Мифология русских войн. Том II
Шрифт:
И даже Временное правительство было готово отдать то, что благодаря немецкому наступлению уже потеряло. 29 марта 1917 в обращении к полякам указывалось, что «Временное правительство считает создание независимого польского государства, образованного из всех земель, населённых польским народом, надёжным залогом прочного мира будущей обновлённой Европы» [219] .
В те годы разделение России было наличным фактом, а не чьей-то мечтой.
«В 1918–1920 гг. у Вильсона был соблазн согласиться с рекомендациями ближайших советников и признать факт распада Российского государства. Но Вильсон эту грань не перешёл, хотя и делился в ноябре 1918 г. с Лансингом своими сомнениями, возможно ли предоставить русским место за столом мирных переговоров, с учётом «нынешнего, по крайней мере, временного расчленения России на пять частей — Финляндию, Балтийские провинции, европейскую Россию, Сибирь, Украину» [220] .
219
Революция 1917 г. (хроника
220
Листиков С. В. «14 пунктов» и формирование «русской политики» Вудро Вильсона// Российская история 2015, № 6, с. 130
5. Ни Хауз, ни Вильсон не были русофобами. 28 ноября 1917 г. находившийся в Париже Хауз, заметив, что в американской печати всё чаще стали относиться к России, «как к врагу», призвал президента и государственного секретаря «подавить» (supress) эту опасную тенденцию, способную подтолкнуть русских в объятия Германии [221] .
В то же время Президент Вильсон с неподдельным энтузиазмом отзывался о попытках «русских представителей» в Брест-Литовске добиться «открытых переговоров», свидетелями которых станет «всё человечество». По его словам, они действовали «весьма справедливо и мудро», «искренно и серьёзно» требуя справедливых условий мира и отказываясь обсуждать предложения, «стремящиеся к завоеванию и господству».
221
Листиков С. В. «14 пунктов» и формирование «русской политики» Вудро Вильсона// Российская история 2015, № 6, с. 130
Вильсон открыто выражал свою симпатию к русскому народу, который в самые тяжёлые времена «не желает уступить ни в принципе, ни на деле»:
«Его точка зрения на то, что является справедливым, гуманным и приемлемым для него, была установлена с такою откровенностью, широтою взглядов, душевным благородством и чувством симпатии к человечеству, что должно вызвать восхищение всякого истинного друга человечества». 9 января глава Белого дома признал, что был «поражён» здравым смыслом русских предложений в Брест-Литовске [222] .
222
Листиков С. В. «14 пунктов» и формирование «русской политики» Вудро Вильсона// Российская история 2015, № 6, сс. 129-130
6. Антанта устанавливала кордон вокруг большевиков в порядке реакции на их все-планетные амбиции («мировая революция»), а не из-за плохого отношения к России, русскому народу и его культуре. 9 октября 1919 г. союзными державами была объявлена экономическая блокада России. Нота союзных держав гласила:
«Ярко выраженная вражда большевиков ко всем правительствам и распространяемая ими… интернационалистская программа революции представляют собою опасность для национального существования решительно всех держав…Исходя из этих соображений, союзные и объединенные державы, изучив вопрос о торговых сношениях с большевистской Россией, находят, что эти сношения на деле могли бы происходить только при посредстве главарей большевистского правительства; располагая по своему усмотрению теми продуктами и ресурсами, которые принесла бы с собою свобода торговли, они достигли бы тем самым значительного роста той тиранической силы, которую они осуществляют над русским населением» [223] .
223
Нота союзных держав на имя нейтральных и германского правительств. Октябрь 1919 г. // Ключников Ю., Сабанин А. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. II. М., 1926. сс.397–398
Впрочем, эта блокада шла всего три месяца (до января 1920).
7. И Хауз, и Вильсон были миротворцами. По поручению президента Вильсона он ездил в Европу с планом «мирной конференции» без аннексий и контрибуций. Призыв Вильсона к «миру без победы» разозлил французов и англичан, борющихся за полное и решительное поражение Германии. Солдаты стали называть неразорвавшиеся снаряды «Вильсонами». (Позже нападения немецких подводных лодок на американские торговые суда и ставшие известными немецкие планы, подстрекавшие Мексику к нападению на США («телеграмма Циммермана»), вынудили Вильсона вступить в войну).
Далее Хауз участвовал в Парижской конференции и создании Лиги Наций, однако во время её работы возникли серьезные политические разногласия между ним и президентом — Хауз шёл на компромиссы, неприемлемые для Вильсона. Ещё больше неприязнь усугубилась, когда Вильсону стало известно, что зять Хауза, член Американской делегации Гордон Ачинклосс, делал уничижительные комментарии о его политике.
8. Но разногласия между Хаузом и президентом начались раньше. Это видно из той же самой дневниковой записи 19 сентября 1918 года. В той самой дневниковой записи Хауз дважды отмечает, что «практически полностью не согласен» с тем, как президент Вильсон реагирует на ситуацию в России. Конкретней: «Я не согласен с президентом в том, что касается сохранения территориальной целостности России» (i am not in agreement with the President as to leaving Russia intact) [224] .
224
http://digital.library.yale.edu/digital/collection/1004_6/id/4890/rec/6
9.
Позиция Вильсона и в самом деле была ровно обратной позиции Хауза.Шестой из 14 мирных пунктов президента Вильсона (8 января 1918) предлагал:
«Освобождение всех русских территорий и такое разрешение всех затрагивающих Россию вопросов, которое гарантирует ей самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения полной и беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно её собственного политического развития и её национальной политики и обеспечение ей радушного приёма в сообществе свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберёт. И более, чем приём, также и всяческую поддержку во всём, в чём она нуждается и чего она сама себе желает. Отношение к России со стороны наций, её сестёр, в грядущие месяцы будет пробным камнем их добрых чувств, понимания ими её нужд и умения отделить их от своих собственных интересов, а также показателем их мудрости и бескорыстия их симпатий».
Россию Вильсон предпочитал бы видеть, говоря словами известного американского учёного Л. Гарднера, «либеральной, но не расчленённой».
В конце мая 1918 года американское правительство направило представителю США при Антанте сообщение, в котором говорилось:
«Президент считает, что бедствие в России накладывает на нас обязательства непоколебимой верности принципам территориальной целостности и политической независимости этой страны». [225]
225
«The President’s attitude is that Russia’s misfortune imposes upon us at this time the obligation of unswerving fidelity to the principle of Russian territorial integrity and political independence» (Публ.: The United States Army in the World War, 1917–1919. Policy-forming documents American expeditionary forces. Washington, 1948, p.429).
https://books.google.ru/books?id=QZDWQJzkjzMC&pg=PA429&lpg=PA429&dq=The+President%E2%80%99s+attitude+is+that+Russia%E2%80%99s+misfortune+imposes+upon+us+at+this+time+the+obligation+of+unswerving+fidelity+to+the+principle+of+
Russian+territorial+integrity+and+political+independence&source=bl&ots=nvj_VQG49C&sig=
ACfU3U3BYWpsQDG682XStAoT0ABSxYDfkg&hl=ru&sa=X&ved=2ahUKEwih-c3Rivz0AhXusYsKHTv1AdkQ6AF6BAgCEAM#v=onepage&q=The%20President%E2%80%99s%20attitude%20is%20that%20Russia%E2%80%99s%20misfortune%20imposes%20upon%20us%20at%20this%20time%20the%20obligation%20of%20unswerving%20fidelity%20to%20the%20principle%20of%20Russian%20territorial%20integrity%20and%20political%20independence&f=false
Далее Вильсон отдельно подчёркивает, что идея о том, что Японии можно было бы передать часть азиатской территории России, «неприемлема», а все военные действия в отношении противников (Германии и её союзников), которые могут быть связаны с портами в Мурманске и Архангельске, должны проходить «в условиях однозначного одобрения русских и не должны иметь своей конечной целью восстановление «старого режима» или любое другое вмешательство в политическую свободу народа России».
Вильсон не ставил под сомнение будущее России как единого и демократического государства, рассчитывая на то, что «объединение экономического, военного и политического потенциала американской и русской демократий при лидерстве Вашингтона позволило бы ему осуществлять самые амбициозные планы глобальной политики» [226] .
226
См. Листиков С. В. «14 пунктов» и формирование «русской политики» Вудро Вильсона // Российская история. 2015. № 6. С. 135
Многие деятели Белого движения, включая Б. А. Бахметева (посол, назначенный Временным правительством; лишь 30 июня 1922 года Бахметева американские власти перестали признавать послом России) поддержали идею участия США в интервенции отнюдь не только потому, что это давало шанс на успех и способствовало объединению антибольшевистских сил. В присутствии американцев они видели известную гарантию сохранения единства страны [227] .
10. Именно во время и в связи с интервенцией Союзников в России. Происходит первый в истории дипломатический конфликт США и Японии. Главным страхом для Антанты был выход России из войны.
227
См. Листиков С. В. «14 пунктов» и формирование «русской политики» Вудро Вильсона // Российская история. 2015. № 6. С. 135
В мае 1917 г. США, Великобритания и Япония договариваются о секретном соглашении относительно положения России. В соответствии с ним руководители трёх держав обсуждали негативный сценарий сепаратного мира России с Германией». Правительства Англии и Америки признали права Японии требовать Восточную Сибирь (в счёт оплаты госдолга России) [228] .
Япония желала сделать Дальний Восток частью своей империи. США желали сохранения российской юрисдикции над этими землями (естественно, при дружественной для Антанты русской власти). Поэтому США поддерживали Колчака как «правителя» всей России, а японцы делали ставку на «Дальневосточную Республику». Пожалуй, главный мотив американского десанта был в том, чтобы сдержать японцев и не оставлять их одних на русском Дальнем Востоке.
228
Daniels J. (1946) The Wilson Era: Years of War and After, 1917–1923. University of North Carolina Press, 1946 p. 267–268.