Мещане

– Никак нет-с!
– отвечал ей вежливо красивый из себя лакей.
– Чай готов!
– прибавил он негромко.

– Я подожду Ивана Ивановича, - отвечала величественно Домна Осиповна.

День этот был днем установленных вечеров Олуховых, которые Домна Осиповна возобновила по истечении шестимесячного траура; на вечерах этих, впрочем, один только бывал Перехватов, который вскоре и явился.

– Пойдемте пить чай!
– сказала ему Домна Осиповна, непродолжительно, но крепко пожав его руку.

– С удовольствием!
– подхватил доктор.

Когда Домна Осиповна в сопровождении его проходила в столовую, то в ее походке, в ее богатом туалете, в убранстве чайного стола, на котором блестел серебряный самовар, так и чувствовалось пятимиллионное состояние. Домна Осиповна села на особо приготовленное для нее кресло.

Доктор поместился очень близко к ней и тоже на довольно покойный стул. Домна Осиповна налила ему стакан, а себе небольшую чашку; доктор выпил чай и съел при этом массу печенья.

Домна Осиповна, налив ему еще стакан, откинулась на задок кресел и стала на него томно смотреть.

За этим стаканом доктор выпил третий, четвертый, продолжая пожирать сухари, бисквиты, а также и стоящие на столе фрукты: он был большой чаепиец и сладкоежка!

Домна Осиповна не переставала на него смотреть.

– Вы знаете, что сегодня Янсутский делал мне предложение, - начала она, закуривая пахитоску.

Получив в обладание миллионы, Домна Осиповна начала курить вместо папирос пахитосы; сделала это она, припомнив слова Бегушева, который как-то сказал, что если женщины непременно хотят курить, так курили бы, по крайней мере, испанские пахитосы, а не этот тошнотворный maryland doux!*. Домна Осиповна вообще очень часто припоминала замечания Бегушева; а еще более того употребляла его мысли и фразы в разговорах.

______________

* сладкий мерилендский табак! (франц.).

– Янсутский был поэтому у вас?
– спросил доктор неторопливым, но не совсем спокойным голосом.

– Был у меня, обедал, напросился, чтобы я взяла его с собой ехать в парк, - надоел мне до невозможности!
– говорила Домна Осиповна, помахивая кокетливо своей пахитоской.

Доктор при этом обратил свое внимание на ее кольцо.

– Однако у вас это новинка, - сказал он, указывая на прелестный перстенек с брильянтом, надетый на указательный палец Домны Осиповны.

– Я у мужа в вещах нашла этот брильянтик и велела себе сделать кольцо... Он воды очень хорошей.

– Вода и грань превосходные!
– подтвердил доктор.

– Хотите взять его на память себе?
– спросила Домна Осиповна.

– Но оно мне и на мизинец не взойдет!.. У вас ручка такая тоненькая, произнес доктор, усмехаясь.

– Повесьте его, как брелок!.. Дайте мне вашу цепочку!..

И Домна Осиповна, сняв с руки своей перстенек, сама навесила его доктору на цепочку.

Перехватов после того схватил обе ее руки и начал их целовать. Домна Осиповна смотрела уж на него страстно.

– И что же, - воскликнул доктор, - Янсутский у вас здесь делал вам предложение или дорогой?

– Дорогой!.. Но милей всего - с таким нахальством, как будто бы он уверен был, что я буду в восторге от его предложения... Я, разумеется, засмеялась на первые же слова его, и надобно было видеть, как он обозлился. Бегушев в сравнении с ним кроткий ягненок.

Доктор отрицательно покачал головой.

– Не думаю, чтобы Бегушев в сравнении с кем бы ни было мог быть кротким ягненком.

– Но ты забываешь, - обмолвилась Домна Осиповна, - Бегушев человек светский, образованный; он может женщину язвить, убить даже, но говорить сальные дерзости не станет!

– Полагаю, что станет и он!
– сказал доктор.

В душе он Бегушева больше даже ненавидел, чем Янсутского.

– Однако кто-то приехал, - проговорила Домна Осиповна, прислушавшись своим чутким ухом.
– Неужели Янсутский?
– прибавила она уже испуганным тоном.

Но приехал не Янсутский, а граф Хвостиков, который привез с собой Долгова. На последнего Домна Осиповна и доктор взглянули с недоумением: они его совершенно не узнали.

Сии два странника после неудачной попытки у Бегушева целую неделю ездили по Москве и все старались занять денег на задуманную ими газету. К Домне Осиповне граф Хвостиков привел Долгова, как к последнему ресурсу: не ссудит она, все дело пропало, - а потому решился действовать напролом. Что касается Долгова, то он совсем был утомлен, совсем разбит; его славянская натура не имела такого медного лба, как кельтическая кровь графа Хвостикова; он очень хорошо начал сознавать всю унизительность этих поездок. Сверх того, Долгов в этот день утром заезжал к Бегушеву, чтобы узнать от него, не получил ли он ответа от Тюменева. Бегушева он не застал дома и попросил у Прокофия позволения подождать барина. Прокофий позволил ему и даже провел его в кабинет, где Долгов около получаса сидел и, от нечего делать блуждая глазами с предмета на предмет, увидел на столе письмо и в письме этом свою фамилию; не было никакого сомнения, что оно было от Тюменева. Долгов не удержался и прочел письмо, которое оказалось ужасным для него. Тюменев прямо-напрямо бранил Бегушева, что как ему не стыдно рекомендовать на службу подобного пустоголова, как Долгов, и при этом присовокуплял, что Долгов сам неоднократно просил его о месте письмами, написанными с такой синтаксической неправильностью, с такими орфографическими ошибками, что его разве в сторожа только можно взять...

Тут же невдалеке лежал и начатый ответ Бегушева, который Долгов тоже пробежал. Бегушев писал: "Ты - пропитанный насквозь чернилами бюрократ; для тебя скудная ясность изложения и наша спорная грамотность превыше всего; и каким образом ты мог оскорбляться, когда Трахов не принял к себе на службу тобою рекомендованного господина, уже изобличенного в плутовстве, а Долгов пока еще человек безукоризненной честности".

На этом месте Бегушев остановился писать и вышел из дому, чтобы поумерить несколько свой пыл.

Долгов, прочитав письма, решился лучше не дожидаться хозяина: ему совестно было встретиться с ним. Проходя, впрочем, переднюю и вспомнив, что в этом доме живет и граф Хвостиков, спросил, дома ли тот? Ему отвечали, что граф только что проснулся. Долгов прошел к нему. Граф лежал в постели, совершенно в позе беспечного юноши, и с первого слова объявил, что им непременно надобно ехать вечером еще в одно место хлопотать по их делу. Долгов согласился.

– Позвольте вам представить Василия Илларионовича Долгова, - говорил граф, подводя своего друга к Домне Осиповне, которая, не приподнимаясь с места, но довольно приветливо, мотнула им головой.

Оба они уселись.

– Вы видите, Домна Осиповна, перед собой одного из образованнейших людей России, - начал граф, указывая на Долгова.

Домна Осиповна, для выражения чего-то, опять мотнула головой.

– Начну с языков: Василий Илларионович знает в совершенстве латинский, греческий, говорит по-испански, по-французски, по-английски...

– Нет, я по-английски плохо знаю!..
– отвечал Долгов.

– Однако вы читаете Шекспира в подлиннике, - сказал граф Хвостиков.
– И такой человек у нас без всякой деятельности существует; сидит у себя в деревне и свистит в ноготок!