Мертвый лед

жирный, уродливый... что там еще могут сказать задиры?

(В психологии интернализацией или интериоризацией (от лат. interior — внутренний; фр. intiriorisation — переход из вне внутрь; англ. interiorization (inter-nalization); нем. Interiorisation) называется процесс превращения внешних реальных действий, свойств предметов, социальных форм общения в устойчивые внутренние качества личности через усвоение индивидом выработанных в обществе (общности) норм, ценностей, верований, установок, представлений и т. д.)

Я досчитала до десяти и заговорила, смотря прямо в его обозленные глаза.

– Ты не отличаешься от других парней.

Нарцисс горько усмехнулся.

– Лживая сучка, ты с таким усердием пялишься мне в лицо, просто чтобы не смотреть что там!

– Слушай, ангелочек, - заговорила я, едва не огрызаясь в ответ, - я смотрю тебе в глаза, потому что, когда я с кем-то голышом в постели впервые, мне нравится, когда они смотрят мне в лицо, а не другие части тела во время разговора. Я выхожу из себя, если кто-то начинает говорить с моей грудью. И наверняка просто врежу тому, кто будет таращиться на то, что у меня между ног, вместо того, чтобы смотреть в лицо.

Нарцисс следил за мной по-прежнему сверкающими гневом глазами, но лицо его немного расслабилось.

– Но, если ты желаешь, чтобы я говорила в твой член, как в долбанный микрофон, тебе стоит сказать об этом девочке, потому что с такой просьбой я встречаюсь впервые.

Он вдруг улыбнулся, словно я удивила его, словно неожиданно развеселила.

– Не разделяю этих заскоков, кексик, но, если тебе так важен зрительный контакт, когда мы разговариваем, тогда ладно.

– Хорошо, потому что он мне важен.

– Ма petite настроена почти воинственно в вопросах зрительного контакта.

Нарцисс поднял взгляд на Жан-Клода.

– Все дело в доминировании, я уяснил. Если я отведу взгляд первым, значит она победила, как в споре "кто первый моргнет".

– Так уж меня воспитали, что нужно смотреть собеседнику в лицо. Это обычная вежливость, - сказала я, скрестив руки под грудью, потому что без одежды держать руки скрещенными на груди было чертовски неудобно.

Он снова улыбнулся.

– Спорю, тот, кто тебя этому учил, был весьма агрессивным.

Я попыталась подумать, была ли бабуля Блейк агрессивной, и наконец сказала:

– Не из приятных, но не думаю, что прям агрессивным.

Он улыбнулся шире и повернулся к Жан-Клоду.

– Она всегда так делает?

– Делаю что?
– спросила я.

– Выслушиваешь меня, обдумываешь то, что я сказал, и по-настоящему отвечаешь на вопрос.

Я нахмурилась.

– А не должна?

Нарцисс взглянул на Жан-Клода.

– Она всегда такая... обстоятельная?
– спросил он.

– Я не такая.

– На самом деле, ma petite, это определение очень подходит тебе, но совсем скоро тебе нужно будет уходить на работу, и на вдумчивость уходит много времени.

– Я отнесусь с пониманием к тому, что мы обрушили это на тебя сегодня, Анита, - произнес Нарцисс, - но никогда больше не говори мне, что я ничем не отличаюсь от других мужчин. Эта ложь такая большая... Просто не нужно, ладно, не делай так.

Я кивнула.

– Я честно ожидала большего визуального отличия, так что не лгу.

– У меня только одно яйцо, оно расположено больше сбоку, нежели чем снизу, а член на теле ниже, чем у любого другого мужика, с которым ты была. А между ног у меня такой же вход, как у тебя.

– Ну, это отличается.

– Отличается, она говорит. Единственная причина, по которой у меня до сих пор есть и член, и вагина - мой пенис был достаточно большим, чтобы врачи вместе с отцом не пожелали отрезать его при рождении и превратить меня в девочку, а мамуля уперлась рогами, не дав им зашить вагину, и все просто ждали принятия решения. Они были настолько упрямы, что выписали интерсексуального ребенка из роддома без каких-либо операций, что тридцать лет назад казалось неслыханным. Они записали меня как мальчика и воспитывали меня как мальчика.

– Сам-то ты хотел, чтобы тебя им воспитывали?
– спросила я.

Он кивнул.

– Да, я был мальчиком, мальчиком-геем, и вырос в мужчину-гея, который иногда носит платья и которому нравятся любовники, уделяющие внимание всем его органам, но да, я чувствую себя и думаю как мужчина. Я просто гомосексуальный мужчина, которым бы и был не зависимо от того, как бы выглядели мои причиндалы.

– Мы пытаемся заболтать друг друга до смерти вместо того, чтобы стать ближе, потому что ты не хочешь меня, ведь я женщина, а с женщинами ты не спишь. Мы с тобой лучше ладили до прихода Жан-Клода, потому что увидев его, ты понял, чего хочешь, и это не я.

– Но он не может сделать меня своей гиеной зова, в отличии от тебя.

– Да, но не думаю, что это достаточно хорошая причина, чтобы связать нас вместе на целую вечность, когда мы даже не нравимся друг другу. Я покончила с этой "ненавижу, люблю, хочу" фигней еще с Ричардом, а мы с тобой друг друга даже не хотим.

– Ardeur заставит вас обоих обратить друг на друга внимание, ma petite.

Я посмотрела на Жан-Клода.

– Я больше не хочу принуждать. Не хочу связывать себя ещё с кем-то, кто мне не очень подходит, и наблюдать, как ardeur меняет в них что-то или делает меня достойной их.

– Ты веришь, что именно так все и происходит?
– спросил он.

– Возможно. Я точно знаю, что из-за этого мы с Микой стали более подходящей друг другу парой, и с Натаниэлем тоже самое. Полагаю, магия меняет всех нас.

– Все пары проходят через это, Анита, - возразил Нарцисс.

– У меня никогда не было длительных отношений, не считая Жан-Клода и всех остальных, кто есть сейчас в моей жизни.

Нарцисс приподнялся на локте и взглянул на меня.

– Серьезно? Жан-Клод стал твоим первым парнем, с которым у тебя серьезные отношения?

– Они с Ричардом, да. До них мои отношения длились около полугода, затем разрыв.

Он смотрел на меня с серьезным выражением лица, демонстрируя разум, создавший группу, с которой приходится считаться. Нарцисс был гораздо сообразительнее и мудрее, чем показывал большую часть времени.

– Ты бросилась в омут отношений с головой, кексик.

– Как бы там ни было, вот что мы сейчас имеем, и мы с тобой не увлечены друг другом так сильно. Мы могли бы стать приятелями, это было бы возможно.