Милицейская сага

– Даже без приглашения бы прорвался, - пробасил он.
– Юбилей старейшего работника - это мы отметим по высшему разряду.

При последней фразе Сутырин поежился.

– Может, есть что-то, что хотел бы в подарок? Давай без стеснений. Все равно деньги отпускать. Так лучше - с пользой.

– Да какой там подарок? Нет для нас, старых пахарей, лучшего подарка, чем право трудиться на благо родины, - произнес шутливо начальник областного следствия.

Тальвинский благожелательно промолчал. И Сутырин, поерзав, решился.

– Андрей Иванович, у меня в кадрах разговор был. Дали понять, что надо оформляться на пенсию. Якобы вы в курсе.

– Да, в самом деле. Сколько ж можно злоупотреблять вашей безотказностью? Пора и молодым на авансцену выходить.

– Кому?! Андрей Иванович, ты что, действительно Чугунова на мое место прочишь? Так ведь он никакой. Развалит управление за полгода. Давай иначе. Вместе подберем кандидатуру. Года три, даже - два, проработает у меня в замах. Натаскаю. А там и - сам рапорт подам с легким сердцем. Ну, куда мне в пятьдесят пять - цветы, что ль, на даче выращивать? Сил-то невпроворот. До сих пор дважды в неделю в теннис бегаю.

– Что говорить? В работоспособности ты нас всех еще умоешь. Но, сам знаешь, - мы на тебя итак срок службы продлевали. Второй раз в министерстве просто не поймут.

– Это я сам порешаю! Людишки свои пока не перевелись, - Сутырин приободрился.
– Мне главное, чтоб ты был за. А, Андрюш? Все-таки, извини за напоминание, я тебя не раз вытаскивал. А то, что на совещаниях часто цепляемся, так - для пользы дела стараюсь!.. Так что?

Вопрос он задал иным, потухшим голосом, - молчание начальника УВД было ответом.

Тальвинский поднялся, заставляя тем подняться и просителя. Протянул руку:

– Извини. Через десять минут совешание... Я подумаю, что можно сделать.

Но хитреца Сутырина обтекаемой этой фразой не обманул. И руку тот пожать не спешил:

– Ну что ж, все понял: последовательно чистишь кадры. Подбираешь удобных людей. Только удобные люди, они хороши как кивалы. А вот с кем в работе останешься?

Коротко кивнув, повернулся и подпрыгивающей своей походкой направился к выходу.

Хоть и жаль было Андрею старого полковника, но останавливать его не стал.

7.

Шашлычная "У Зиночки" по-прежнему пустовала. Редкие посетители, заглянув, спешили ретироваться, даже не раздевшись.

За единственным занятым столиком, в окружении зажавшихся в углу девушек, пил Виталий Мороз. Пил вглухую. Так, как не пил никогда. Собственно, был он уже, что называется, никакой. Лишь бормотал что-то, вливая в себя очередную дозу, и - всхлипывал.

– Виталий, пора уходить, - не в первый раз, стараясь быть твердой, потребовала Марюся.

– Сколько ж он в себя влил-то и - все на ногах. Уж свалился бы наконец, что ли, - пробормотала напуганная внезапным преображением Оленька. Ее слабеющие попытки распрощаться пресекались Морозом решительно и, как сам заявлял, непокобелимо.

– Напиться - это мы завсегда, - Мороз расслышал последнюю фразу, тяжело поднялся, расплескивая очередной фужер водки.
– Тут мы - гусары! Но - только за прекрасных дам. За вас, девочки!

Подобрался, согнув браво локоть, поднес бокал ко рту, встрепенувшимся орлом глянул на спутниц:

– Господа офицер-ры! За дам - стоя!

Потная голова его запрокинулась, так что стал виден натужно движущийся острый кадык, через силу вталкивающий в сопротивляющийся организм очередную порцию спиртного.

Его еще хватило, чтоб гордо склонить голову, несколько боком, но поставить-таки пустой фужер на скатерть. Вслед за тем глаза закатились, и - крупное тело разом рухнуло на пол, вызвав сотрясение барной стойки. Впрочем, сам Мороз грохота не услышал, - заснул еще в полете.

– Ну, слава тебе господи! Наконец-то отмаялись, - из-за барной стойки возникла истомившаяся официантка.
– Чего теперь делать с ним будете, девки?

– Мы?!
– Оленька ухватилась за пальто.
– Пусть себе валяется. Надо же. Показалось сначала - чумовой мужик. А это - чума какая-то! Пошли, Маринк. Может, еще на дискотеку успеем.

– А..он?

– Сам нажрался, пусть сам и очухивается. Наша, что ли, забота?..Эй, ты чего у него в карманах роешься?

– Ключи от машины... Во!

– Нельзя его сейчас в машину, - забеспокоилась официантка.
– Ночью минус десять обещали.

– Мороз на морозе не замерзнет, - пробормотала Марюська, листая обнаруженный паспорт.
– А, вот и адрес. Не так и далеко.

– Ты что, за руль собралась?
– догадалась Оленька.

– А чего? Меня учили.

– Дурочка! Зимой, ночью. И сама на поддаче.

– Гололед, - подсказала официантка.

– Во! Да и было б из-за кого? А то - упившийся старпер. Такого из машины до дому тащить - надорвешься. Что ты лыбишься?

– Да вспоминаю, как маменька как-то на себе пьяного мужика приволокла. Похоже, это у нас семейное. Помогите на заднее сиденье втиснуть.

– Все-таки ты, Маринка, точно - с вальтами, - разгадала давнюю, мучившую ее загадку Оленька.

8.

Мороз провел огромным языком по шершавому небу, приоткрыл набухшие, как у вурдалака, веки.

Он лежал в плавках на собственной расстеленной диван-кровати, в ночной комнате горела настольная лампа и...
– с трудом он приподнял голову, - на краешке этой самой диван-кровати, спиной к нему, в одних трусиках, склонилась над книгой какая-то девица. Чудны дела твои, господи, - Марюська!

Напоминая о себе, он простонал и - рывком сел.

Ойкнув, Марюська отбросила книгу и схватилась за лежащий рядом халат:

– Не смотри!

"Стало быть, ничего не было", - констатировал Мороз.

Выполняя наказ, он отошел к "стенке", в которой у него было припасено с полбутылки коньяка, сделал пару крупных глотков. В голове воссияло, в желудок излилось блаженство.

– Фу! Все не так уж сумрачно вблизи. Удивительное все-таки изобретение человечества - коньяк. Второе после колеса... Можно, леди?
– укутанная в мужской халат Марюська забилась с ногами в кресло.
– Кажется, вчера я был недостаточно comme il faut. Интересно, каким краном меня сюда затащили?