Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Какие задачи вы поставили перед собой, командуя дивизией?
– спросил он.
В его голосе Мерецков уловил сухость, какую-то казёнщину, и от этого ему сделалось не по себе. Но не зря говорит, что командиров, как и отцов, не выбирают. Не выбирал их и Кирилл Афанасьевич. Он словно сбросил с себя это неприятное наваждение и бодро заметил, что поставил перед собой три задачи: довести организацию управления дивизией до высокого уровня, максимально приблизить свою дивизию к тому, что входило в понятие кадрового регулярного соединения, имеющего высокую боевую готовность, и, наконец, активно
– Но вы ещё и комиссар дивизии, что будете делать по этой линии?
– В глазах Корка вспыхнула лукавая усмешка.
Мерецков ответил, что будет разъяснять бойцам и командирам политику партии большевиков по проведению в стране коллективизации сельского хозяйства, необходимость борьбы с кулачеством. Это очень важно, так как в дивизии служит немало крестьян из разных областей государства. Опять же во многих деревнях возникли сельские советы, и людям важно объяснить их роль как самой массовой организации...
Корк слушал его и чему-то усмехался. Он прошёлся по кабинету, зачем-то посмотрел на карту, висевшую на стене, подошёл к столу, посмотрел в папке какие-то бумаги и снова приблизился к Мерецкову.
– Я доволен вашим ответом, Кирилл Афанасьевич.
– Он посмотрел на ручные часы.
– Однако пока это всего лишь слова, а как будет на деле?
– Постараюсь всё это осуществить на практике!
– заверил командующего Кирилл Афанасьевич.
– Во всяком случае, Иероним Петрович Уборевич был мною доволен, и я не подводил его. Штабную работу люблю. Хотел бы дружно работать и с вами, Август Иванович.
– А что, у вас возникли сомнения?
– вскинул брови Корк и чуть поднял подбородок. Он был сейчас похож на поэта, который вышел на сцену и готовился читать свои стихи.
– У меня - нет, товарищ командующий, а как вы будете ко мне относиться, мне неведомо.
– Наши судьбы, Кирилл Афанасьевич, плетёт военная служба, а служба - это работа до седьмого пота!
– жёстко и, как показалось Мерецкову, назидательно произнёс Корк.
– Уходя, Уборевич дал вам высокую оценку как начальнику штаба. Я же дам вам оценку позже, когда узнаю вас больше, кто вы и чего стоите.
«Он дал понять, что сомневается в оценке моей персоны Уборевичем», - грустно подумал Мерецков, уходя от Корка.
К концу года дивизия Мерецкова успешно прошла инспекторскую проверку, которую придирчиво проводил сам Корк, а на осенних манёврах она показала высокую маршевую подготовку, быстро развернулась и стала наносить удары по флангам и в тыл противника. «Для меня командование дивизией явилось важной школой, пригодившейся мне в мирные годы и особенно в годы войны, - отмечал Кирилл Афанасьевич.
– Я учился управлять большими массами бойцов,- готовил себя к тому, чтобы вести их к поставленной цели, а на войне - к победе в бою».
Корк остался доволен тем, как Мерецков командовал дивизией, однако то ли из ревности, то ли обиделся, что Кирилл Афанасьевич хвалил Уборевича во время их первого знакомства, прямо не высказал своего удовлетворения, а выразился в общем и целом:
– Служба у нас такая, что требует постоянно держать палец на курке.
– Он сощурился, карие с отливом глаза блестели от ярких лучей солнца, пробивавшихся в окно.
– Но мало
– Разумеется, в военной науке нет предела, товарищ командующий, и я, смею вас заверить, об этом не забываю.
– Рад это слышать!
– Корк снял очки и положил на стол.
– Утром мне звонил наркомвоенмор товарищ Ворошилов. Вам нужно быть у него сегодня к пяти вечера.
– По какому вопросу? Мне же надо подготовиться.
– Не знаю, а спрашивать его не стал, да и этика не позволяет мне это делать. Он сам вам скажет. Но, видимо, речь пойдёт о чём-то серьёзном. Вернётесь, мне доложите, что и как...
На обед домой Мерецков не пошёл, о чём предупредил жену, позвонив ей по телефону.
Кирилл Афанасьевич прибыл в Наркомат по военным и морским делам раньше назначенного времени. Его увидел Семён Будённый, возглавлявший в то время инспекцию кавалерии.
– Кирилл, не ко мне ли пришёл?
– Семён Михайлович поздоровался с ним.
– Небось возгордился, что служишь у Клима Ворошилова? А меня, старого конника, забыл?
Мерецков покраснел, стал объяснять Будённому, что всё это время по горло был занят: то учения, то поездки в лагеря...
– Велено быть у Ворошилова к пяти вечера.
Будённый взглянул на часы.
– У тебя, Кирилл, в резерве минут сорок, так что зайдём ко мне в инспекцию.
Здесь Мерецков увидел тех, с кем познакомился ещё на Гражданской войне, и тех, с кем учился в Военной академии. Первым подал голос Иван Тюленев, помощник инспектора кавалерии.
– Кирилл, рад тебя видеть!
– воскликнул он.
– Помнишь, как мы с тобой зубрили в академии военную науку?
– Как не помнить, Иван Владимирович!
– Мерецков крепко пожал ему руку.
– Я ещё не забыл, как вы были комбригом в Первой конной армии, как храбро рубили шашкой белогвардейцев.
– То было жаркое время, оно нет-нет да и саднит мне душу, - признался Тюленев.
– Ведь мы теряли в боях друзей и соратников.
– Но главное, что мы крепко били белых генералов - и Мамонтова, и Шкуро, и Деникина, и Врангеля... Сколько их было? Десятки! А Будённый был и есть один!
– и Семён Михайлович заразительно рассмеялся, его пышные усы, о которых в Конармии ходили легенды, вздрагивали, а глаза светились.
Бывшие конармейцы смеялись, шутили, вспоминали разные эпизоды из своей фронтовой жизни. В кабинет вошёл личный секретарь Будённого Павел Белов, прославившийся в годы войны как командир 1-го кавалерийского корпуса.
– Семён Михайлович, вас приглашает к себе товарищ Ворошилов, он только что звонил.
Будённый плечом толкнул дверь и вышел. Но не успел Мерецков уйти, как он вернулся и сказал Тюленеву, чтобы тот взял папку с документами и что они сейчас пойдут к начальнику штаба. Будённый взглянул на Мерецкова.
– Кирилл, поспеши к Ворошилову: он собирается ехать в Кремль.
Ворошилов сидел за столом и просматривал документы, когда Мерецков открыл дверь кабинета.
– Заходите, Кирилл Афанасьевич!
– Наркомвоенмор усадил его в кресло, сел рядом с ним.
– Как служится?