Мертвые не разговаривают

Андрей просмотрел газеты до конца, но более ничего интересного не нашел. Времени на чтение вырезок понадобилось и того меньше. Далеко не все из них вообще удалось понять – куски бумаги с частями текста, отрывками.

Во внутреннем кармане пиджака завибрировал телефон. Андрей отодвинулся на стуле, торопливо вытащил трубку. Алена смотрела на него во все глаза.

Определитель снова показывал, будто Андрей звонит сам себе.

— Але, — проговорил он в трубку.

В ухо врезалось завывание ветра. Громкое и отчетливое. Совсем не похожее на обычные помехи.

— Что это?.. — начала было Алена, но Андрей остановил ее движением руки.

Он вслушивался в ветер, пытаясь различить в нем хоть что-нибудь. Вскоре ему почудились всплески. Объемные, будто кто-то бьет веслом по поверхности воды. Или нет – скорее, неумелый пловец отчаянно барахтается, пытаясь не пойти ко дну. Неожиданно шум ветра разорвал протяжный гудок. Далекий и тусклый, он точно прорывался сквозь густую завесу тумана. А потом среди всплесков начали проскальзывать крики. Тонкие и отрывистые. Отчаянные крики гибнущих людей.

И вдруг все стихло. Резко.

Тишина.

Андрей сидел, не шевелясь, надеясь, что звуки возобновятся. Но тщетно.

Или он окончательно сошел с ума, или звуки в телефонной трубке действительно что-то значат. Во что верить?

Андрей убрал телефон, глубоко вздохнул.

— Уже можно говорить? — спросила Алена. В ее голосе слышалась насмешка.

— Угу, — кивнул Андрей.

— Объяснишь, что произошло?

— Сразу, как только сам пойму. Слушай, у вас поблизости есть водоем?

— Да. Есть озеро.

— Большое?

— Мне не с чем сравнивать.

Андрей поднял на собеседницу взгляд. Девушка улыбалась.

— Вредная ты какая, — проговорил он нарочито строго.

— Это ты смешной.

— Не знаешь, на этом вашем озере не происходило каких несчастных случаев?

— При мне – нет. А раньше – не знаю. Это лучше спросить Степана Михайловича или еще кого из тех, кто жил еще в старом городе.

— Старом?

— Это мы так называем Водино двадцатилетней давности.

— Понятно. Тогда пойдем к старосте. Думаю, с мужиками он уже наговорился.

Андрей помог Алене убрать папки, и они, не забыв потушить светильник, покинули библиотеку. Первым делом направились в дом Степана Михайловича, где и обнаружили его сидящим за столом. Староста обедал. Запах свежих щей ощущался даже в сенях. Гостей он встретил неодобрительным взглядом, но ничего не сказал.

— Мне нужна информация, — начал Андрей без предисловий. Он прошел к столу, сел напротив старосты. Спутница осталась стоять в дверях.

— Слушаю.

— На вашем озере происходили несчастные случаи? Двадцать лет назад. Крупные.

Степан Михайлович пожевал губами, постучал деревянной ложкой по тарелке.

— Да вроде бы нет. Ничего необычного. Топли, конечно. Но где не бывает.

— Кто тонул? Много народу?

— Нет же. Один в год – два… Не припомню, чтобы больше. Да и то в основном по пьяни.

— Плохо… – вздохнул Андрей. Только было зародившаяся гипотеза развалилась, не успев окрепнуть.

— А зачем тебе?

— Уже незачем, — он поднялся из-за стола, направился к выходу.

— Садитесь обедать, — окликнул его староста.

— А что там за развалины на берегу? — вдруг спросила Алена. — Вроде как огороженная территория раньше была.

— Есть такое. Детский дом там был. Как бишь его… Бережок, что ли. Да, точно – Бережок.

Андрей встал как вкопанный.

— Детский дом? Ален, ты говорила о гибели детей…

— Да, погибло несколько детей. Как-то разом. Но подробностей не знаю.

— Только слухи, — сказал староста. — Вскоре после взрыва в церкви в Бережке что-то произошло. Вообще этот дом всегда стоял особняком от города. Воспитанники учились там же, с нашими детьми почти не контактировали.

— Что с ними со всеми случилось? — спросил Андрей.

— Не знаю. Погибли, наверное. А возможно, кто-то и выжил. В городе многие семьи распались. Так или иначе. Почему-то на детей сумасшествие не действовало. А вот на их родителей… Короче говоря, мы собирали всех, кто остался сиротой. О родных, конечно, расспрашивали, да куда там. Некоторые от страха и слова вымолвить не могли.

«Дети… дети…»

Андрей отлично помнил звонкий смех в своих кошмарах. Смех, который мог принадлежать либо женщине, либо ребенку. Помнил легкие шаги и кружащиеся рядом небольшие тени.

Никакой уверенности, только предположение. Но хотя бы есть за что зацепиться.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался староста.

— Да так, хочу проверить одну версию.

— Думаешь, во всем виноваты дети? — поморщился Степан Михайлович. — Брось, они попали под удар, как и все мы.

— Это единственное, что мне кажется вероятным.

Староста задумался.

— Ну, хорошо. В конце концов, чем черт не шутит. Может быть, все иначе, чем думали мы. Что ты хочешь?

— Осмотреть руины детского дома.

Степан Михайлович глянул в окно.

— Время еще есть. Успеем дотемна, если не задерживаться, — он положил ложку на стол, поднялся. — Только имей в виду: в сам дом ты не попадешь.

— Призраки?

— Да.

— Плевать. Мне бы попасть в его окрестности.

— Ты что-то задумал? — спросила Алена.

— Вы когда-нибудь пробовали наладить контакт с этими призраками? Хоть какой-то.

— Они не очень слушают, да и сами не особенно разговаривают. Ты и сам слышал, — усмехнулся староста. — Чуть зазевался – и все. Считай, покойник. За все двадцать лет после контакта с ними не выжил никто. Только те, кто сумел убежать. Но никаких диалогов.

— Есть место, где они все еще могут говорить. И, надеюсь, слушать.

— В кошмарах? — голос Алены звучал хрипло.

— Да. Я не уверен, но думаю – встречался там именно с ними. Или кем-то еще, но не с сумасшедшими убийцами. Что-то иное. Они сами ничего не делают. Скорее – подзуживают других. Тех, кто убивал в реальном Водино.

— Уверен, что сможешь их найти? — спросил Степан Михайлович. На его лбу пролегли глубокие морщины, глаза сузились.

— Пока что находить меня удавалось им. Не думаю, что эта традиция изменится.