Место третьего
Шрифт:
— Что… значит…
— Совсем вырубило, — поясняет он, распрямляясь. — Я ничего не чувствую, а ты?
От резкого головокружения я едва сохраняю равновесие. Как будто из меня выбили какой-то стержень, поддерживавший моё тело на протяжении семнадцати лет. Одновременно я и тяжёлый, и неуклюжий, и абсолютно пустой внутри, подобно кривой, плохо слепленной вазе.
— Сэймей, — зовёт Нисей, не получив никакой реакции. — Система… её больше нет.
Системы больше… нет?
С другой стороны зала доносятся испуганные стенания Гомон и успокаивающий шёпот Токино. Не понимаю, в чём дело, но выглядят
— Сэймей, ну скажи что-нибудь!
Системы больше нет? Я не верю… Системы больше нет… Силы больше нет? Связи… больше нет?
Боги.
Я разворачиваюсь так резко, что почти путаюсь в ногах.
Соби стоит всё там же, где и стоял, вот только… Он и сам теперь выглядит как-то иначе. Прикрыв глаза и подставив лицо мелким каплям дождя, пробивающимся сквозь большую дыру в крыше, спокойно и легко улыбается, не замечая ничего вокруг. Плечи его ровно поднимаются и опускаются, словно он впервые в жизни дышит полной грудью и никак не может надышаться. Одна крупная капля падает на его скулу, чертит мокрую дорожку по щеке и, миновав подбородок, теряется в бинтах на горле.
Нет… Это не может быть правдой.
— С… Соби? — зову я совсем тихо, почти шёпотом.
Он глубоко вдыхает последний раз, опускает голову и останавливает на мне ясный умиротворённый взгляд.
— Сэймей...
Я с трудом узнаю это помолодевшее красивое лицо, с которого ушли напряжение и привычная сосредоточенность, складки на лбу разгладились, а губы изгибает свободная беззаботная улыбка.
— Сэймей. Кажется, солнце всходит.
Он медленно поворачивает голову к выходу, и улыбка становится ярче.
Нет. Я не верю. Не верю. Это происходит не со мной.
Больше не глядя на меня, Соби делает несколько шагов к дверям.
— Стой! — хрипло выкрикиваю я.
Он медлит немного, но потом возобновляет шаг. Его походка плавная, но непривычно лёгкая, словно, в отличие от меня, он не отяжелел, а наоборот, потерял половину веса. Соби доходит до дверей, здесь задерживается на несколько секунд, будто готовится пересечь черту, отделяющую его от незнакомого мира, а потом уверенно переступает порог.
Несмотря на тяжесть, я срываюсь с места, вылетаю на улицу, споткнувшись о порог, и замираю. Пустая зимняя улица наполняется утренней серостью; в предрассветной тишине каблуки Соби ровно стучат по асфальту.
Это не может происходить на самом деле. Так не бывает!
— Соби! Вернись!
Он постепенно, словно нехотя, останавливается. Но не оглядывается.
— Соби… Вернись сейчас же, — я изо всех сил стараюсь, чтобы голос не дрожал, но ничего не выходит. — Это приказ!
Соби не двигается. Я отсчитываю семь грузных ударов собственного сердца. А потом он расправляет плечи, отталкивается носком ботинка от земли и продолжает идти, уже не сбиваясь с твёрдого шага.
У меня холодеют ладони, руки трясутся, а горло стискивает невидимая удавка.
— С-соби, вернись немедленно! Вернись! Я п-приказываю тебе вернуться! Вернись, это приказ! Соби!
Цокот каблуков постепенно стихает, высокая фигура в светлом
пальто становится всё меньше.— Соби, выполняй мой приказ! Вернись! Сейчас же!
Почему-то больно вдохнуть, и глаза щиплет.
— Соби! Не уходи…
Но улица уже опустела; шагов Соби, скрывшегося за поворотом, больше не слышно.
Я стою посреди серой мёртвой тишины и пытаюсь научиться. Заново учусь дышать, как будто не делал этого прежде. Учусь складывать роящиеся в голове куски фраз и ощущений в цельные мысли. Внутри, помимо абсолютной пустоты, поселяется и скребущая боль, но пустоты всё же больше. Как будто вместе с Силой кто-то выкачал из этого тела то, что когда-то было мною.
Однако то, что осталось, — способный ученик. Вот я уже научился думать что-то связное, но первая не расколотая мысль толкает к горлу новый приступ паники. Если смог уйти Соби, значит…
— Нисей!
Я в ужасе дёргаюсь ко входу, чтобы тут же натолкнуться на Акаме, который цепко хватает меня за плечи и встряхивает.
— Спокойно, спокойно, Нисей тут.
— Нисей…
Пальцы-изменники сами тянутся к вороту его пальто и сжимают со всей силы.
— Всё хорошо, не паникуй, тебе вредно. Дыши, Сэй, просто дыши.
Вдыхать получается через раз, но хотя бы сердце больше не лупит по рёбрам.
— Ты… — дальше говорить не выходит. Просто не могу произнести это вслух.
Он непонятливо хмурится, но потом брезгливо кривится:
— Чего? Не-е! Не смей равнять меня с этим предателем. Я тебя не брошу.
А вот уже и ритм дыхания восстанавливается. Ещё совсем чуть-чуть — и тело освою.
Смотрю за его плечо: из распахнутых дверей медленно выходят Moonless. Токино шагает нормально, а вот Микадо висит на нём, с трудом двигая ногами. Очутившись на воздухе, он усаживает её на бордюр и неловко топчется рядом.
Какое-то время Микадо сидит с закрытыми глазами, не шевелясь. Щёки у неё совсем бледные, парик сбился набок. Она слабо мотает головой, пытаясь его скинуть, а потом просто стаскивает с головы и бросает на землю. Подставив лицо моросящему дождю, глубоко вздыхает и улыбается.
Странно, но я точно помню, что ещё совсем недавно готов был её убить. А сейчас эта пустота вычистила даже ненависть. Она не оставила мне практически ничего, кроме свинцового шара, который хоть и стал совсем небольшим, но всё ещё колется. Но у меня внутри было и ещё что-то, кажется синее и мягкое, но теперь я не могу вспомнить, что именно, и от этого почему-то очень тоскливо, словно оно было очень важным.
— Микадо, — Токино присаживается на корточки и берёт её за руку. — Нам теперь придётся идти до дома пешком, но тут не очень далеко. По пути к Оби-сану зайдём — он угостит нас в кредит. Хорошо?
— Я не голодна.
— А выглядишь так, как будто голодна, — он улыбается и помогает ей подняться. Потом оглядывается на нас, и по его лицу пробегает тень. — А с тобой, Beloved, мы ещё встретимся.
Я забываю, что должен что-то ответить, и пару секунд Токино праздно водит по нам глазами, пытаясь добавить во взгляд угрожающие нотки. Затем приобнимает Микадо за талию и тянет за собой вслед.
— И вам пусть солнце светит, — фальшиво скалится Нисей, и какое-то время мы молча наблюдаем, как Moonless теряются из виду.