Место третьего

В итоге двухчасового не самого приятного разговора мои рациональные доводы так и не пробились через его остроэмоциональную завесу, и я понял, что эта беседа не привела ни к чему, кроме осложнения наших собственных с ним отношений. Если я просто развернусь и уйду, Рицка продолжит писать сообщения, будет изыскивать способы по «спасению» Соби от нехорошего меня и так и не оставит нелепой мысли о том, что Соби должен принадлежать ему.

Мне очень не хочется обижать Рицку и говорить ему нечто подобное, но я подумал, что если уж он умудрился так привязаться к Бойцу, то, возможно, этот аргумент на него подействует. Поэтому, уже собираясь уходить, спрашиваю напоследок:

— И даже теперь, после всего, что я сказал, ты продолжаешь настаивать на том, что Соби твой Боец?

— Да! — Рицка гневно смотрит на меня и опять всхлипывает. — Ты же сам мне его оставил.

Последнее замечание, сказанное им уже раз в двадцатый, приходится пропустить мимо ушей.

— Что ж, в таком случае ты должен понимать, что владение Бойцом — это не только приятная привилегия, но ещё и большая ответственность — за Соби. А ты пока её нести не в состоянии.

— Я могу, Сэймей!

— Вот как? Тогда скажи мне, Рицка, где ты был, когда твоему Бойцу дырявили руку ржавым гвоздём? Где ты был, когда две жалкие девчонки раскатывали его по земле неподалёку от твоего дома, потому что его Жертва даже не отдала приказ сражаться?

— Я… Он… — Ушки у Рицки виновато прижимаются к голове. — Он не предупреждал меня, что идёт биться. Даже не звонил. Просто сбегал и сражался в одиночестве, а мне ничего не говорил.

— Ты издеваешься? Это с каких же пор Боец должен предупреждать Жертву, что идёт биться? И давно ли у нас Боец сам принимает решение о поединке, о котором должны договариваться между собой две Жертвы?

— Но что я мог сделать, если он никогда меня не слушал?! Постоянно врал, что ничего не случилось, и не рассказывал мне, если ему приходилось биться! Никогда не звал меня!

Бинго. Вот, собственно, и всё.

— Рицка… Отношения в паре устроены таким образом, что Боец не может не позвать свою Жертву на поединок, не может солгать, если ему приказали говорить правду, и не может проигнорировать её слова. Если Соби без труда умудрялся всё это с тобой проделывать, значит… выводы здесь вполне однозначные. Боец подчиняется Жертве, а Жертва командует Бойцом. Если по каким-то причинам Боец этого не делает, значит, Жертва попросту не умеет работать со Связью.

— Но ты… — Рицка выглядит растерянным. — Я не знал, как это делается. Ты же сам запретил Соби рассказывать мне про «Семь Лун».

— Верно, я хорошо помню, как сказал ему это, и даже помню точные свои слова. Но, Рицка, я запретил Соби рассказывать лишь об организации «Семь Лун», о школе, учителях и всём, что с этим связано. Но не запрещал рассказывать про Систему, про ход поединков, про Связь и энергообмен, про роль Жертвы в сражении, про приказы и наказания. А значит, тебе ничто не мешало об этом спросить. Достаточно было простого вопроса: «Как ведутся бои и какие приказы должна отдавать Жертва?», или «Как я должен управлять тобой?» — и Соби бы тебе ответил.

— Управлять?.. Но я…

— Понимаю. Управлять, распоряжаться, владеть, приказывать — ты всего этого не хотел. Ты просто хотел Соби. Поэтому не желал вникать во все тонкости взаимоотношений в паре. Но, Рицка, дело в том, что Соби — не тот, кто может стать тебе просто приятелем, другом или… что бы ты там себе ни надумал. Соби — Боец, и это самое главное. А Бойцу также нужен не приятель, а Жертва. Ты сам не захотел становиться Жертвой для Соби.

— Ты не прав, — Рицка машинально ковыряет ногтем синюю бабочку-гвоздик. — Соби не просто Боец, он человек.

— Хорошо, скажу на твоём языке. Он человек, но человек с уникальными способностями и, как следствие, специфическими потребностями. Которые ты, Рицка, не способен удовлетворить. Даже не потому, что ещё юн и неопытен, а потому, что ты сам этого не хочешь. Соби нужна настоящая Жертва, умеющая дать ему то, в чём он нуждается: управление и контроль. Прости, Рицка, но ты просто ему не подходишь.

Рицка перестаёт ковырять бабочку и задумчиво молчит, рассматривая покрывало. Впервые за два часа не огрызается и не взвивается мгновенно в ответ, а молчит.

— Но не расстраивайся. У тебя большой потенциал, и ты совсем неслабый, возможно, как Жертва ты станешь даже сильнее меня. Когда у тебя появится твой настоящий Боец, с ним будет намного проще, можешь мне поверить. Он будет ровно таким, какой тебе нужен.

— Мне не нужен никто другой, — тихо, но твёрдо отвечает он. — Мне не нужен Боец. И Соби не нужна только Жертва. Мне нужен он сам, понимаешь, Сэймей? Просто он сам, даже если бы он не был Бойцом. Мне нужен просто Соби. Ты понимаешь?

— Даже готов попытаться понять, — улыбаюсь я. — Но, Рицка… Одних твоих желаний мало. Пусть даже тебе сейчас нужен просто Соби… Но Соби не нужен просто Рицка.

— Ты ошибаешься, — шепчет он.

И это уже совсем подло с моей стороны, но дело нужно довести до конца.

— Прости, Рицка, но я прав. Если бы я ошибался, он бы не ушёл со мной так легко там, на кладбище. Если бы он считал тебя своей Жертвой и верил бы в то, что его Жертва способна бороться за него и победить, он бы упёрся рогом и с места бы не сдвинулся. Он может быть очень упрямым, когда захочет.

Рицка комкает покрывало и опять начинает всхлипывать. Я подхожу и тихонько провожу пальцами по его Ушку, он не сопротивляется.

— Я не хотел тебя расстраивать, Рицка, просто сказал правду, которую тебе пока мешает увидеть твоя… детская влюблённость. Со временем ты всё поймёшь. А сейчас мне пора.

Наклонившись, целую его в макушку, но Рицка не реагирует. Ещё несколько секунд стою, праздно ожидая хоть какого-то ответа, потом выхожу в коридор, тихо закрываю дверь и иду к себе, чтобы позвать Нисея.

Когда мы переносимся в Яманаси, на часах уже шестой час, и за горизонтом сереет. Я страшно вымотан: и куда больше разговором с Рицкой, нежели поединком с Главой. Всё, чего мне хочется, — это прийти домой и забыться крепким сном часов на десять, но как только с заветной целью нас разделяет уже не больше десяти метров, приходит она… Сначала слабо пульсирует в висках, как в пасмурную погоду, потом растекается по затылку остроугольными пятнами, и уже на самом пороге дома заливает череп целиком. У меня так давно не было мигрени, что я практически забыл, какой мерзкой и тошнотворной может быть эта головная боль.

Стараясь не морщиться, добираюсь до спальни. Свет предусмотрительно не включаю, а сразу же направляюсь к кровати, но вдруг в углу что-то шевелится.

— Какого чёрта ты делаешь в моей комнате?

— Ждал тебя.

— Напрасно. Я больше не желаю видеть тебя сегодня.

Даже эти короткие фразы даются с трудом. Присев на постель, один за другим выдвигаю ящики тумбочки, выгребаю из них какой-то хлам: бумажные листки, ручки, несколько дисков… Я же точно помню, как сунул куда-то сюда пузырёк с таблетками.