устное согласие.

– .без разницы, - отмахнулся судья, - он заключает договор, и я получаю колдуна на своей территории. Потом он женится на сиротке Эдит, обучает её колдовству, и они на пару начинают соблазнять деревенских девиц. Вы ведь не станете отрицать, что видели в голубятне девушек из деревни?
– он резко обернулся ко мне.
– И то, как они радостно вас встретили, означает, что Эдит тоже участвовала в ведьминских шабашах.

– Ой, ну что вы сразу всё на ведьм переводите!
– перепугалась я.
– Кто знает, чем они там занимались? Мне кажется, дальше безобидных заговоров на любовь дело не пошло.

– А вы считаете заговор на любовь таким уж безобидным? Хозяйка, а вам бы хотелось, чтобы вас кто-то приворожил? Ну вот господин Закхей, к примеру?

– Упаси Боже, - очень искренне произнесла я.

– Вот-вот, - он обвиняющее посмотрел на меня сверху вниз.
– Мужчинам, знаете ли, тоже не хочется влюбиться в какую-нибудь красотку, а после свадьбы прозреть и обнаружить рядом жабу.

– В сказке, вообще-то, всё было наоборот, - возмутилась я и ахнула, потрясённая новой догадкой: - красотка, а на самом деле жаба. Вот что они.
– и я замолчала намертво.

– Предупреждаю, молчание может стоить дорого, - судья снова начал свои уговоры.
– Вы прекрасно знаете, кто там был, среди ведьм. Почему вы их покрываете? Я не верю, что вы с ними в сговоре. Вы сторонний человек в этом деле.

– Уже не сторонний, - вздохнула я.
– Моргелюты обрадовали, что я здесь навсегда. И вернуться в свой мир у меня не получится. Мне кажется, я там утонула по-настоящему. Вряд ли Витька бросился за мной в озеро, как вы...

– Витька?
– переспросил он.
– Это муж?

– Муж, - поколебавшись, сказала я.

Ничего не смогла с собой поделать, но признаваться принципиальному средневековому мужчине, что сожительствую с мужиком без брака (пусть даже в моём мире это -обыденное дело) - было как-то не очень. В конце концов, я имею право умолчать о своей личной жизни. Она никого не касается.

– Значит, там муж.
– задумчиво протянул судья.
– А дети?

– Детей не было, - покачала я головой.
– Но давайте не будем больше об этом? Вы сами говорили - прошлое пусть остается в прошлом. Сейчас гораздо важнее разобраться в настоящем. И пока я не буду знать, что деревенские ведьм. девушки в чём-то, действительно, виноваты, я их не выдам. Я знаю, как у вас обходятся с теми, кого подозревают в колдовстве.

– Знаете вы, - хмыкнул судья и снова уставился на меня из-под бровей.
– А кем вы там были, в своей прежней жизни? Кухаркой? Бумагоделом? Но повадки у вас - не как у простолюдинки. И говорите вы так ловко, как бисеринки нанизываете.

– Вот бисеринки, кстати, не умею, - призналась я, довольная, что мы сменили тему.

– Раньше я работала библиотекарем. смотрителем хранилища книг.

– И всему научилась, охраняя книги?
– недоверчиво спросил Кроу.

– Вы даже не представляете, что даёт доступ к чужим знаниям.

Мы помолчали, а потом Кроу кивнул, принимая мою позицию.

– Хорошо. Я обещаю, что если ведьмы не замешаны в убийствах или прочих мерзостях, после разоблачения они отделаются только церковным покаянием - вы назовете мне имена?

– Церковное покаяние - это девчонок запрут в монастырь на веки вечные? Ну нет.

– Церковное покаяние, - пояснил он терпеливо, - это усиленная молитва. Возможно, власяница. Но это не точно. Может, и без власяницы обойдёмся.

– Власяница. Сами бы её поносили, - проворчала я, вспоминая, что там ещё полагалось из церковного арсенала в качестве наказания.

– Мне нужны эти водяные черти, - судья говорил, как припечатывал.
– Чертям не место рядом с людьми.

– Они не черти, - упрямо возразила я.
– Я считаю, это какой-то подвид живых существ, нам не известных. И они не станут с вами разговаривать. Они боятся вас, как. как черти ладна. Они говорили, что чувствуют рядом с вами смерть. Они - дети природы, они любят всё живое, а вы их пугаете, потому что рядом с вами мертвецы.

– Об этом вам рассказали эти милые черти?
– осведомился Кроу.
– Что они любят всё живое?

– Я сама догадалась, к вашему сведению. Это видно. Они - дети стихии, дети природы. Они боятся смерти и не станут её причинять.

– О, конечно, - пробормотал он.
– Вы догадались.

– А что вас смущает?
– бросилась я в наступление.
– Догадалась же я, что вы - некромант? И про моргелютов несложно додуматься.

– И про ведьм?
– спросил он саркастически.

– Можно и про ведьм, - сказала я важно.
– Есть у меня кое-какие соображения.

– Выкладывайте, - приказал судья.

– Я могу внедриться к ним и всё разузнать наверняка. Буду вроде тайного агента, -предложила я и скромно закончила: - За отдельную плату, разумеется.

– Ну, разумеется!
– судья дал волю голосу.
– Вы в своём уме, женщина? А, простите, вы же в чужом. Ум-то не ваш, а бедняжки Эдит.

– Зачем же переходить на оскорбления?
– надула я губы.
– Если вам жалко пары серебряных монет в месяц...

Он даже глаза закатил, такой глупостью ему показались мои слова.

– Да не жалко, - рыкнул он и оказался возле меня в одно мгновение. Навис надо мной -чёрный, злой, горя глазами.
– Вы даже не понимаете, чем рискуете. Ведьмы, черти и прочий сброд - это вам не шуточки, и не ромашки на поле собирать. И даже не мешки с мукой таскать. Туда только залезть - и точно голову потеряешь.

Так это он за меня перепугался, бедненький.

Я осторожно упёрлась ему в грудь ладонью, чтобы отодвинулся, и судья опомнился и отошёл.

– Никакого внедрения, - сказал он, как отрезал.
– Я не позволю.

– Мне кажется, вы преувеличиваете, - попыталась я его успокоить.
– Мне точно ничего не грозит. После смерти мужа Эдит прекрасно жила год. почти прекрасно. И если бы не утопилась, так и здравствовала бы. Поэтому я думаю, что и мне бояться нечего. Зато мы сможем узнать точно - кто в Тихом Омуте балуется колдовством. Простите, ваша честь, но я запомнила из девушек только двух или трёх, и то не уверена. А так мы с вами составим точный список. Я разузнаю, чем они занимаются и опасны ли.