Мгновения жизни

– Пусть пишут, - обняла его Эйлин, - а мы со всем справимся. Что нас не убивает - делает сильнее.

Тобиас только со вздохом ответил на ее объятия, подумав, что сперва допросит сына самостоятельно и только потом решит, стоит ли рассказывать обо всем Эйлин.

========== Глава 4. Начистоту ==========

Тобиас очень долго не мог решиться на разговор с сыном, боясь услышать самое худшее, что, по его мнению, могли делать Пожиратели. По ночам его мучили кошмарные сны, где Северус с его же, Тобиаса, одобрения и молчаливого согласия разорял дома беззащитных магглов и волшебников, убивал женщин и детей, заливаясь при этом дьявольским смехом. А утром, после этих снов, когда в очередной выходной все собирались за завтраком, он внимательно смотрел на Северуса, ища в нем признаки убийцы, и все еще никак не мог принять, что его сын выбрал для себя подобный путь.

К Рождеству напряжение Тобиаса стало очевидным для всех, и если Эйлин списывала странное поведение на предполагаемый кризис среднего возраста, то Северус, обычно не сильно интересовавшийся вопросами клиники, вдруг вызвался помочь, если это будет нужно. Тревога отца передавалась ему эмпатийно, ощущаясь едва ли не как собственная, и теперь, ловя странные взгляды, обращенные на свое левое предплечье, Северус вздрагивал и машинально закрывал рукой место, где несколько месяцев назад была метка.

Не одного Тобиаса мучили кошмары. Зелье снов без сновидений прочно поселилось в личных вещах Северуса, и если кошмары удалось убрать из жизни, пусть и химическим путем, то чувство вины продолжало жечь в груди огнем, едва он оставался в одиночестве.

В выходные, если не удавалось найти очередную девушку, он был рад, когда Шарлотта вопреки недовольству родителей тайком пробиралась в его комнату. Слушая ее детские истории или, на худой конец, страшилки, коими она едва ли не бредила, Северус мог позволить себе просто расслабиться и, изредка кивая или поддакивая, не думать ни о чем или, напротив, с досадой размышлять, что после устройства в школу выходных, проведенных дома, станет куда меньше.

Весело отпраздновав Рождество и следом Новый Год, Тобиас понял, что если он и дальше будет молчать, строя догадки и тысячный раз придумывая для сына оправдание, то попросту свихнется. Сославшись на ворох бумажной работы и едва дождавшись момента, когда Эйлин отправится сопровождать дочь на очередном танцевальном конкурсе, он, набравшись храбрости, постучался и, обнаружив, что не заперто, вошел в спальню Северуса. Тот, увлеченный мыслями, что из хранящихся в родительском доме вещей может потребоваться в школе, сперва даже не заметил отца, который замер, опираясь плечом о дверной косяк.

– Ты просто пришел на меня посмотреть перед долгой разлукой?
– вздрогнув, озадаченно спросил Северус, наконец заметив стоящего в дверном проеме родителя. Что-то во внешнем виде Тобиаса настораживало и пугало одновременно. Такой взгляд, знал Северус, обычно сулил долгий и не очень приятный для всех разговор, и теперь, искренне не понимая, что он мог такого сделать, Северус лишь махнул рукой, приглашая отца зайти внутрь.

– Возможно, - отрывисто ответил Тобиас, в который раз пытаясь разглядеть в сыне того самого зверя — слугу Волдеморта, но по-прежнему видел лишь худого, чуть сутулого парня с неаккуратной прической и тем же самым взглядом испуганного ребенка, предчувствующего неприятный разговор.
– Я очень давно хочу с тобой поговорить и столько же времени не могу собраться с мыслями сделать это, потому что… - Тобиас замолчал, не в силах сказать, что если разговор подтвердит все худшие опасения, то он понятия не имеет, что делать дальше. Терять сына ему не хотелось, отказываться от него - тоже, и Тобиасу попросту было страшно, что даже если Северус успел перебить тысячу людей, то он, как обычно, найдет силы простить его, придумав подходящее оправдание.

– Потому что, что?
– спросил Северус, уложив в дорожную сумку очередную книгу и сев на край кровати, посмотрел отцу в глаза, нервным движением вцепившись в край одеяла.
– Я уже около месяца или больше вижу, как ты смотришь на меня, будто я сделал что-то ужасное, и, папа, если я что-то сделал, я хочу знать, что именно, - произнес он с отчаянно стучащим сердцем, искренне желая, чтобы это «что-то» было не знанием отца о его жизни в Англии.

– Хорошо, сын, давай поговорим, - ответил Тобиас, делая шаг в комнату, словно переступая некую точку невозврата, и, аккуратно закрыв дверь, наложил на комнату заглушающее заклинание.

Эта простая фраза и последовавшее за ней действие вызвало у Северуса желание тот час выпрыгнуть в окно и броситься наутек. С самого детства он твердо запомнил, что сыном его называют лишь тогда, когда все становится из ряда вон плохо.

– Правда, я не знаю, с чего начать, - усмехнулся Тобиас, садясь в кресло возле окна и машинально беря в руки лежащую на подоконнике книгу, но не открывая ее, - знаешь ли, до меня дошли ужасные слухи, что ты до недавнего времени состоял в рядах приспешников Того-кого-нельзя называть. Мне бы очень хотелось услышать, что ты можешь сказать по этому поводу?

О детективе Тобиас решил не сообщать и сделать вид, что узнал обо всем именно по слухам, которые, конечно, могли дойти до него через любых пациентов. К его огорчению, Северус побледнел и, по-видимому, если бы мог, то сжался бы до размеров муравья, затравленно посмотрев на отца, заикаясь и пытаясь что-то сказать в свое оправдание.

– Это не слухи, но пожалуйста, послушай, я могу все объяснить! Хоть с веритасерумом, если хочешь, только выслушай меня, пожалуйста!
– затараторил Северус, сумев на время подавить в себе шок, и теперь просто боялся, что отец, не желая слушать, попросту вышвырнет его из дома, подобно отцу Барти Крауча.

– Говори, - бесцветным голосом ответил Тобиас, сильнее сжимая в задрожавших руках книгу, - я тебя слушаю.

– Я просто… — одними кубами прошептал Северус и, почувствовав, как внезапно закололо в груди, инстинктивно согнулся, закашлявшись и хватая ртом воздух.

– Дыши глубже, - спокойно сказал Тобиас, но тем не менее быстро подошел к Северусу и взял его за руку, измеряя пульс, - тоже мне упивающийся с тонкой душевной организацией. И как же ты людей только пытал, раз такой ранимый?
– раздражаясь, злобно выпалил Тобиас, едва ли не отбросив от себя руку Северуса и заметив, что тот смог прийти в себя, вернулся в кресло.

– Я не пытал! — протестующе воскликнул Северус вскакивая, но тут же сел обратно. К его удивлению, отец не кричал и не устраивал скандала, вопреки ожиданиям. Он вообще ничего не делал, и это заставляло Северуса сходить с ума от ужаса.
– Как… Откуда… Когда ты…- бессвязно бормотал он, облокотившись о спинку кровати и безучастно глядя перед собой.

– Слухами мир полнится, или ты полагаешь, что мои пациенты сплошь американцы?
– ответил Тобиас, наблюдая за его поведением.
– И если ты думаешь, что я поверю в то, что ты всегда был шпионом Дамблдора, то даже не рассчитывай, - произнес он жестко, — я все еще жду объяснений. Подробных и четких. Я хочу знать все, и тогда, может быть, я смогу понять, зачем ты в это ввязался и что делать дальше.

Северус порывисто вздохнул, не зная, как и с чего начать, коротко пересказал историю знакомства с Говардом Принцем, его речи и званые обеды.

– Это касается того, почему я захотел туда пойти, - вздохнул он, - понимаешь, когда тебе говорят, что откроют все двери и дороги, приводят весомые доводы и … - Северус осекся, стыдясь своих слов, и спрятал лицо в ладонях.

– И что же ты делал там? Как это происходило? — спросил Тобиас, в этот момент мечтая найти Говарда Принца, где бы он ни был, и, если старик все еще жив, сделать его мозг еще одним из ценных экспонатов лишь недавно покинувшей их дом коллекции.