Между небом и морем

В пятницу, в день концерта, Анюта в десять утра уже стояла под дверью подруги. Кожаная куртка коньячного цвета, топик «одно название» под нею, юбка из мягкой черной кожи и высокие сапоги. И выражение лица «сама решимость». Через плечо перекинута сумка с фотокамерой. В руках большой бумажный пакет.

— Тебе по дороге ничего не продуло? — с ознобом и сочувствием осмотрела гостью художница. — На дворе не май месяц.

— Я на такси, — сделала ручкой Потапова. — И туда тоже на такси поедем. Брательник меня грохнет, если я камеру хотя бы поцарапаю. Так что он оплатил транспорт. Держи, мама нам поесть собрала. Там гуляш, пюре и салатик.

Вероника накануне намекнула, что их места и знакомство с одним из музыкантов позволяют заглянуть после выступления в «каморку, что за актовым залом». Хорошо, что сказала она это не в людном ТЦ, а на улице. Так только несколько случайных прохожих дернулись от возгласа, явно усиленного мощью духовной черепахи.

Теперь Потапова мечтала сделать много-много фотографий с ее кумирами. И полупрофессиональная камера производства страны восходящего солнца была честно стырена (по заветам Маси: шарю и тырю), в смысле, выпрошена у старшего брата.

Но сначала поесть. Поклевать в исполнении Анютиных глазок. «А то молния разойдется». И нормально так навернуть домашней еды для Ники под печально-завистливым взглядом сокурсницы.

И начались сборы. Ведь нельзя же попасть к своим идолам в неподобающем виде! Даже если неподобающий вид идет с тобой рядом.

«Чем бы дитя не тешилось», — вздохнула мысленно Вероника.

И отдала себя на растерзание. Хотя лучше бы с пользой провела это утро и часть дня в тренировках… Но Ане важен был этот концерт. А Веронике, как ни странно, в какой-то момент стало не плевать на Потапову.

Удивительно, но жестить с макияжем на лице подруги Аня не стала. Для самой Ники это было «многовато, но сойдет». Та голосистая девочка из «Мизантропии» раза в три сильнее чернила глазищи.

А остаток времени обе девушки на скорость делали эскизы с попугаями. Счастливые и шумные модельки носились наперегонки, радуясь вниманию.

Для затравки «Мизантропия» исполнила несколько мелодий из первого альбома. Сорвала овации, разгорячила пришедший с улицы — прямиком из стылого ноября с его знобящим ветром и ледяным дождем — народ. Только что люди ежились (в зале не жарко, если снять верхнюю одежду), и перешептывались. А спустя полчаса их уже бросило в жар.

Переходом от старых композиций к новым стало «Вдохновение». Собственно, песня про то, как молодой парень решил забросить творчество. Вместо глупых фантазий устроился на работу в кафе. А вдохновение… Осталось где-то там, в каморке разума за плотно запертой дверью.

Оно стучалось в мозг и в душу.

Он резал лук и чистил груши.

— Эту Вал написал, — нагнулась к Анюте Ника. — Сам говорил. Последствия обучения у Барби. Когда режут лук, текут слезы. А слово груша в стране его девушки созвучно с расставанием, разделением.

— Погоди, — Анютины глазки подозрительно блеснули, словно нарезка лука проводилась в шаге от нее. — Но ребята поют у нас, где груши — это просто груши. Никто не поймет скрытый смысл.

— В том и соль, — Вероника пожала плечами и озвучила примерно то, что с пылающим взором говорил об этой композиции сочинитель. — Его девушка учит русский. И всю музыку Вала слушает. Она поймет, что в строках припева он скрыл тоску от их разделенности. Другие нет, для них это просто строчка про обыденность.

— Это как-то… — Аня замялась, подбирая определение. — Сложно.

— Если так подумать, — Ника глубоко вздохнула. — Такое скрытое послание на виду у всех, смысл которого понятен только им двоим… И, возможно, паре-тройке их фанатов из Китая, кто тоже знает русский. Это даже романтичнее, чем прилюдное признание в своих чувствах. Не думаешь?

— Всё ещё сложно, — потрясла головой Потапова. — Но я рада, что ты мне объяснила про груши.

Еще пяток бодрых песен, и вот уже вся аудитория хрипит сорванными голосовыми связками, пытаясь переорать фронтмена. Спели про города из бетона, про ненастоящее. Затем в противовес — про настоящую дружбу, которую ничем не сломить. Друг с готовностью подорвется вместе с тобой в лес, чтобы закопать в тенистом овраге труп твоего врага. Не задавая лишних вопросов.

А затем они бахнули очень жесткую в плане исполнения песню про лишних людей.

Я как слон в океане,

Я как кит у подножья горы.

Поутру вечно пьяный,

Кейс с гитарой в чулане.

Я на лыжах к разгару жары.

Я тут лишний, ненужный.

«Пшел-ка вот», — от зари до зари.

Как в навозе жемчужина,

Как всегда — мимо ужина.

Губы красные шепчут: «Умри».

Лишние, лишние, лишние люди.

Места нам нет и, пожалуй, не будет.

Со своими фантазиями.

Сколько изломанных жизненных судеб.

Лишние души в лишнем сосуде.

Мы на такое вообще не давали согласия.

Эта песня раскачала зал. Молодежь — основная масса зрителей — нередко сталкивается с преградами и недопониманиями. Хоть раз в жизни, но каждый стучал в дверь, а та не открывалась. Поэтому «Лишние люди» для всех в зале стали историей про них самих. Про всех и каждого, в той или иной мере.

После второго куплета припев зал на пределе громкости орал вместе с исполнителем, а под конец зал уже справлялся без певца. Живое море из юношей и девушек бурлило в едином порыве: «Лишние, лишние, лишние люди!» — вскидывались в воздух сжатые кулаки.

Люди постарше, а такие в зале тоже присутствовали, без труда вспомнили свою пору бунтарства и неприятия обществом. Когда они оставались «за бортом», там и тут получая ответы: «Отказано». Их голоса влились ручейками в общий прилив «лишних людей».

Тема была не нова. Наверное, в каждом поколении поют про зряшность, балласт и непонятость. Но если сюжет и слова не теряют актуальности век от века, значит, проблема всё так же актуальна и горяча.

Фанаты «Мизантропии» это яро подтверждали.