Мертвый мир - Живые люди

– Можно мне уйти? – словно осознав саму истину, перевернувшую мир с ног на голову, я спрашиваю женщину, даже не смотря в ее сторону. Глупцом мне быть не хочется.

– Мы только начали, - вовсе не ожидая, что я встану и уйду, попытался продолжить беседу психолог, но я уже был около двери, мечтая вырваться на свободу из этого кабинета, где от порядка и дотошной точности кружилась голова.

– Я пойду, извините.

***

– Я не знаю, кем хочу быть. Что мне с этим делать? – доверяя своему отцу намного больше чем каким-то школьным психологом, убеждающим тебя в том, что твоя индивидуальность –это проблема, с которой следует бороться, я сейчас сидел с ним за столом на кухне в полумраке вечера при тусклом свете небольших круглых лампочек под потолком.

– Будущее – сложная штука, ты должен сам что-то решить. Потому что слушать чьи-то советы глупая затея. Никто не знает тебя лучше, чем ты сам, хотя, ты можешь думать иначе. – я пил чай, отец-холодное пиво из холодильника, что шипело, когда его открывали.

– В том и проблема, что я себя не знаю, - я почти пожал плечами, опуская голову. Я бы выпил сейчас пива, а не гребанный чай, голова гудела, хотелось закурить или сделать хоть что-то со всем этим гудением. – Этот разговор похож на девчачий.

– Вот что, парень, - поднимаясь из-за стола, отец подошел к холодильнику, будто прочитав мои мысли. – Пока не разберешься в себе. Никто не поможет. Я могу дать тебе кучу советов, которые для тебя будут дерьмовыми. Мы – родня, но люди разные, думаем иначе, видим вещи по-другому, живем по-разному. Все эти убеждения, что советы стариков хороши, остаются лишь убеждениями. Да, иногда они верны, но тебе нужно переделать каждый их совет под себя, я тебя уверяю.

Протягивая банку пива, одобрительно кивая, отец смотрел мне в глаза:

– Будем считать, что это газировка, а слова – не совет, ладно?

Мы сидели, смотрели телек, щелкая каналы и смеясь над безумными мамочками, что тряслись за своих детей, словно наседки. Отец что-то рассказывал про своих коллег, которых я отлично представлял по частым историям, будто сам был знаком с ними лично, а потом мы сидели какое-то время в тишине. Мне стало так легко.

– Может, будешь врачом? – возвращаясь к моей проблеме, будто все это время думал только об этом, невзначай предложил отец.
– Я когда-то тоже хотел резать, а уж потом лечить людей, учил биологию и химию, все эти артерии, вены, гормоны - всю эту фигню, но в последний момент сдался.

– Если не получилось у тебя, почему получиться у меня? – почти игнорируя и принимая за шутку слова отца, поинтересовался я, чувствуя, что пиво тоже алкоголь, отличный способ сделать с усталостью хоть что-то. В какой-то момент кажется, что твое тело превращается в жидкость, становится вялым. Как и сознание.

– Потому что ты мой сын, и ты лучше меня. Дети всегда сильнее своих родителей, умнее их. Но, парень, не думай теперь, что можешь делать, что хочешь.

– Я запомню.

***

Дом посреди улицы полыхал огнем. Все звуки, огни, голоса тонули в этом пламене. Только чувства огонь не мог поглотить – ты был неподвластен пламени на таком расстоянии, ты был недоступен для него, словно вода.

Сначала я опешил, не понимал, думал, что это не мой дом, идя по соседней улице, даже спрашивал себя: «Кто же горит?» А потом я испугался. Испугался тем животным страхом, описать который не удавалось даже самым лучшим писателям. Это был такой страх, что порой мелькает на мгновение, заставляя тебя умереть на секунду, а после его место занимает что-то похожее на ужас, но сердце быстро и сильно бьется именно из-за того мгновения. Одного лишь мгновения настоящего страха.

Я смотрел на дым, горящие части дома, вылетающие от жара осколки окон, медленно разрушающиеся перегородки, стены. Я смотрел, не думая ни о чем, а потом…

«…Дети лучше своих родителей…» - я подорвался с места, наконец понимая, что вещью, о которой я забыл, был собственный отец. Все забыли.

– Где мой отец? – я почти схватил какого-то мужчину в форме пожарного, что руководил остальными. Я вцепился в его одежду, почти тряся от чувств, что нахлынули, будто цунами.

– В доме кто-то был? – человек почти отшатнулся, тут же подавая команду людям двинуться в дом. Но его действия не вызвали облегчения или прилива надежды. На негнущихся ногах, которые будто превратились в палки, я отошел чуть назад, чувствуя теперь дрожь.

– Вы не проверили? – внутри все замерло, сжалось, а испуганный вид пожарного только убивал какие-то куски внутри меня. Я уже знал, что тот разговор с отцом был последним, я уже чувствовал, потому что в один момент пропало нечто важное, очень важное.

Пожарник что-то командовал, водой пытались заливать полыхающий, будто новогодняя елка, дом, но огонь становился лишь сильнее, словно его тушили бензином, подпитывая. Когда люди с противогазами попытались проникнуть в полыхающие остатки жилого здания, пламя разозлилось, больно обжигая их тела, словно желая содрать костюм, а после и кожу, оставляя лишь угли.

Когда все закончилось, когда рядом была мать, которая беззвучно плакала, – ее плечи даже не дрожали, она держалась -поддерживая и обнимая меня, прижимая к себе, прибыла и полиция, и медики. Они пытались чем-то помочь нам, но нам помощь не нужна. По крайней мере, не такая, и не сейчас. Помощь была нужна нашему дорогому человеку, когда он заживо сгорал в собственном доме.

В тот раз я отчетливо почувствовал, что стал одиноким, что мы с материю стали единственными родственниками, единственным смыслом существования друг для друга. Мы смотрели на пепел, угли, потухающие искры огня, а языки пламени теперь стали ненавистными. Мы проклинали Прометея за его находку, за его открытие для людей, за его заботу. Вот чем закончилась эта история: смертью.

В тот момент я не думал о том, что мы не единственные, кто пострадали от огня. Что есть множество таких же людей, несчастных и одиноких, от которых оторвали часть чего-то важного, закапывая после в землю. Не хотел я думать об этом, не мог.

– Теперь мы одни, - прижимая мою голову к своей груди, поглаживая по голове, цепляясь за мою жизнь как за спасительную соломинку, дрожащим и каким-то другим голосом, произнесла мама. В тот вечер мы изменились навсегда: из неуверенного пацана я, наконец, превратился в мужчину, а мама… она тоже изменилась.

***

Причиной возгорания обозначили утечку пропана, даже несмотря на то, что отец бы никогда не допустил подобного. Но полиции легче все замять, придумать какую-нибудь небылицу и вернуться к себе домой, к семье. Мама тогда наверняка чувствовала жгучую обиду и ненависть – в тот раз она впервые сорвалась, высказывая свое мнение служителям закона, повышая тон и поддаваясь истерике и страданиям.

Казалось, тогда внутри нее бушевали все эмоции, что она всегда проглатывала. Будто они накапливались, накапливались, а после неожиданно вырвались, как срывается с цепи собака. Моя мама изменилась.