Между нами. На преодоление

Даже в сексе. Взять хотя бы его бесподобный порочно-искрометный юмор. В определенные моменты благодаря нему мои барьеры отступают мягко и без видимых разрушений. Этот мужчина открывает мне мир удовольствия, уверяя, что стыд — не входит в программу. Мы пробуем если не всё, то очень многое.

И говорим, обсуждаем. Хотя изначально это кажется диким.

Так он как-то после новогодних праздников пытается выведать, как я отношусь к оральным ласкам.

— Это неудобный вопрос, — отвечаю растерянно, да и как я могу к ним относиться с моей-то зажатостью, букетом предрассудков и нулевым опытом?..

— Между адекватными взрослыми людьми, которые уже вступили в половую связь, априори не может быть неудобных вопросов. Адель, это обговаривают: что нравится, как хочется, а что — красный флаг.

Ключевое слово — адекватными. Вряд ли подобные мне девочки, выросшие в среде глухих запретов и получившие тонны комплексов, могут быть адекватными в постели. Что бы ни было, на задворках сознания трезвонит мысль: это неправильно.

Но зима... эта горячая зима в объятиях Мирона перекраивает колоссальную долю закоренелых убеждений.

Мы проводим холодные месяцы преимущественно в моей квартире. Неспешно погружаемся друг в друга. Нам интересно. Весело. Через раз — нервно, когда ссоримся, не находя золотой середины. Между нами — негласные преграды или невидимые стены. Он не понимает, почему я отказываюсь появляться вместе на людях, собираться в компании его друзей или же отвечаю категоричным отказом на предложение слетать на какой-нибудь курорт. Я — не понимаю, почему надо спешить в этих вопросах. Мне не столь важна внешняя атрибутика, ведь нам и так хорошо вдвоем. Без обозначения статусов и без конкретных планов на будущее.

И если честно... эти темы меня пугают.

Сейчас я потихоньку знакомлюсь с затаившейся внутри легкой и немного дерзкой девочкой, которой по нраву быть беспечной и питаться энергией чистого счастья. Я не хочу примешивать к этому никаких сложных конструкций.

Мне нравится хохотать с ним в голос, спускаясь по лестнице, потому что никак не дождаться лифта — бесит статика, хочется движения. Редко натыкаться на соседей снизу, тех, что из квартиры подо мной. Обмениваться понимающими улыбками с семейной парой. И это вовсе никакие не ребята, сделавшие дизайнерский ремонт, а пожилые муж с женой. Чему я крайне возмутилась, впервые увидев их, на что Мир признался: на ходу тогда сочинял повод остаться помочь мне с потопом.

Нравится слушать его, узнавать кучу всего нового. Обсуждать фильмы, книги, исторические события, разницу менталитетов. Изумляться, насколько он начитан и грамотен. Аж до риторического вопроса:

— Почему ты такой умный? — Открою секрет: я умею читать с пяти лет и почти сорок лет успешно пользуюсь этим навыком. — Боже, какой ты древний, — цокать провокационно. — Я и забыла, что ты из другой эпохи. — Вот же... нахальная девчонка!

И я реально девчонка. С ним. Благодаря нему.

Окружающие закономерно сыплют комплиментами: похорошела, повеселела, помолодела. Чаще распускаю волосы, постройнела, улыбка на лице большую часть времени. И даже мама настороженно признает, что переезд мне на пользу.

Нравится заниматься с ним любовью, переступать грани — что раньше было непозволительно и запретно. Я не то что наверстала почти тринадцать лет «простоя», как выражалась Стелла, я, черт возьми, «запаслась» потрясающим наслаждением.

Нравится маяться ожиданием, когда Мир уезжает по делам. Ведь встречаться с взрослым состоявшимся мужчиной — уметь ждать, уметь мириться с той стороной жизни, в которой нет меня. Быть готовой, что в любую минуту он может сорваться, если срочно требуется его присутствие. Зато как здорово прыгать ему в объятия после возвращения, получать нетерпеливые требовательные поцелуи, чувствовать, что оба скучали...

Нравится! Нравится быть живой!..

Эта зима — бесценна.

Весну я люблю, но она меня, выясняется, не очень. Аккурат к Международному женскому дню я заболеваю. С высокой температурой, сопутствующим насморком и убийственной слабостью. Но и это состояние — неожиданно! — мне нравится, потому что несколько дней подряд за мной практически профессионально ухаживает шикарный мужчина с холодным глазами и горячей кожей. И прижиматься к нему, уходя в полузабытье... это какое-то наркотическое блаженство...

32. Незапланированная исповедь и нежданный гость

Шанс быть в тренде нельзя упускать.

— Жаропонижающее закончилось. Я схожу в аптеку.

— Закажи доставку. Не уходи никуда, — Мир тянет меня за руку и прижимает к себе, зарываясь шмыгающим носом в волосы. — Вот так. Можешь даже не шевелиться.

Он безбожно горячий. Температура тридцать восемь, а ощущение, что все восемьдесят три. Это что-то нереальное. Моментально становится жарко в его тисках.

Вот такая у нас получается эстафета. Стоило мне пойти на поправку, спустя сутки Ольховский полег смертью храбрых. То есть, получил «награду» за свои заслуги. Вопреки всем приколам о мужском занудстве и капризах во время болезни, Мирон очень спокоен и добродушен. Завещание писать не спешит. Священников не зовет. Скорую не просит. Я бы даже сказала, что слишком спокоен и добродушен. Меня удручает видеть любимого соседа таким… никаким. Единственное отклонение — зашкаливающий уровень нежнятины, всё время лезет обниматься, уверенный, что мой иммунитет второй раз подряд не устроит нам подлянки. Ну, хотелось бы надеяться.

— Мир… — зову, понимая, что засыпает. — Отпусти, реально оформлю хотя бы доставку. Ты опять горишь.

Не сразу, но удается высвободиться и юркнуть в кухню. Подогреваю бульон, параллельно наполняя корзину в приложении нужными препаратами. Обещают, что курьер будет на месте через сорок минут. Успею влить в своего подопечного немного еды.

Ест он нехотя, с большим трудом шевеля губами. Моя совесть от одного взгляда на его воспаленные глаза обливается кровавыми слезами. Вирус-то Ольховский подцепил от меня.

— Ты с таким отвращением смотришь на кровать… — силится улыбнуться, поддразнивая. — Ну, мой матрас поудобнее будет, как ни крути. Спасибо тебе, кстати, за него ещё раз. — Вот оно что. Так и запишем: отдалась за матрас. Впервые в истории порока. — Ортопедический! Волшебный! — весомо уточняю, давясь смехом. — Там ещё подушки с наполнителем из гречневой лузги.

А, вообще, Мир прав. Я смотрю с неподдельным отвращением. Мне было бы легче, если бы он оставался в моей квартире, но этот упрямец хочет лежать здесь. Так уж получается, что в голове автоматически звучит то самое писклявое «А-а-а, да-а-а!».