Методотдел

— Какой красавец, — восхищенно проговорила она. — Сфотографируй, пожалуйста, нас.

Алиса была очень гармонична в позировании, и мне захотелось сделать как можно больше снимков, как будто в руках у меня была настоящая профессиональная камера. Я и правда не мог остановиться, чертовка была исключительна хороша. Она прекрасно понимала, что нравится мне, и явно не сдерживала своих чар. Я видел, как на нее засматривались прохожие. Мне льстило это, еще бы — самая необычная девушка набережной была сейчас со мной.

— Алиса, а где ты остановилась? — спросил я, возвращая ей телефон.

— Нигде пока, — невозмутимо ответила она.

Что-то подобное я, конечно, ожидал от нее услышать.

— Куда же ты пойдешь ночью?

— Не знаю.

— Ну, пойдем тогда ко мне. У меня, конечно, тесновато, но, думаю, разместимся.

— Пойдем.

Это прозвучало умилительно по-детски, словно мы играли с ней в одной песочнице, а потом я предложил пойти поиграть у меня дома. Ее быстрое согласие внушало подозрение, ведь мне было неизвестно, со сколькими мужчинами она вот так запросто отправлялась ночевать. И хотя ночлег еще не означал ничего лишнего, но тем не менее заставлял об этом думать. Я все задавался вопросом, кто она — одна из доступных девиц или у нее всего лишь «легкое дыхание»? Признаться, я совершенно был сбит с толку. Ну не похожа была Алиса на первый вариант. «Тогда почему так сразу „пойдем“? А что, я не мог ей понравится? Ты еще скажи — любовь с первого взгляда», — терзался я в сомнениях.

— Как у тебя уютно, — сказала Алиса, как только я зажег торшер в своей квартире. — У тебя есть кофе?

Алиса забрала волосы в хвост, по-хозяйски взяла турку, налила в нее воды, насыпала кофе и поставила на электрическую плитку. Затем приготовила чашки и сахар.

Мы пили кофе на балконе. Наша прогулка по набережной как бы продолжилась, мы как бы присели на террасу кафе.

— У тебя балкон — мечта, — сказала Алиса. — Все, остаюсь. — Она звонко рассмеялась, обнажая белые ровные зубы.

Алиса не пыталась что-то строить из себя, как это бывает на первой встрече, когда люди обычно пытаются произвести какое-то определенное впечатление, а если даже и строила, то это было мне по душе. С ней было очень просто.

Я решил положить ее на кровать, а сам лечь на пол, но встретил упорное сопротивление девушки:

— Это я буду спать на полу, а ты спи там, где спишь всегда.

Я долго не мог уснуть, в голову лезли всякие мысли. Они переворачивали меня с боку на бок, заставляя строить догадки о том, как будет дальше.

И что это со мной приключилось? Зачем это?

Мне кажется, я начинал влюбляться. Я и хотел, и одновременно боялся этого, хотя, наверное, больше боялся, потому что это грозило уничтожить весь мой теперешний уклад жизни. «Ну и пусть уничтожится, ведь давно уже пора, — мысленно отвечал я себе. — Но что будет вместо этого?.. Что-нибудь да будет».

А вот Алиса уснула очень быстро. Я долго вслушивался в ее ровное глубокое дыхание, которое в конце концов усыпило меня самого.

Утром, когда я собирался на работу, Алиса еще спала. «Будить или не нет? — сомневался я. — Не буду». Написал ей записку с номером своего телефона и о том, что к шести вернусь домой.

Я старался не думать, что она окажется аферисткой и обчистит мою квартиру. «Там особо и брать нечего», — успокаивал я себя. Но все равно душа была не на месте. Что я, вернувшись, застану? К счастью, в отделе меня ждала куча дел, так что на вольные темы думать было некогда, тем не менее вопрос «что я, вернувшись, застану?» стучал в моих висках до самого конца рабочего дня.

Дорогу до дома в тот день я не помню. По-моему, ее и не было как таковой — я буквально прилетел к своей двери. Позвонил, прислушался. Что там? Тишина. Сердце екнуло, потому что я не взял ключи. «И что теперь?» — подумал я, но тут дверь открылась, и передо мной предстала заспанная Алиса.

— Извини, я задремала, — сказала она.

Я заметил, что она слегка прибралась в квартире, но очень осторожно, чтобы кардинально не менять привычного расположения вещей. Бесспорно, стало гораздо уютней. Вкусно пахло едой. Эти стены впервые видели сервированный стол для ужина. Мое доверие полностью окупилось — меня здесь ждали.

Я был так растроган всем этим, что предложил Алисе остаться пожить у меня. Она, разумеется, согласилась.

Первые несколько дней наши отношения не выходили за рамки дружеского общения. Я умышленно не хотел торопить события, потому что иное поведение выглядело бы откровенно банальным и даже пошлым. С другой стороны, было очень любопытно понаблюдать за Алисой, какое поведение выберет она со всеми возможными подтекстами или без таковых. Алиса фактически выполняла роль хозяйки, так как делала все, что в таких случаях обычно делают женщины: ходила за продуктами, готовила, убиралась и стирала, а я — все то, что делают мужчины, — давал деньги. Наш взаимный интерес проистекал вследствие противоположности характеров и устремлений, при этом контраст не был столь критичным, раз мы хорошо ладили. Где-то на той стороне плетения жизни, в полупроявленности, мы были связаны общей правдой и водили совместные хороводы, а здесь могли бы вовсе не встретиться, как не встретимся с бесчисленным множеством других людей, связанных с нами другой стороной мира. Но все же мы проявились друг для друга.

По своему опыту я знал, что нельзя затягивать период дружеских отношений, ведь после упущенного момента можно стать недругами, но любовниками — никогда. Я решил действовать и однажды устроил классический вечер с просмотром милого фильма с Одри Хепбёрн, сухим вином, душистым хлебом, сыром и оливками. Эта бестия быстро догадалась, в чем дело, и, как призналась позже, хотела побыстрее пропустить формальную сторону, но все же роль наивной простушки доиграла до конца. Вообще, Алисе было свойственно нетерпение. Она жила по принципу «сказано — сделано». Очень быстро загоралась идеями и стремилась тотчас воплотить их. По этой причине ей были неведомы многие радости, раскрытие которых возможно лишь после определенного ожидания. Как мог, я старался обращать ее внимание на это, убеждая, что то, чем закончится фильм или книга, не самое важное — важен весь процесс.

После этого вечера всякая неопределенность в отношениях между нами отпала, и мы стали жить в том смысле, в каком обычно живут близкие мужчина и женщина. Мы не отягощали себя вопросами: что потом? как дальше? — и это удивительным образом влияло на наше общение. Чем-то это напоминало кино про счастливую семейную пару, но только без начала и без конца — зрителям показывают, как эта пара живет изо дня в день, как они хорошо ладят между собой, как получают удовольствия южного морского города, а сколько длится их история и то, во что она выльется — об этом в фильме ничего не говорится, только подразумевается, что все крепко и надолго. Мы не ревновали к прошлому друг друга, не требовали никаких обещаний. Между нами не было абсолютно никаких обязательств, способных вызвать напряжение. Все, что нами делалось, делалось потому, что мы так хотели.

Я очень привязался к милым странностям Алисы. Привык к тому, что она постоянно пела: когда убиралась, готовила, когда просыпалась и делала утреннюю гимнастику, когда принимала душ и просто по вечерам, когда ее голова лежала на моих коленях. Иногда, по настроению, я пел вместе с ней. Еще Алиса хорошо готовила. Приходя домой после работы, я быстро привык, что меня ждет вкусный ужин, после чего мы обычно шли искупаться и встретить на набережной закат. Последнее немного слащаво, но в тот момент мне это очень нравилось. Порой мы катались на прогулочном теплоходе до Алупки в одну сторону и до Гурзуфа в другую или отправлялись гулять по дворцовым паркам. Несколько раз по просьбе Алисы мы ездили кататься на лошадях, что было серьезной уступкой с моей стороны. Кстати, она помогла мне немного преодолеть страх перед этими животными, но все же верхом я оставался весьма не уверен. На выходные я обязательно выбирал какой-нибудь интересный фильм, но такой, чтобы он был немного сложный, требующих некоторых усилий для понимания. Я старался подтягивать ее уровень восприятия, и Алиса росла. Она росла и тогда, когда брала из моей библиотеки очередную книгу. Многие книги ее по-настоящему захватывали, и вечерами мы подолгу сидели на балконе и обсуждали их, а затем, утомившись интеллектуальными экзерсисами, переходили к экзерсисам телесным и, преисполненные тихой радостью от полноты прожитого дня, счастливо засыпали.

Я не знал, любовь ли это. О таких глупостях мы с ней не говорили и, по-моему, правильно делали. Так странно, в наших разговорах мы касались сотни сложнейших тем, а о чувствах друг к другу не говорили ни разу, и не потому, что чего-то боялись. Просто это было, видимо, избыточным, ведь болтать о любви — все равно что доказывать, что это и есть то самое чувство, но в нашем случае ничего доказывать было не нужно.

Зато мы часто говорили о моей работе. Алиса была любопытна по своей природе, и загадочные слова «методист» и «методотдел» не давали ей покоя. Она никак не могла оценить полезность этой работы и все цеплялась ко мне: