Метель
Шрифт:
Через минуту-другую рычанье и чавканье сменились жалобным повизгиванием, которое, впрочем, вскоре стихло.
Послышались едва слышимые щелчки, издаваемые кремниевым кресалом, дверной проём медленно заполнился светло-жёлтым тусклым маревом, остро запахло сосновой смолой, и знакомый голос обеспокоенно поинтересовался:
– Эй, брат Бурмин? Ты у нас живой?
– Живой, к-к-кажется, – с трудом, еле-еле шевеля замёрзшими губами, ответил Петька. – Только очень х-х-холодно…
В помещение кузни, аккуратно переступая через упавшую дверь и неподвижные собачьи тела, вошли Давыдов и Емельян. В каждой руке Дениса Васильевича, облачённого в знакомую шикарную енотовую шубу, наблюдалось по пистолету. Мальчишка же, через правое плечо которого был переброшен широкий ремень походной кожаной сумки, высоко поднимал над головой ярко-горевший факел.
– Емеля,
– Здесь я, – еле слышно откликнулся Пётр. – Здесь, наверху…
– Ха-ха-ха! – задрав голову вверх, весело заржал Давыдов. – Ха-ха-ха! Ну, ты даёшь! Как, спрашивается, такой жирный и неповоротливый субъект, весящий добрых семь пудов, смог забраться на эдакую верхотуру?
– Почему это – семь? Всего-то шесть с полтинником, – совершенно не заикаясь, возразил Петька, которому, видимо, на радостях стало гораздо теплее. – Интересуешься, как я забрался на потолочную балку? Жить очень хотелось, вот, и забрался…. Емеля, друг, спасибо тебе за пилку! Без неё меня давно бы сожрали…. А ты, Денис Васильевич, смеёшься совсем даже напрасно. Это в том смысле, что самому мне вниз ни за что не спуститься. Всё тело окончательно занемело, пальцы рук – словно бы склеенные – не желают разжиматься…
Операция по снятию освобождённого пленника с потолочной балки заняла минут двадцать пять: Давыдову и Емельяну даже пришлось возвести – из сундуков, ящиков, бочонков, колченогих табуретов и пустых вёдер – некое подобие лесенки.
– Разгибай же пальчики, недотёпа гусарская, разгибай, – ласково и терпеливо уговаривал Денис. – Давай-ка я тебе помогу. Первый, второй, третий…. Поосторожнее шевелись, чтобы не свалится на пол и шею не сломать. Так, сейчас правую ногу опускай вниз и – одновременно – переноси левую через балку…. Молодец! Можешь, ведь, когда захочешь! Давай-давай, двигайся…
Оказавшись на полу, Петька, первым делом, попросил:
– Помогите, пожалуйста, доковылять до печи! Тепла очень хочется, братцы. До безумия безумного…
– Нынче печка – одно лишь название. Больше напоминает обыкновенный походный костёр, – невесело хохотнул Денис. – Окошко без стекла, дверь отсутствует, сквозняки сплошные. Нам надо быстрей выбираться отсюда и двигаться к нормальному жилью. Руки, впрочем, отогреешь.… Кстати, что это, Пьер, у тебя с руками? Эге, всё серьёзно! Эй, Емеля, тащи-ка мою походную сумку! Будем усердно врачевать свежие раны господина подполковника. Смотри и учись! Настоящий и дельный гусар, он многое должен знать и уметь…
Аккуратно и ловко перевязав Петькины ладони и правую щиколотку, Давыдов недовольно покачал головой:
– Вот же, закавыка образовалась неожиданная! Кандальное кольцо, обрываясь, не только кожу тебе, Пьер, попортило, но и ботик гусарский превратило в натуральные лохмотья, подошва держится только на честном слове…. В такой ненадёжной и дырявой обувке шагать по зимнему снегу – очень сомнительное удовольствие. А до княжеского дома с версту, наверное, будет. Простудишься ещё, не дай Бог.
– Я сейчас, дяденька Денис Васильевич! – проворно сорвался с места Емельян. – Поищу по углам и кладовкам. Тут где-то должны быть старые валенки…
Одобрительно улыбнувшись, Давыдов задумчиво сообщил:
– Дельный парнишка. Возьму, пожалуй, в денщики. Если князь Глеб Сергеевич, понятное дело, его продать изволит.
– Изволит, – заверил Петька. – Никуда не денется. Слушай, а как было дело? Что случилось с собаками? Вообще, что да как?
– Вообще…, – насмешливо передразнил Денис. – Достаточно странно и необычно всё сладилось. Я вчера, уже после обеда, задумал съехать с жабинского постоялого двора. Что там, спрашивается, делать? Скучно стало без тебя. Даже не с кем попариться в бане, выпить-поговорить…. Дай, думаю, поеду в Николаевку. Предупрежу Володьку, что скоро к нему нагрянут благородные князь с княгиней. Да и выпью с ним – за помин твоей, Бурмин, грешной души. Заночую. А с раннего утра поеду в Нефёдовку, за нашей сладкой княжеской парочкой…. Ах, да! Тут ещё малец прибыл из Ненарадово, с кратким докладом о здоровье небезызвестной тебе Марии Гавриловны…
– Как она там? Говори же, не томи!
– Вроде, как лучше стало голубке белокрылой, пришла в себя, горячка отступила. Мол, доктор сказал, что уже через недельку ей
разрешат спускаться к гостям-визитёрам. Так что, всё и ничего…. На чём я, то бишь, остановился? Итак, подхожу к запряжённому возку, намериваясь забраться внутрь, а тут – откуда не возьмись – появляется седовласый жабинский юродивый. Как там его звать-величать? Запамятовал…– Вьюгой, – подсказал Пётр.
– Точно! Значит, подходит ко мне этот юродивый Вьюга и начинает старательно излагать насквозь пространные рассуждения – о настоящей мужской дружбе, о Случае, который может перевернуть всю судьбу человеческую…. Ну, я тогда его очень вежливо и уважительно прошу, мол: – «Милый и любезный дедушка, не ходи ты вокруг да около. Не напускай, будь так добр, тумана молочного. Говори, уж, напрямую – всё, как есть». Но, очень похоже, что юродивые – по своей сущности природной – не могут изъясняться прямо и однозначно. Планида у них, видимо, такая, Богом определённая…. Опять седовласый Вьюга ударился в заумные и мутные разговоры, из которых я уяснил только то, что мне нынче нельзя отъезжать в Николаевку. А, наоборот, надлежит оставаться на жабинском постоялом дворе и ждать – в полной боевой готовности и трезвом самочувствии – важных новостей о моём закадычном друге, которого я считаю безвременно погибшим…. Представляешь? Я подумал, поразмышлял, да и решил остаться. Юродивые, они ребята добрые и мудрые, в отличие от разных раззолочённых и сладкоголосых вельмож. А к Владимиру я отправил посыльного, мол, жди завтра гостей дорогих да знатных…. Сижу это я, покорно жду обещанных – важных и срочных – новостей, скучаю, не пью ничего крепче жабинского гороховца. Вдруг, стук в дверь. Входит данный парнишка Емеля и извещает – словно бы ушат ледяной воды выливает на буйную головушку – мол, так и так, господин подполковник Пьер Бурмин жив и здоров, но коварно похищен нефёдовским княжеским управителем, находится в суровом узилище и очень нуждается в срочной помощи. А за это переданное сообщение ему, то бишь, Емельяну, полагается должность денщика при бравом гусарском подполковнике Давыдове…. Не буду спрашивать и выпытывать, что там произошло между тобой и этим Николаем Николаевичем. Захочешь, сам потом расскажешь …. Естественно, что я долго раздумывать не стал и сразу же направился – в сопровождении Емели – сюда, благо возок так и стоял не распряжённым. Похоже, что мы подоспели очень даже вовремя…. О чём ты, братец, ещё спрашивал? Ах, да, про собачек…. Специальный, многократно проверенный настой, которым полагается пропитывать куски мяса, когда собираешься в ночные гости к какой-нибудь прелестнице-помещице, у которой имеется старый и очень ревнивый муж. У каждого опытного гусарского повесы отыщется в загашнике заветный пузырёк. Ты не в курсе? Молодой ещё, зелёный совсем…. Вот, когда надумаешь тайно посетить свою расчудесную Марию Гавриловну, то шепни мне, поделюсь, так и быть, волшебным настоем.
– Мёртвые собаки – очень уж явный след, – засомневался Петька. – Мыслящий человек сразу же догадается, что к чему…
– Мёртвые? Не смеши меня, право! Просто дрыхнут, родимые, без задних ног. Часа через три-четыре проснуться – как ни в чём не бывало – бодрые и весёлые…
Послышалось робкое покашливание.
– Что там у тебя, Емеля? – обернулся Давыдов. – Нашёл дельную и тёплую обувку?
– Так точно, Денис Васильевич! Вот они, валенки, толстым войлоком подшитые, без единой дырочки.
– Вот, и отлично! За нашими дружескими разговорами уже и солнышко взошло. Обувайся, Пьер, и пойдём, не теряя времени, в княжеский дом. Там отогреемся, выпьем хмельного, перекусим. В смысле, потихоньку, без лишнего шума, чтобы не будить благородных и милейших хозяев. Например, на княжеской кухне. Знаешь, Емельян, где расположена входная дверь – с улицы – в кухонное помещение?
– Конечно же, господин подполковник!
– Тогда помоги Петру Афанасьевичу натянуть валенки и затуши свечи. Будем, выражаясь по-военному, передислоцироваться….
Пётр, слегка прихрамывая на правую ногу, ковылял по узенькой тропе замыкающим колонны, следом за Давыдовым. Когда слева показались неказистые крестьянские домишки, мимо которым им предстояло пройти, шедший первым Емельян остановился, неуверенно обернулся и забубнил, стыдливо и смущённо отводя взгляд в сторону:
– Денис Васильевич, как бы плохого чего не вышло – между делом…. Всякое, ведь, может случиться….
– А, это ты так прозрачно намекаешь, что подельники-сообщники вашего Николая Николаевича могут слегка учудить и сдуру напасть на нас?