Мерецков. Мерцающий луч славы

Мерецков свернул записку и отдал её врачу.

–  У меня к вам просьба: если вдруг что-то случится, позвоните мне домой.

Глубокой ночью Мерецкова разбудил телефонный звонок. Он вскочил с дивана и рывком снял трубку.

–  Это вы, товарищ Мерецков?
– Он узнал голос дежурного врача.

–  Да, это я. Что-нибудь случилось?

–  Случилось. Ваша жена только что родила.

–  Кто у меня?
– спросил Мерецков и затаил дыхание.

–  Сын!

–  Ура!
– закричал он.

«Ну что ж, сын - это здорово!
– подумал Кирилл Афанасьевич.
– Дуняша небось тоже рада. А на учения я поеду рано утром...»

Мерецков прибыл в штаб дивизии, когда над степью взошло солнце и его лучи щедро согревали землю. На кустах и цветах во дворе штаба серебрилась роса. На деревьях чирикали воробьи. Мерецков вошёл в штаб и, увидев за столом комдива Ольшанского, прямо с порога гаркнул:

–  У меня родился сын!
– Он разделся, повесил фуражку на вешалку, сел к столу напротив комдива.

Тот отложил в сторону бумаги.

–  У тебя сегодня счастливый день!
– Ольшанский встал и пожал ему руку.
– Сын - это то, чего ты так желал, правда?

–  Да, я мечтал о сыне.

–  Он тоже станет военным?
– спросил Ольшанский.

–  Я в этом не уверен, но, если он захочет стать военным, мешать ему не буду!

Мерецков через три дня снова поехал в город, навестил жену и подержал на руках сына. Вернулся он на службу окрылённый. Казалось, готов был горы свернуть!

–  Ты сегодня будешь дома?
– спросил его Ольшанский, когда они оба вернулись с учений.
– Хочу заехать к тебе на часок, надо же нам выпить по чарке по случаю рождения твоего сына! Или у тебя нет желания?

–  Что ты, дружище, я буду рад!
– Мерецков тронул Ольшанского за плечо.
– Я сам хотел тебе это предложить, но ты весь день был отчего-то хмурый.

Могло со мной и такое быть, я же человек не без греха.
– Комдив по-доброму улыбнулся.

«Наверное, не придёт, - думал Мерецков, поглядывая на часы.
– Уже семь вечера». Раздался стук в дверь. Это был Ольшанский.

–  Привет, Кирилл!
– бросил он и с ходу вошёл в комнату.
– Извини, дружище, меня задержал командующий округом.

–  Что-нибудь важное?

–  Об учениях шла речь. Он доволен, как они прошли, правда, высказал некоторые замечания...

Оба сели за стол, который давно накрыл Кирилл Афанасьевич. Комдив увидел бутылку коньяка с пятью звёздочками и удивлённо взглянул на Мерецкова.

–  Где ты достал такой чудесный напиток?
– спросил он.
– Это же мой любимый!

–  Ты мне что-то хотел сообщить?
– Мерецков в упор посмотрел на комдива.

–  Когда ты уехал в роддом к жене, из Москвы позвонил Клим Ворошилов. Он поинтересовался, как дела в корпусе, собираюсь ли я в отпуск. Но я-то сразу понял, что не это его интересует. Так оно и есть. Он спросил, как служит начальник штаба 9-й Донской стрелковой дивизии Мерецков. Я ответил, что Мерецков толковый начштаба и я доверяю ему во всём, а дело своё военное он знает крепко. И вообще, говорю, человек он талантливый, не зря же окончил Военную академию. А Ворошилов сказал, что ему нужен человек на должность начальника мобилизационного отдела в штабе Московского военного округа, не подойдёт ли на это дело Мерецков? Я ответил, что Кирилл Афанасьевич весьма опытный штабной работник и ему такая работа по плечу. «Вы рекомендуете его на новую должность?» - спросил Ворошилов.

–  И что ответило ваше сиятельство?
– в шутливом тоне спросил Мерецков, наливая в рюмки коньяк.

–  Я одобрил твою кандидатуру, хотя мне не хочется тебя отпускать, - грустно вздохнул Ольшанский.

–  И что же мне делать?

–  Собираться к отъезду в столичный военный округ. Даю тебе на сборы три дня. Передавай дела своему заместителю, и гуд бай!

–  Ты это серьёзно?

–  Серьёзнее быть не может!
– усмехнулся комдив.
– Давай ещё выпьем, чтобы в Москве тебе хорошо работалось...

Мерецков сказал, что раньше он занимался в основном формированием и обучением войск, теперь же ему придётся заниматься переводом вооружённых сил мирного времени на военное положение, укомплектованием кадров личным и конным составом... Всё это важные проблемы, а как у него пойдёт работа на новом месте, справится ли он?

–  Справишься, Кирилл!
– твёрдо заявил Ольшанский.
– Не боги горшки обжигают! А вот у меня возникла проблема: где я возьму человека на твоё место? Твой заместитель ещё молод, опыта у него с гулькин нос.

–  А почему тебе не взять на эту должность начальника оперативного отдела дивизии?
– спросил Кирилл Афанасьевич.
– Мне он нравится: мыслит неординарно, энергичен, смотрит далеко вперёд, а не себе под ноги.

–  Я тоже о нём подумал, но важно всё взвесить, - признался Ольшанский. Он поднял рюмку.
– Давай ещё глотнём, и я пойду. Меня ждёт жена. А ты что будешь делать?

–  Хочу Дуняшу и сынка утром забрать. А насчёт переезда в Москву говорить ей не стану: вот придёт приказ, тогда другое дело. Как считаешь?

–  Разумно!
– поддержал его Ольшанский.
– А вдруг Климент Ефремович раздумает? Такое может быть.

–  Я подожду приказа...
– Мерецков посмотрел на комдива.
– А соберусь я быстро. У меня ничего такого нет, так что с багажом отправлять, как видишь, мне нечего...

Прошла неделя, вторая, а приказа из Москвы всё не было. «Хорошо, что я ничего не говорил жене, не то переживала бы», - взгрустнул Мерецков.

После совещания в штабе округа Мерецков навестил комкора Ольшанского. Тот сидел в штабе хмурый, видно, что-то случилось, и Кирилл Афанасьевич поспешил спросить.

–  Солдат в полку погиб, - тяжело вздохнул Ольшанский.
– Глупая смерть. Командир взвода учил бойцов бросать гранаты. Всё шло хорошо. Но вот гранату взял первогодок, чеку вырвал, а гранату уронил на землю. Ему бы мигом схватить её и отбросить, а он растерялся, сделал два-три шага в сторону, но граната уже взорвалась. Бойца насмерть... Вчера приехала в полк его мать, так плакала, так горевала, что у меня даже сердце прихватило от волнения. Наверное, командующий объявит мне выговор.

–  За что? На учениях и не такое случается...