Миледи и притворщик

– Гро, отойди-ка, – сказала я и потеснила пса в сторону.

Несчастный оленёнок напрягся всем телом, когда я спустилась с бревна, потом облокотилась о него и навела камеру. Такое чувство, что его сейчас удар хватит. Ладно, сейчас всё быстро отсниму и достану его из ловушки. Не хочу долго мучить зверька.

– О, вы с Гро нашли оленька, – услышала я за спиной голос Стиана. – Упитанный самец.

– То есть? – опешила я. – Ты хочешь сказать, что это взрослая особь?

– Конечно. Посмотри на равномерный окрас. У здешних детёнышей оленьков как и у наших лесных оленят шкурка пятнистая. А это взрослый самец. Рогов у него, конечно, нет, но обрати внимание, у него из пасти выглядывает верхний клык. Не такой длинный как у кабарожки, но всё же. Это верный признак взрослого самца. Увы, но из-за габаритов оленька, это совершенно бесполезный атрибут.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто, будь это настоящий лесной олень, своими клыками он бы мог отбиться от хищников. А здесь против водяного мангуста у оленька нет шансов.

– Того самого мангуста, что размером с пуму?

– Да. В прошлый раз я видел, как он охотился на самочку с детёнышем. Схватка была скоротечной и кровавой.

– Да уж… Мангуст, охотящийся на оленей… Наверное, такое только на Гамборе и может случиться.

– Гамбор – это край контрастов и крушения стереотипов. Здесь всё совсем не так, как мы привыкли видеть.

Пожалуй, он прав. Если крупные животные здесь уменьшились в росте, а маленькие выросли до невообразимых размеров, то меня ждёт ещё много удивительных открытий.

Поняв, что я больше не буду снимать, Стиан склонился над ловушкой из брёвен и аккуратно взял оленька в руки. Кроха окончательно оцепенел и даже не пытался лягаться своими тоненькими копытцами. А меня окончательно покорил вид этого хрупкого зверя, чьё пузо с лёгкостью уместилось на ладони Стиана.

– Постой, – попросила я. – Позволь я сниму крупным планом, как ты его держишь. В кадре будет только оленёк и твоя рука. Это пригодится для демонстрации масштаба.

– Хорошо, – согласился Стиан, и я приступила к делу.

После пары-тройки кадров я убрала камеру, и Стиан опустил оцепеневшего зверя на бревно. Стоило только копытам коснуться древесины, а ладони Стиана разжаться, как вдруг вялый зверь вмиг взбодрился и пулей припустил прочь от нас. Стиан еле успел ухватить погнавшегося было за ним Гро и придержать его за ошейник. Мохнатый охотник еле унял свой пыл, а когда оленёк скрылся из виду, недовольно фыркнул и отвернулся.

– Обиделся, – констатировал Стиан и улыбнулся, – Хотел добыть нам сегодня оленинки, а злой хозяин не дал. Да ещё намордник нацепил. Сплошные неудобства.

После его полушутливых слов, мне стало жаль Гро. Это ведь из-за меня он сегодня так мучается. Никакой свободы движения и права голоса, потому что кое-кому надо снимать дикую природу. Ну ничего, когда настанет вечер, и мы разобьём лагерь, Гро сможет всласть нагавкаться, отгоняя от нашей палатки непрошеных гостей.

Чтобы хоть немного приободрить нашего защитника, я подошла к нему и провела ладонью по загривку. Гро повернул ко мне голову и даже прижался ухом к руке. Кажется, он ко мне ластится. Почувствовал, что я его жалею, вот и льнёт, надеясь на новую порцию сочувствия. Что ж, я бы с удовольствием его ещё погладила, но нам нужно идти.

Стиан решил, что нам стоит двигаться в ту сторону, куда убежал оленёк. Я согласилась – ему ведь лучше знать, чего ожидать от этого острова.

За полчаса мы выбрались из бурелома и наконец ступили на ровную землю. Вот только радости мне это не принесло. Впереди высилась стена густого тёмного леса. А между двух деревьев с самыми толстыми стволами словно сетка на футбольных воротах была натянута кружевная паутина. Основательная паутина – метра три в диаметре. А если представить размер паука, который всё это сплёл… А если предположить, на кого он такую ловушку соорудил…

– Здесь живут гигантские стрекозы? – спросила я Стиана.

– Не думаю.

– Тогда для кого натянута эта паутина?

– На птиц.

– Паук охотится не на насекомых, а на пернатых? – поразилась я.

– Удивительно, правда? Но крупные попугаи такую сеть запросто порвут. Попадают только мелкие пичуги размером с воробья.

– А есть на этом острова паутины побольше? Чтобы и оленька в них поймать?

Стиан только улыбнулся и сказал:

– Не встречал такие. Но всё может быть.

Да уж… Чувствую, Гамбор преподнесёт мне ещё много сюрпризов. А пока сниму гигантскую паутину, благо солнце ещё светит над буреломом и бросает свои лучи на её тонкие нити, покрытые капельками воды. Макрообъектив как раз подойдёт для съёмки мелких объектов. А на общем плане можно изменить глубину резкости и снять все ниточки кружева на размытом фоне. А если ещё подёргать за край паутины, может, и паук выбежит из укрытия и попозирует мне. Интересно же, какой он, ткач этого необычного полотна.

– Идём, – поторопил меня Стиан, – таких паутин мы ещё найдём немало. Даже с пойманными птицами. А сегодня нам ещё нужно отыскать место для лагеря.

Ладно, если надо спешить, не буду тратить драгоценное время. Тем более, что паук так и не выполз на мой зов.

Обойдя паутину, мы углубились в лес. Всё тот же мрак, исполинские деревья, перепутанные лианы и заросли бамбука встретили нас. И снова Стиан прорубал нам путь вперёд, пока сквозь звон капели мы не расслышали заветное журчание вод. Если бы не звук, мы бы ни за что не обнаружили в этой темноте под развесистыми листами папоротника тоненькую струйку ручейка, что бежала меж поросших мхом камней.

Наконец можно было скинуть рюкзаки и немного отдохнуть, прежде чем приняться за дело. Пока Стиан устанавливал палатку, я бродила неподалёку, собирая выцветшие стебли бамбука для костра, который нам предстоит поддерживать всю ночь.

В этом тёмном лесу царила совсем другая атмосфера, нежели на побережье. Капель стала тише, зато отовсюду доносилось жужжание насекомых и мелодичные трели птиц. Как бы я ни всматривалась, а разглядеть в высоких кронах пернатых певцов так и не сумела. Мрак скрыл их от моих глаз, зато уши отчётливо различали как минимум четыре разных голоса. Один из ни явно принадлежит попугаю. А другой, что тоньше и нежнее, – нектарнице. Так, а это лягушка квакает где-то возле ручья. И сверчок стрекочет.

Все эти звуки невольно погрузили меня в приятные воспоминания о том беззаботном времени, что я жила и работала на Камфуни, как вдруг по лесу пронёсся душераздирающий вопль.

Я вздрогнула. Мурашки побежали по спину, когда прямо надо мной вновь раздался крик, будто младенец заливается отчаянным рёвом. Я инстинктивно задрала голову, но ничего не увидела.

– Стиан, что это? – холодея от ужаса, спросила я.

– Это? – беззаботно переспросил он, перебирая гречку, рассыпанную в миске, – Обезьяны озорничают. Готовятся к ночным игрищам.