Между нами. На преодоление

Он оглаживает, целует талию, не устает изучать каждый сантиметр, пока я медленно, но верно теряю себя, всё сильнее поджимая пальцы ног. А затем — и комкая простынь, стоит только умелому алчному рту припасть к моей груди. Он водит языком по ложбинке, очерчивает каждый сосок, перекатывает их между пальцами, вбирает, всасывает, порочно играясь.

И с каждым мгновением я предвкушающе жду дребезжащей на тонкой грани разрядки. Мирон размеренной прелюдией уже будто доводит меня до пика…

Не представляю, ну что ещё может быть лучше этого? Чего ещё ждать? Всё и так мощнее, ярче, прекраснее, чем я могла рассчитывать. Это больше, чем я когда-либо получала в своем скудном на аналогичный опыт прошлом. Да и не аналогичный он, то из совсем другой, абсолютно неприглядной категории.

Наивная невежда.

Мирон приподнимается, упираясь одной рукой в изголовье, и вытягивается во весь рост, возвышаясь параллельно мне. Размыкаемся. Больше нет ни одной точки соприкосновения, отчего распаленную кожу обжигает внезапным холодом.

Потемневшими глазами впивается мне в лицо, замирает на миг, а после раздразнивает, несколько раз подряд быстро-быстро чмокая в губы. Господи, я готова каждый раз, когда отрывается от них, выть от разочарования. Меня несёт неведомой концентрацией желания в крови. Распаленная, выгибаюсь дугой, будто прося продолжения ласк, и вцепляюсь ему в плечи, слегка царапая ногтями.

Гладит по щеке нежно. Невесомо-невесомо… И на контрасте жадно целует, сразу же вторгаясь языком, покоряя, подчиняя, завоевывая. Делает несколько поступательных движений всем телом, вжимаясь своей эрекцией, заставляя ощущать пульсирующую готовность. А затем свободной ладонью ныряет вниз, бережно раздвигает мои колени и ведет ею по промежности.

Меня просто обдает разрядом.

Широко раскрываю глаза, прекращая затянувшийся поцелуй-битву.

Мир ловит мой потрясенный взгляд и непостижимым образом натягивает это зрительное напряжение до предела. Сначала визуально. Потом — решительным вторжением: покружив немного двумя пальцами у входа, проникает ими внутрь и совершает интенсивные толчки.

Я поджимаю губы, блокируя вибрирующие в горле звуки. Пугаюсь своих реакций. И тону в наслаждении. Для меня — слишком горячем. Слишком распутном. Слишком откровенном.

Расщепляет новыми состояниями до самой что ни на есть эфемерности.

Всего пара десятков фрикций, подстегнутых непрерывной спайкой взглядов, и я всё же не удерживаю вырвавшийся громкий стон, ментально исчезая в ослепительном оргазме.

Чуть погодя сквозь сладкий морок кое-как отмечаю, что Мир отошел в сторону. Слышу шуршание фольги. Ощущаю, как прогибается матрас.

Получаю размеренный, тягучий, вкусный поцелуй, из-за которого всё сильнее проваливаюсь в негу и никак не могу выплыть в реальность. Щетина щекочет кожу, но от этого даже ещё приятнее. Она мягкая до умопомрачения.

Когда Мирон плавно входит в меня, в сознании это действие воспринимается настолько естественным, логичным и правильным продолжением, что умиротворенно вздыхаю прямо ему в рот. Снова нуждаюсь в тактильности. Как это непохоже на меня. Удивительные, внезапные и довольно сложные метаморфозы. Но об этом я подумаю завтра. Сейчас же — обнимаю этого невозможного и до чертиков необходимого мужчину, глажу по спине, скребу по лопаткам, вжимаюсь в него.

Он уже подарил мне море удовольствия, я хочу, чтобы получил своё. Настраиваюсь на это, пытаюсь как-то втянуться, движусь навстречу.

И опять — наивная невежда.

Мир отрывается от моих ноющих губ и расплывается в улыбке — такой богатой на спектр эмоций. Это и удовлетворение, это и развратность, это и обещание.

И я совсем не ожидаю, что всё-всё — мне. Обо мне. Для меня.

Резко перегруппировывается, подаваясь назад и упираясь коленями в кровать. Продолжая совершать неспешные толчки, вдруг приподнимает мои ноги перед собой, соединяет их и закидывает лодыжками себе на одно плечо.

Ошарашенно хлопаю ресницами, разглядывая нас обоих в этой позе. Я всё ещё думаю, что данные «декорации» — нужны именно ему: так привык, так хочет, так нравится. И молчу, подстраиваясь. Мне же — необычно.

Мирон слегка поворачивает голову и целуют мою щиколотку, касается языком крохотной косточки, ещё раз целует. И внезапно переходит дорожкой точечных острых укусов к голени. Меня мурашит. До сумасшествия.

А в следующую секунду с губ слетает вскрик, когда он целенаправленно давит торсом на мои ноги до тех пор, пока я не чувствую собственные колени на груди. Наваливается сверху. Дыхание тяжелеет под таким грузом. Но я даже не успеваю обработать новые ощущения.

Всё меняется в одно мгновение. Угол, сила проникновения. Запахи. Густота напряжения. Посыл зрительного контакта.

Что я там пыталась анализировать по поводу прошлой позы? Эта — в сотни, в тысячи раз откровеннее. Мир вдавливает кулаки в матрас по обе стороны от меня и задает совершенно иной темп. У него немного бесноватые глаза. Он будто чего-то ждет. От меня. Поджигает свирепым настроем.

Боже, Боже мой…

Я случайно замечаю, как блеснувшая под светом капля пота над его виском стремительно убегает вниз и исчезает в щетине. Ещё одна. И ещё.

Опускаю глаза чуть ниже. Ровно в тот момент, как из-за черты волосков вытекает тонкая струйка и скатывается по шее к яремной впадинке.

И меня убийственно переклинивает. Едва я осознаю это, волна дрожи проносится по всему телу. Стремительно и порывисто.

Боже мой… Боже…

Я чувствую, что ягодицами уже отрываюсь от простыни — так сильно сверху Мир давит на грудную клетку через пласт моих ног между нашими телами, будто испытывая на прочность растяжку. Я вообще не подозревала, что она у меня есть, черт возьми. Стопами при каждом толчке бьюсь о его плечо. Какая-то дикая, ей-богу, поза. Огненная, взрывоопасная.

И я не знаю, как это происходит, второй оргазм накрывает неожиданно. Словно накапливается потаённо, подкрадывается незаметно и настигает поистине катастрофическим взрывом.

Трясет адски.

Затыкаю рот подрагивающими ладонями и мычу в них от обилия чувствований. От бессилия перед языком тела, от обличительно-показательного проявления неведанного ранее наслаждения. Коварного и яростного. Таращусь на Мирона сквозь пелену сметшего меня удовольствия.

Боже мой…

Он же безжалостно отрывает мои руки от лица, держит дрожащие запястья и упивается звучанием сломанного крика, низкого, глубинного, раздробленного нестихающей лихорадкой.

Мне кажется, я умираю. Так хорошо не бывает. Так хорошо со мной — не может быть.

Но в противовес дурному убеждению, это «хорошо» бессчетно бьется и бьется, унося меня из опостылевшей повседневности. Я забываю всё. Включая стыд. За своё якобы непристойное поведение, точнее, так глубоко сидящую установку, что секс — это запретно, грязно, греховно. Господи, о каком стыде можно говорить, когда это так восхитительно?!

И об этом я подумаю завтра.

А сейчас Мир, будто вознамерившись провести мне ускоренный курс развращения, видя, что я медленно возвращаюсь в трезвое сознание, осторожно отпускает мои руки, не забыв поцеловать пальчики, и крайне внезапно переворачивает на живот. Подсовывает под него подушку, поправляет, фиксирует чуть ниже, устраивая её у паховой зоны.