Мерецков. Мерцающий луч славы

Возражений, естественно, не последовало. «Доволен был и я, - отмечал Мерецков, вспоминая этот эпизод.
– Пять месяцев тому назад И. В. Сталин при назначении моём на этот пост обещал заменить меня, когда найдёт подходящую кандидатуру. И вот он сдержал обещание. Я возвратился на должность заместителя наркома обороны и опять погрузился в вопросы боевой подготовки войск. Георгия Константиновича Жукова я считал одним из наиболее подготовленных наших военачальников для работы начальником Генерального штаба».

Мерецков и его первый заместитель Ватутин вернулись в Генштаб грустные. Николай Фёдорович глухо заметил:

–  Не нравится мне всё это...

–  Что именно?

–  Кадровые перемещения...
– Ватутин наморщил лоб.

– Я хотел тоже кое-что сказать о немецкой армии: как хорошо она вооружена, как подготовлена к боям, но вождь не дал мне слова.

–  Ему виднее, Николай Фёдорович.
– Мерецков сел за стол и стал раскладывать рабочие папки.

–  Это пахнет шапкозакидательством, - возмутился Ватутин.
– Иные военачальники, как Кулик, Голиков, полагают, что мы будем воевать на территории врага и малой кровью разгромим его «могучим ударом», как поётся и песне. Я так не считаю и готов заявить об этом даже вождю. Быть патриотом надо, спору нет, но, если ты в бою пойдёшь на фашистский танк с винтовкой, ты ничего не сделаешь, только себя погубишь.

–  Николай Фёдорович, что это тебя потянуло на крамольные речи?
– усмехнулся Мерецков.
– Считай, что этого ты мне не говорил. Лучше садись да помоги мне подготовить документы к сдаче генералу армии Жукову. Он вот-вот приедет из Киева.

–  А кому он передаёт свой округ?

–  Генерал-полковнику Кирпоносу. Михаил Петрович хорошо проявил себя на финской войне. Я высоко оценил его как военачальника, о чём и сказал вождю, когда он меня спросил.

Жуков прибыл в Москву вечером 31 января. В столице было холодно. С утра куражилась пурга, в бешенстве металась по улицам и дворам, а под вечер ветер утих и с неба посыпал снег. Прямо с аэродрома Георгий Константинович позвонил Мерецкову домой.

–  Кирилл, ты с утра будешь в Генштабе? Я хотел бы принять дела. Семён Константинович в курсе, я вчера ему звонил. А сейчас хочу определиться в гостинице.

Мерецков ответил, что утром он придёт в Генштаб, что у него все документы подготовлены, передача дел не задержится и волноваться ему, Жукову, не стоит.

–  Послушай, Георгий, приезжай сейчас ко мне домой, а? Посидим, выпьем по рюмашке, как бывало, ну?

–  Будем вспоминать, как рубали шашками белых в Гражданскую, - подсказал Георгий Константинович.

–  А как же, без этого никак нельзя, то была наша боевая юность, - весело отозвался Кирилл Афанасьевич.

–  Еду!
– коротко бросил в трубку Жуков.

Жуков нравился Мерецкову своей простотой. Дело своё он знал так, как, быть может, никто другой из тех, с кем Мерецков прошёл нелёгкий боевой путь. Энергичный, напористый, он был в обращении прям, честен и правдив, а это было то, что Кирилл Афанасьевич ценил больше всего. О себе Жуков говорил, что человек он ершистый, но по делу, а в остальном такой же, как и все. Особенно близко Мерецков узнал Жукова в тридцатые годы, когда тот работал в инспекции кавалерии Красной Армии, заместителем у Семёна Будённого. Потом, когда Кирилл Афанасьевич был назначен начальником штаба Белорусского военного округа, Георгий Константинович командовал кавалерийской дивизией, позже он вывел её в передовые в округе. В 1935 году 4-я Донская кавдивизия была награждена орденом Ленина, и вручал дивизии этот орден маршал Будённый, возглавлявший тогда инспекцию кавалерии. Но Мерецков к этому времени уже проходил службу на Дальнем Востоке под началом командующего Василия Блюхера, будучи начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии.

Жуков вошёл в квартиру весёлый и сразу подошёл к Дуне.

–  Это вам, Дуняша!
– звонко произнёс он и вручил ей букет красных роз.
– Дарю вам на счастье!

–  Боже, какая прелесть!
– воскликнула хозяйка, осторожно взяв букет.
– На дворе двадцать градусов мороза, а тут такие розы! Где вы их взяли?

–  Секрет, Дуняша!
– засмеялся Жуков.
– Может, я достал их в Киеве, а может, в Москве. Главное, что я вас не забыл и рад, что букет вам понравился.

–  Я так люблю розы, и как раз красные, - улыбнулась хозяйка.

–  А Александра Диевна, моя боевая подруга, почитает хризантемы.
– Жуков из-под густых бровей взглянул на Кирилла Афанасьевича.
– Когда придёшь ко мне в гости, не забудь прихватить с собой букет хризантем!

–  Даже так?
– Мерецков качнул головой.
– Теперь я подумаю, надо ли идти к тебе в гости, - шутливо добавил он.

Пока они беседовали, сидя на диване, Дуня накрыла стол. Улыбаясь, она спросила гостя, что он будет есть: котлеты с жареной картошкой или пельмени.

–  И то и другое, Дуняша!
– заразительно засмеялся Жуков.

Они сидели за столом и задушевно беседовали. Жукову казалось, что он был не в гостях, а у себя дома, - так приветливо встретили его в семье Мерецковых. Когда хозяйка ушла на кухню готовить очередное блюдо, Георгий Константинович начал рассказывать о том, как уговаривал его вождь принять новую должность.

–  Знаешь, Кирилл, когда Сталин предложил мне стать начальником Генштаба, я наотрез отказался. Почему? Я никогда не работал в штабах, всегда был в строю. А он своё гнёт: мол, вы моложе генерала армии Мерецкова, а штабная работа - дело наживное и если, мол; вникнуть в неё, то можно горы своротить. Я ответил, что горой Генштаб не считаю, это скорее неприступная для меня скала, и что одолеть её у меня силёнок не хватит. Тогда Сталин заявил, что так решило Политбюро ЦК партии. Ну, если так, то все возражения, как ты понимаешь, вождём не принимаются. Я поблагодарил его за доверие, но предупредил, что, если из меня хороший начальник Генштаба не получится, буду проситься обратно в строй. Вот как всё было, - подытожил Жуков.

–  У тебя, Георгий, всё получится, лишь бы характер не подвёл, - сказал Кирилл Афанасьевич.

–  В каком плане?
– осведомился гость.

–  Ты порой очень горяч, и Сталин тоже такой, если схлестнётесь - быть беде!

–  Я этого не боюсь!
– Жуков потянулся к коньяку.
– Давай пропустим по рюмочке, пока нет Дуняши, не то ещё станет на тебя шуметь.

Из кухни вернулась хозяйка, она принесла бутерброды с ветчиной. Увидев свою рюмку пустой, спросила:

–  А мне, Кирюша? Хотя бы полрюмки...

Он налил ей.

–  Я хочу предложить тост, можно?
– спросил Георгий Константинович.
– Выпьем за то, чтобы новый, сорок первый год не принёс нам войну!

–  Твой тост, Георгий, нереальный, - возразил Мерецков.
– Всё идёт к тому, что войне быть. Гитлер нападёт на нас.

Жуков, однако, не растерялся.

–  Тогда выпьем за нашу победу над фашистской Германией!

–  За победу можно, - согласился Кирилл Афанасьевич и тут же опорожнил рюмку.

Хлопнула дверь, и в комнату вошёл сын Мерецкова Владимир. Увидев за столом гостя, он произнёс «здрасте» и хотел было уйти к себе, но отец задержал его.

–  Володя, ты где был? В школе?

–  Да. К нам приходил на встречу Герой Советского Союза Михаил Васильевич Водопьянов. Он рассказал нам, как он и его товарищи спасали челюскинцев. Это было здорово!

Владимир очень походил на своего отца: высокий, с добродушным лицом, большим лбом и блестящими пытливыми глазами.

–  Скажи, Володя, кем ты желаешь стать?
– спросил его Жуков.
– Наверное, как и отец, военным?

Юноша не смутился, лишь слегка покраснел.

–  Ещё сам не знаю. Вот окончу десятый класс и тогда решу, куда мне податься. Я вот послушал Водопьянова, и в голове шевельнулась мыслишка: может, и мне пойти в лётчики?