Мертвый мир - Живые люди

Мне снова захотелось остаться одной во всем мире, на этой планете, чтобы ни о ком не думать. Мои чувства смешивались, заставляя меня менять позу каждые пять секунд. Неудобства были внутри, но мне все казалось, что это физическая неудовлетворенность. Я крутилась на полу, почти ложилась, была готова скрести стену и плитку из-за всего этого. То я переживала за дорогих людей, то хотела бросить все это, посылая к черту, снова превращаясь в призрак блуждающего человека. Может, легче было умереть.

– Блэр, - голос в коридоре звал меня, а я даже не шевельнулась. Говорил Билл, узнать это было не сложно не только из-за специфичного хрипловатого тембра, но и из-за последующего кашля удушения. – Куда можно было уйти?

– Пойдем без нее. – Роб был там, а значит и Тони, которого скала не выпускал из своих рук, только если уезжал со станции. Маленький мальчишка раскрыл рот, что-то невнятно произнося лишь однажды, когда солнце светило так ярко после бесконечной зимы, а снег таял, пропитывая водой сухую и промерзлую почву. Тони произнес что-то с явным восхищением, Роб лишь уставился на него: «Ты что-то сказал, малый?» Но ребенок уставился на мужчину в ответ своими большими темными глазами, будто не понимая, что тот говорит.

– Я здесь, - выходя из туалета, поборов какое-то странное желание заснуть на холодном плиточном полу помещения, я заставила старика и скалу обернуться, когда те собирались было повернуть за угол коридора. – Мертвецы ушли?

– Недостаточно далеко, но у нас мало времени, дорога каждая секунда. Агата останется здесь, чтобы не допускать шума, а мы уже готовы ехать. –Билл явно был в плохом состоянии из-за того, что мы могли найти в Холвудс теперь. Я боялась собственных чувств, понимая, что похожее я уже испытывала, когда мы шли в дом Дарлин, зная, что найдем там. Старик же еще во что-то верил, иначе бы даже не поехал смотреть, в последнее время Билл стал категоричен. Он явно думал о людях Холвудс и о тех, кто отправился в супермаркет, временно меняя место жительства. В общину в Оттаве отправились и Митч с Бриной, за которыми поплелся Зак Хэнкс, узнав о Леонарде и Джули, там же теперь обитали и Самир с другими людьми, узнавшими о родственниках и свободных комнатах, где можно уединиться. Если Холвудс пал, то численность нашей общины резко сократится с семидесяти до пятидесяти, возможно, чуть больше или меньше.

– Только Ваше Королевское Величество ждем. – я бы могла что-то ответить на это ехидное замечание Роба, как делала всегда, после получая объявление войны и ненавистный взгляд, но мне не хотелось говорить вообще ничего. Каждое слово давалось с трудом.

– У нас нет времени для споров, так что заткнитесь, оба.

***

Блэр была права, даже не понимая насколько, когда говорила о трусости и неуверенности Самира. Об этих качествах говорил и мистер Ману, рассказывая о внуке, но я продолжала относиться к его словам с некоторым скептицизмом, пока не встретила индуса. Я думала, что самым неуверенным и подавленным человеком когда-то была я, в прошлом, но теперь поняла, что ошибалась.

Вечные насмешки из-за цвета кожи, отношение собственных родителей сделало Самира таким, какой он был сейчас. В некоторой степени мы были похожи: наши семьи часто вздорили. Но все познается в сравнении.

Найдя в бывшем родном доме труп папы… я пожелала похоронить его, потому что отец был достоин этого. Нет, он был достоин большего, намного большего, чем жалкая смерть от укуса. Многие укушенные были достойны большего, чем такая судьба. Сначала я захотела похоронить, а после просто сжечь весь дом… Казалось, вместе с этим уйдет и боль, будто очищающий огонь спалит ее дотла, выжжет из моего тела, подобно какой-то бородавке. Блэр даже подыграла мне, когда я, уставившись на дом, уже выходя за калитку, сказала ей: «Пламя прекрасно, верно? Оно так быстро уничтожает мое прошлое, что хранилось в этом месте…»

«Не понимаю, почему Джеймс боится его», - она ответила это, смотря на крыльцо и входную дверь. Заглянув в глаза Джералд, я почти увидела отблеск огня, который был воображаемым. Казалось, она готова поверить и представить все что угодно, лишь бы не сойти с ума. Я была благодарна, что она на какое-то время забыла о своей прямолинейности и поверила в полыхающий перед нами дом.

Сейчас же я определенно боялась, но не ощущала этого страха в полной мере. Я продолжала думать о матери, рисуя в голове тысячи схем ее возможного выживания. А рядом были люди, которые дрожали от страха. Все собрались на втором этаже, чтобы в случае прорыва мертвецов в здание супермаркета отсрочить свою гибель побегом на верхние этажи и крышу, и ждали какого-то чуда. Вильям говорил, что скоро Нейл вернется обратно и, увидев толпу Ходячих, отправиться на станцию за помощью. Вот только была проблема: мертвецы шли в сторону общины Блэр. И если они не успеют выключить насосы, шумящие на всю округу, то помощи нам ждать будет неоткуда.

Я сидела в коридоре, мимолетным взглядом просматривая фотографии, что сделала Ванда, живущая со мной в комнате. В этом ребёнке я не нашла какого-то стопроцентного понимания, но мне было достаточно того, что она нашла его во мне. Я взяла, в некоторой степени, заботу о ней на себя, порой приглядывая, помогая. Я чувствовала, что хоть как-то помогаю здесь, хоть что-то делаю. На ночную бессонницу я находила оправдание в том, что просто охраняю сон Ванды, не подпускаю к ней эти назойливые будящие мысли, забирая их в свою голову.

Мы сидели с одиннадцатилетней девочкой на полу коридора, вытянув ноги, опираюсь о стеклянную стену собственной комнаты-магазина, и смотрели фотографии весеннего мира. Весной обычно что-то случается, что-то приходит, что-то меняется. Вот и сейчас что-то случилось, что-то пришло и что-то изменилось: наше положение в этом мире, стадо Ходячих, мое отношение к тишине.

– Что, разглядываете картинки? – мистер Ману подошел немного неожиданно, хотя быстро ходить не мог в силу своего возраста. Немного постояв, смотря на малютку Ванду, радостную его приходу, улыбаясь, старичок опустился на пол рядом с нами, кряхтя. – Не покажешь старику свои фотографии, милая?

– Конечно! – находя, наконец, достойного критика и ценителя, Ванда с радостью протянула мистеру Ману свои работы, ожидая похвалы. Жаль, но оценить сейчас ее фотографии я не могла, во всем я видела какой-то подтекст, который был связан с мертвецами за забором, вернее, с этой стороны забора. Место, которое было плохо укреплено, у самых уличных фирменных магазинчиков, где обычно собирались дежурные, было проломлено, а Ходячие теперь слонялись вокруг Холвудс.

Неожиданно появился и Самир, теперь не отстающий от своего деда, вечно не упуская его из виду. Парень немного с каким-то превосходством посмотрел на меня сверху вниз, после картинно и резко отворачивая голову, чуть ли не хмыкая. Желая показать свое отношение к моей личности, он опустился на пол рядом с мистером Ману, будто не замечая меня. Дедушка Самира теперь был некой преградой между нами.

Индус был забавным, очень забавным. Он воспринимал многие вещи с присущей ему серьезностью, не понимая шуток. Над ним нельзя было шутить вообще. Когда Вильям бросил какую-то юморную реплику в сторону Самира, ожидая от него иной реакции, парень практически обиделся, не понимая, что происходит. Я не люблю спорить, но спор с Самиром – вещь, за которую я могу продать душу. Это совершенно точно.

Он вечно косо смотрит на меня, борясь с чувствами обиды и некоторого восхищения. Несмотря на свою безобидность и неуверенность, узнавая о моей некоторой слабохарактерности, которую я позволяю себе только иногда, в отношении к определенным вещам, зависящей от настроения, индус начал не сильно, да и не очень обидно, но бросать в мою сторону неприятные слова. Вроде «Ты странная», «страшная, но не в том смысле», «чудачка». Но, несмотря на это, казалось, что внутри Самира живут два человека, второй – восхищающийся мной. Неосознанно, но он показывал эту симпатию, не понимая, что делает. Парень восхищался альтруизмом, некоторые мои качества, привитые матерью с рождения, называл неправильно, но смысла от этого его отношение ко мне не меняло. С ним становилось все сложнее общаться, когда, обозвав меня, он сразу извинялся и начинал перечислять достоинства, споря, если я говорила, что какой-то черты, названной им, во мне никогда не было. Это было смешно – Самир видел во мне то, чего не было, принимая желаемое за правду. Мистер Ману просто был счастлив и рад, что его внука не оскорбляют и не толкают из стороны в сторону из-за возможных отличий.

Однажды старик Самира помогал мне с некоторой работай, определяющейся списками, висящими на всех этажах, когда, улыбаясь собственным мыслям, неожиданно затеял разговор.

– Самира вечно шпыняли, указывали на различия, на его индивидуальность. Я знаю, он славный мальчик, и это, может быть, от того, что он мой внук, но я продолжу верить, что еще не разучился узнавать людей. Мы с женой воспитывали его долгое время, вкладывали все, что знали, все, что помогало нам в жизни, мы старались помочь ему стать принятым в обществе, но из-за его некоторых странностей, которые ты, Дарлин, наверняка заметила, люди продолжали отталкивать его в сторону. Я рад, что здесь, да и на станции у него есть друзья. Может, ты таковой для него себя не считаешь, но я благодарен тебе, что ты не оттолкнула, не начала призирать. Ты хороший человек, спасибо.