Милицейская сага
Шрифт:
– Значит, не так, - тихонько освободившись, согласилась старуха и, опустившись на пол, прямо руками принялась сгребать рассыпавшееся стекло в подставленный совок.
– Ну нет!
– Виталий метнулся к стойке, на которой стоял телефон, торопясь, набрал номер:
– Ангелина Степановна! Это Мороз! Генерал на месте?.. Я понимаю, но... Да, очень срочно.
Восстанавливая дыхание, шумно отдышался.
– Слушаю, Виталий Николаевич, - послышался вальяжный бас Тальвинского.
– Андрей Иванович!
– Давайте ближе к делу. У меня люди.
– Да, конечно. Но - я встретил Каткову. Вы слышите? Валентину Матвеевну
Тишина в трубке показалась глубокой и гулкой.
– Андрей Иванович! Она говорит...Она к вам по поводу детей...Чтоб не посылать...Не обращалась?
– Да, - после паузы подтвердил Тальвинский.
– И я в тот же день связался с военкоматом. Мне обещали.
– Но - тогда почему? Разве вы с облвоенкомом?..
– Вопрос пришлось решать на другом уровне, - в голосе Тальвинского угадывалось раздраженное нетерпение.
– Но разве не надо было убедиться? Отследить? - не отступился Мороз.
И - нарвался.
– Вы что в самом деле, полагаете, у генерала других дел нет?!
– взъярился Тальвинский. Но тут же вернулся к сдержанно-неодобрительному тону.
– Виталий Николаевич! У меня совещание. Так что давайте на эту тему в другой раз. Единственно - могу заверить, - с иронией, предназначенной для посторонних слушателей, произнес Тальвинский, - все, что тогда мог, я сделал. Надеюсь, меня слышно?
Мороз тихонько положил трубку, присел возле безучастно застывшей женщины, приблизил к себе окровавленную ладонь, поцеловал, слизнув языком стеклянную крошку.
– Простите. Может?..
– он показал на столик.
Но она, покачав головой, медленно, при общем молчании, все с тем же наполненным совком в руке скрылась в подсобке.
– Так что будете пить?
– напомнила ему официантка.
– Водки!
– прохрипел Мороз.
– Так. И сколько?
– она поднесла карандаш к блокноту.
– Много! Очень, очень много!
6.
– Разрешите унести, Андрей Иванович?
– Ангелина Степановна натренированно заскользила по кабинету, прибирая оставленные на столах бумаги с пометками. Возле задумавшегося у окна генерала приостановилась. Дождалась разрешающего кивка:
– Может, чаю?
– Водки хорошо бы. Шучу. Кофе, плиз. И покрепче.
– А чай бы лучше. Ведь и без того по десяти чашек в день.
– А вы считаете?
– Что я? У вас на лице весь счет, Андрей Иванович. Отдохнули бы!
– В могиле отдохнем.
– И шуточки, между прочим, плохие. Злую карму притягивают, - посетовала Ангелина Степановна. Но, уловив злое движение головой, деловым тоном закончила:
– У вас в двадцать один совещание с замами. Может, отменить?
– Ни в коем случае. Работаем по плану.
– И еще - в приемной Игорь Викторович Сутырин. Он в отпуске, но просит принять по личному вопросу. Я скажу тогда, чтоб завтра.
– Через пять минут пусть заходит. Андрей прикрыл глаза. А когда открыл, секретарши в кабинете не было, и из приемной доносился гул "уничтожителя бумаги".
Вновь вспомнился скверный разговор с Морозом. Оставалось только догадываться, где и как мог нарваться "блуждающий опер" на сошедшую с орбиты Каткову и что наговорила ему ополоумевшая от горя баба.
Тот, двухлетней давности случай и без того саднил застарелой заусеницей.
В не самое удобное время обратилась к нему тогда Валентина. Только разрешился конфликт между президентом и Верховным Советом ( надо
же - "разрешился конфликт", - подивился обтекаемости собственных формулировок Тальвинский, припомнив почерневшие от танковых залпов стены). Обе стороны требовали от всех и от каждого изъявления жесткой поддерживающей позиции. Но, посчитав их равными друг другу, в смысле - равно удаленными, Андрей в те дни предпочел отлежаться в госпитале.Нейтралитет не прошел: в начале чеченской компании в область нагрянула комиссия МВД. Копали основательно. Не смог отвести угрозу и Меденников: последовательно выступающий против гайдаровской линии, он тогда вновь впал в немилость. Спасибо, выручила Панина. Через свой банковский мир вышла на правительство. Впрочем это было уже позже, когда ситуация и вовсе достигла точки кипения.
А в тот момент до той точки надо было еще дожить.
Да, не в то время и не в том месте попросила Каткова о помощи.
Обычно практичная, взвешенная, в этот раз, будто предчувствуя беду, ворвалась к нему в кабинет, преодолев сопротивление и растерявшегося адъютанта, и даже непроходимой Ангелины. И прямо при присутствующих только что не бухнулась в ноги, умоляя помочь.
И помог бы, конечно. Уж кому-кому. Но - нельзя было вот так при посторонних. И не все эти посторонние были своими. Плохо, конечно, и то, что облвоенком в то время играл за другую команду. А значит, обратиться к нему лично, не поставив себя в зависимость, было нельзя.
Да, сложные тогда вязались комбинации. Едва-едва разрулил.
И все-таки ведь не отказал. Пусть не напрямую, но поручил доверенному начальнику райотдела на своем уровне решить вопрос через призывной военкомат. И тот пообещал, причем - уверенно: не раз проворачивал. А через неделю прибежал потерянный: насчет Катковских пацанов райвоенкомат получил прямое указание от облвоенкома.
И все стало ясно: посторонние, которые были не своими, забросили на него сеть - на злоупотребление служебным положением. Еще бы! Начальник УВД, отмазывающий детишек любовницы от выполнения священного долга.
Это и была цена вопроса.
Но не объяснять же все это Морозу, патологически не способному понять, что существуют отношения более сложные, чем " ты за меня, я за тебя".
" Засиделся в пацанах. Вот тяну наверх, а будет ли еще толк?"
– Разрешите, Андрей Иванович?
Выдохнув, Тальвинский заставил себя упруго подняться из кресла.
– Прошу, прошу, Игорь Викторович! Не зря я тебя уговорил: санаторий явно пошел на пользу. Вид просто юношеский.
На самом деле за последние годы Сутырин не то чтобы постарел, но - как-то оплыл. И обычная прежде в нем живость теперь возврашалась лишь во время редких совместных посиделок, где Сутырин неизменно избирался тамадой.
– Во всяком случае отдохнул и - готов к новым свершениям. Испытанная старая гвардия бьет, что называется, копытом. Так что - жду указаний!
Понимая, о чем пойдет речь дальше, Тальвинский ограничился молчаливым приглашением занять гостевое кресло.
– Да, вот, - будто только припомнив, Сутырин извлек красочную открытку.
– Прошу вас быть вместе с супругой.
С момента, как Тальвинский был утвержден начальником УВД, в общении со своим недавним шефом, а ныне - заместителем по следствию он взаимно перешел на "ты". И то, что теперь у Сутырина проскользнуло вдруг искательное "вы", утвердило Тальвинского в его догадке.