Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки

1 августа стало известно, что в ЦК КПСС получена анонимка, в которой утверждается, что общественность против предоставления комнаты теще Е.П. Корсакова.

Дневник Евгения Павловича и далее продолжает изобиловать записями о квартирной эпопее. 10 сентября 1967 года вспыхивает очередная ссора из-за данной темы между Георгием Антоновичем и Ниной Антоновной. Брат обвинил сестру, что она выгоняет из дома больную мать и кооперативную квартиру она строила для Наташи, а не для матери. Что касается этого строительства, то Нина Антоновна перешла на 1,5 ставки в Боткинской больнице, чтобы финансировать проект. Однако заболела и работать на 1,5 ставки не смогла. Евгений Павлович же отказывался участвовать в проекте, заявляя, что для тещи гроша ломаного не даст.

21 сентября 1967 года звучит новая тема: Евгений Павлович готовит заявление некоему начальнику по фамилии Зуйков о квартире на Смоленском бульваре. А 1 октября в дневнике Е.П. Корсакова такая запись: «Кооперативную квартиру решили сдать, как только решится вопрос с разменом». Ну, а 9 октября 1967 года А.Т. Кленовская получает наконец в Бюро обмена жилплощади ордер на Измайловский бульвар.

Вечером того же дня Корсаковы ездили на Измайловский парк, получили ключи от комнаты. Оттуда направились к бывшему председателю ЖСК (жилищно-строительный кооператив) т. Аршавскому, заявили о сдаче кооперативной комнаты, попросили выяснить, как это оформить. В последующие дни занимались пропиской бабушки на новом месте.

14 октября 1967 года Евгению Павловичу сообщают, что с лимита Комитета Управление по учету жилплощади срезало 14 метров за комнату Антонины Тихоновны. Пришлось опять объясняться. Одновременно Е.П. Корсакова обнадежили, что ему намечают на Смоленском бульваре жилплощадь 30 м².

15 октября 1967 года Антонина Тихоновна окончательно съехала с квартиры Корсаковых. Помогали дочь и сын, Георгий Антонович, вместе с солдатами [16] . Евгений Павлович не скрывал в этой связи своей радости.

16

Уезжая, бабушка взяла настольные часы и вазу, оставшиеся от ее умершей сестры Екатерины Тихоновны. Передала их сыну, Георгию Антоновичу. Как уже отмечалось выше, часы до сих пор хранятся в квартире вдовы Георгия Антоновича, Тамары Григорьевны. Но не идут, капризные. Георгий Антонович их периодически чинил, сейчас некому чинить.

Официально бабушка начала проживание на новом месте (Измайловский бульвар, дом 59-А, кв. 4, тел. [phone]) с 17 октября 1967 года на основании ордера № 008493, выданного Бюро обмена 9 октября 1967 года. Заняла комнату размером 13,88 м² в общей квартире (во второй комнате проживала семья из трех человек). Дом был трехэтажный, кирпичный, со всеми удобствами.

Отголоски же квартирной темы продолжались. 23 октября 1967 года Евгений Павлович сообщает в дневнике: «Борис Григорьевич сказал Нине, что Смоленскую нам дать отказали, нас законсервировали, так как много квартир забрали для иностранцев. Предложил нам делать ремонт и жить. Кооперативную комнату не сдавать».

Что же касается Наташеньки, то несколько раньше она одна отправляется на отдых в санаторий «Мыс Видный» в Хосте. Достал путевку Евгений Павлович через директора МХАТа Олега Константиновича Иванова. Заплатил 145 рублей 26 копеек. 4 августа в 0:50 Наташенька выехала в Сочи. 30 рублей стоил билет и еще 40 рублей родители дали девушке с собой. Накануне у Корсаковых ужинала подруга Наташеньки – ее тезка Ефремкина. 7 августа поступила открытка от Наташеньки, сообщила, что устроилась. Евгений Павлович отмечает в дневнике, что в тот же день заходил Миша Калошин, вручил розы. 10 августа он приходит вновь и ужинает с родителями Наташеньки.

А на юге события развивались следующим образом. Я с компанией однокашников свалился на голову родным в Сочи. К этому времени я уже развелся с первой женой и пригласил в Сочи 5 человек (упоминавшихся выше Валю и Олю, сестру Оли Свету с женихом по фамилии Дунаевский, моего однокурсника родом из Туапсе Алика Швечкова). Заодно пожаловала пара друзей Вали и моя троюродная сестра Нина Попова. Часть компании разместилась у родителей, вторая – у моей сестры Вики, друзья Вали – у соседей.

Каждое утро мы отправлялись на автобусе или электричке купаться на загородный пляж в районе санатория «Красный Штурм». Пляж был дикий, а потому, в отличие от городских благоустроенных пляжей, пустынный. Никого вокруг.

К нам регулярно присоединялась Натуся, и мы большой ватагой резвились в воде. Сажали девушек на шею, и они сражались между собой, пока один из «всадников» не уходил под воду. Ныряли, брызгались, играли в водное поло. На берегу фотографировались, резались в карты, закусывали, травили анекдоты. К вечеру возвращались в Сочи, ужинали, смотрели телевизор, снова картежничали, по ночам гадали. Наташа иногда оставалась до утра с нами.

Дорога между Хостой и центральной частью Сочи была длинной и утомительной, тем более в летнюю жару. Наташе удалось через знакомую родителей, профсоюзного деятеля в Сочи, перебраться в санаторий «Правда», расположенный гораздо ближе к центру города. Перевозил однокурсницу я. Помню, ехали в душном рейсовом автобусе, и Натуле было очень некомфортно. Я испытывал к ней горячее сочувствие. Но не только… В душе зашевелилась какая-то едва уловимая нежность к этой искрометной, яркой и чистой девушке. Из «Правды» она стала приезжать к нам регулярнее.

Однажды в выходной день родители устроили для всей нашей компании роскошный обед. Мама с сестрой готовили еду и обслуживали стол, а папа выступил в роли тамады. В какой-то момент он подал мне сигнал, давай, мол, выйдем на кухню. Там папа поднял вверх большой палец и взволнованно сказал: «Наташа – это девушка что надо. Лучше не бывает!».

Я и так уже это знал и чувствовал. А тут сам папа, с его непререкаемым для меня авторитетом, подтверждает закономерность моих ощущений!

Мое расположение к Наташе с каждым днем становилось все очевиднее для окружающих. У Оли, подруги и моей, и Наташиной, хотя она уже вовсю встречалась с Валей, взыграло чувство ревности. Она попыталась помешать моему общению с Наташенькой. Тайком звонила ей в санаторий, призывала приехать на встречу, скажем, к 12 дня, а нас тут же уговаривала проследовать на пляж в 11 утра. В итоге Наташа опаздывала на встречу с нами. А позднее моей маме пришло анонимное письмо, в котором Наташа Корсакова обвинялась в самых страшных грехах.

29 августа 1967 года мы возвращаемся самолетом из Сочи. А уже спустя два дня, 1 сентября 1967 года, талантливая девушка проводит первые два часа своей преподавательской деятельности. Студентка 4-го курса обучает сверхсложному корейскому языку первокурсников.

Происходят перемены и в личной жизни девушки. Я уже влюбился в Наташеньку что называется по уши и стал усиленно за ней ухаживать. Она дружбу со мной не отвергала. Помню, как золотой осенью при свеже-сладком ветерке мы гуляли с этой милой девушкой в районе Метростроевской улицы (ныне – Остоженка) по тихим переулкам, мимо чудесных старинных особняков, занятых иностранными посольствами и различными советскими учреждениями. Доходили до Кремля, Александровского сада, Вечного огня, Красной площади. И увлеченно разговаривали на самые разные темы.

Очень скоро обнаружилось, что практически по всем вопросам, большим и малым, актуальным и малозначащим – идеологическим, политическим, экономическим, гуманитарным, бытовым, – мы имели либо идентичные, либо близкие точки зрения. Обсуждая какую-то тему, мы не спорили, а лишь дополняли единую аргументацию друг друга. Исключением являлся спорт, который Наташенька ни тогда, ни всю последующую жизнь не любила, а я, наоборот, очень им увлекался. Но это нам ни на йоту не мешало общаться.

Более того, мы часто весело шутили на спортивные темы. Например, смотрю я по телевизору футбол, а тут подходит Наташа и интересуется: «Это что за вид спорта? Хоккей?». Когда я в компании, назвав фамилию какой-нибудь футбольной звезды, спрашивал у Наташи: «Кто это?», она уверенно отвечала, что это штангист или шахматист. При этом, когда по телевизору показывали какой-нибудь суперматч по футболу или хоккею, Натуля не только с готовностью отказывала себе в просмотре любимых ею программ, но и создавала мне оптимальные условия для «боления» у экрана. Такую же внимательность проявляли в таких случаях родители Наташи, тоже равнодушные к футболу и хоккею.

Возвращаясь же к Метростроевской улице, отмечу, что нас с Наташей и другими однокашниками назначили членами народной дружины по охране общественного порядка. Мы должны были патрулировать в районе по вечерам и согласно инструкции «помогать органам милиции вести борьбу с расхитителями социалистической собственности, с хулиганством и пьянством, контролировать соблюдение паспортного режима, правил уличного движения». Поначалу мы разгоняли шпану, шумевшую во дворах, разнимали алкашей, дерущихся в очереди за пивом. Но все это быстро надоело, и дежурство стали проводить в кафетериях или кинотеатрах.